Мэскью теперь исторгал кошмарные звуки. Нечто среднее между стонами и сдавленными криками. Можно было подумать, что он надеется на кого-то рядом, кто сможет прийти ему на выручку. Солнце встало, позолотив лучами окна дома на далекой западной оконечности полуострова Портленд. В лампе звякнуло. Это игла упала на ее дно.
Элзевир, пристально глянув на Мэскью, поднял пистолет, но прежде чем ему удалось прицелиться, я кинулся на него, как дикий кот, и с воплем: «Прекратите!» – вцепился ему в правую руку. Схватка, явно сулившая мне поражение. Хоть и достаточно уже взрослый и крепкий, я мало на что мог рассчитывать. Элзевир ведь был редкостно силен. Но возмущение придало моим рукам крепости, а Элзевир, не уверенный в собственной правоте, утратил решимость, и, пока он с некоторым усилием пытался высвободить руку, пистолет выстрелил в воздух.
Отпустив Элзевира, я позволил себе немного расслабиться, размышляя, как поступить дальше. Этот раунд порядком меня измотал, но я был доволен, видя, какое умиротворение принесла Мэскью даже, может быть, краткая отсрочка. Маска ужаса спала с его лица, и оно стало выглядеть почти прежним, едва пистолет выстрелил в воздух. В глазах возродилась жизнь. Он поднял их к вершине утеса, словно бы вознося благодарственную молитву небу за сохраненную жизнь.
Довольство мое собой, впрочем, длилось недолго. Еще не успело стихнуть эхо от пистолетного выстрела, как прохладный утренний воздух донес до нас новые звуки, пробудившие в полной мере мою настороженность. Послышались отдаленные крики мужских голосов. Я огляделся, пытаясь определить, где находятся эти люди. Элзевир, забыв отругать меня за то, что промазал по моей милости мимо цели, тоже начал оглядываться. Мэскью по-прежнему не отрывал взгляд от вершины утеса. Крики тем временем становились все громче. И наконец стало ясно: с вершины утеса они и доносятся. Мы с Элзевиром разом задрали головы. Прямо над нашими головами на фоне окрашенного в нежно-розовый цвет утреннего неба возникли черные силуэты, очень напоминавшие издали плоские фигурки, которые мама моя, вырезая из черной бумаги, развешивала над камином. Это были солдаты. В усилившемся свете я разглядел высокие красные форменные фуражки тринадцатого отряда. Солнечные лучи оплетали фигуры пришедших золотыми сетями и поблескивали на стволах их мушкетов.
Не зря, значит, я встревожился от рассказа Грейс. Мэскью с отрядом таможенников нам устроил засаду.
– Именем короля, сдавайтесь! – грянул с вершины один из них. – Вы арестованы!
– Похоже, нам крышка! – вскричал Элзевир. – Таможенников чересчур много. Но коли нам суждено сложить головы, эта подлая тварь отправится на тот свет прежде нас. – И, схватив разряженный пистолет за ствол, он направился к Мэскью с намерением размозжить ему рукоятью голову.
– Стреляйте! – истошно проверещал Мэскью таможенникам. – Стреляйте во имя дьявола или я – мертвец!
Вдоль черной линии силуэтов полыхнули вспышки, треск их ружей сокрушительным громом ударил нам по ушам, и «вжик-вжик-вжик», – засвистели в воздухе пули, «фр-р, фр-р, фр-р», – пронеслись они по траве. Мэскью, прежде чем Элзевир успел до него добраться, с громким стоном рухнул на землю. Посреди его лба зияла красная дыра.
– Прочь с площадки! Прижмись к утесу! Там им тебя не достать, – быстро скомандовал мне Элзевир, сам тоже бросившись к меловому откосу.
Колени мои вдруг подогнулись, и я упал на них, как бычок, подкошенный алебардой. Левую ногу пронзила жгучая боль.
Элзевир оглянулся:
– Тебя тоже зацепило?
Он с легкостью подхватил меня на руки, словно ребенка.
Новая вспышка. Пули со свистом ринулись в нашу сторону, врезаясь в дерн, но ни одна не достигла цели. Мы уже залегли, прижимаясь к утесу и едва дыша, но зато в безопасности.
Глава XПобег
Как страшно,
И кружится голова, едва глаза так низко опущу.
Нет, лучше прекращу смотреть,
А то мозги себе переверчу.
На какое-то время меловая скала стала для нас надежной защитой от врагов, хотя кое-кто из них и пытался пальнуть в нас сбоку. Цель, однако, была от них скрыта, и стреляли они наугад. Так что, пока они не спустились сюда, мы были в безопасности. С разряженным пистолетом в руках и лежащим от нас поблизости застреленным человеком.
– Джон, ты стоять-то можешь? – первым нарушил молчание Элзевир. – Кость не перебита?
– Стоять не могу, – ответил ему я. – У меня из ноги будто что-то ушло, чувствую только, как в ботинок мне кровь течет.
Элзевир, опустившись на колени, стянул вниз мой чулок, и, хотя лишь слегка шевельнул при этом пострадавшую ногу, меня пронзила боль. После выстрела рана как онемела, теперь чувствительность возвратилась с лихвой.
– Кровит несильно, однако кость сломана, – констатировал Элзевир. – Вправлять сейчас времени нет. Перетяну ногу платком, а пока это делаю, выслушай, в какое мы положение угодили и есть ли шанс выпутаться.
Я кивнул, кусая губы и скрывая по мере сил боль, которую вызвала у меня перевязка.
– Раньше чем через четверть часа солдатам до нас не дойти, – начал Элзевир. – Но потом они явятся, и вряд ли мы тогда сможем сохранить свободу и жизнь, особенно с этой падалью, что лежит подле нас, – ткнул он пальцем в сторону Мэскью. – Ну хоть рад, что не от моей руки он отправился к Высшему Судие. Словом, я благодарен тебе, что выстрел мой в воздух пришелся, и не вини себя больше. Мы можем, конечно, дождаться, пока они спустятся. О нескольких из них я, безусловно, позабочусь, прежде чем они меня уложат, но ты со своей перебитой ногой биться с ними не сможешь, а значит, они захватят тебя живым, и уготован будет тебе в Дорсетской тюрьме танец в воздухе с веревкой на шее.
Меня до того мучила боль, а еще сильнее сожаление о столь короткой жизни своей, которой вот-вот суждено оборваться либо под пулями, либо на виселице, что я мог лишь с горечью думать, мечтая, как славно бы для меня могло все сложиться, останься Мэскью по-прежнему жив, нога моя целой и находись я не здесь, а в «Почему бы и нет» или пусть даже в гостиной у тети Джейн, читающей вслух очередную проповедь доктора Шерлока.
Элзевир, уловив в моих вздохах отчаяние, внимательно посмотрел на меня.
– Прости, парень. Пожалуй, я чересчур сгустил краски. Есть еще один путь, и попытаться мы можем, – поспешил вселить он в меня капельку бодрости. – Будь у тебя порядок с ногой, я даже бы не раздумывал, но в твоем положении это, считай, безумство. Хотя, если не побоишься, все равно рискну. На одной оконечности этого уступа идет вниз конная тропа, а на другой, всего в ста ярдах от нашего с тобой укрытия, поднимается вверх овечья. Начало она берет в том месте, где он снова сравнивается со склоном, и прорезает его с резкими поворотами до самой вершины. Поэтому пастухи прозвали ее Зигзагом. Даже овцы часто с нее срываются, а из людей, насколько я знаю, только один-единственный смог пройти по ней. Контрабандист Джордан, которого в тот день, полстолетия назад, преследовала по пятам таможня. Тут требуется до предела напрячь и ноги, и голову. Раненой птице вроде тебя сейчас, возможно, и не под силу, но я готов попытать судьбу за двоих. Пронесу тебя часть пути. Но в самых узких местах, где двоим сразу не поместиться, придется тебе переползать на четвереньках. Больную ногу хоть волочить за собой-то сможешь?
План отчаянный, но я приветствовал этот, пусть зыбкий, но все же шанс на спасение, словно просветик лазурного неба средь черных туч.
– Да, дорогой мастер Элзевир, – произнес я. – Давайте так сделаем поскорее. И если умрем, то лучше сорвавшись на камни, чем дожидаться их здесь, чтобы они увели нас в тюрьму.
Я сделал попытку подняться, надеясь, что смогу хоть как-нибудь ковылять, но тут же со стоном вновь сел на землю. Элзевир, подхватив меня на руки, двинулся в путь. И пока он, прижимаясь к утесу, крался со мной на руках, я, глянув через его плечо, разглядел сквозь заросли Мэскью. Лицо его было обращено к утреннему небу, посреди лба зияла красная дырочка, и кровь, поднимаясь над ней, стекала на траву.
Подобное зрелище потрясло бы любого и, вероятно, лишило бы меня чувств, но, прежде чем я успел отдаться на волю своей впечатлительности, мы уже достигли оконечности выступа, и Элзевир в преддверии самого трудного опустил меня на землю. Задача, которую нам предстояло решить, повергла бы в малодушие даже самого храброго. Увидев Зигзаг, я сильно утратил решимость, и мне уже казалось предпочтительнее даже вернуться назад и оказаться в плену таможенного отряда, чем, ступив на сей жуткий путь, сверзиться вниз и разбиться о камни. Тропинка сперва как тропинка, она вскорости превращалась в подобие белой ниточки, метущейся под острыми углами из стороны в сторону футов на сто вверх по более темному, серо-белому, склону крутого утеса. Меня обдало мерзким запахом. Я огляделся. Неподалеку от нас лежал раздувшийся труп овцы.
– Н-да, – брезгливо поморщился Элзевир. – Бедная незадачливая скотина. Подвело ее равновесие.
Достаточно скверный знак. Я принялся умолять Элзевира оставить меня и идти одному, ведь надо мной-то, по юности моих лет, солдаты могут и сжалиться.
– Цыц! – шикнул сердито на меня он. – Стреножь свое сердце. Поздно теперь уже передумывать. Времени нет. У нас есть всего пятнадцать минут на победу или поражение. Сумеем за этот срок забраться на холм, отвоюем себе час форы, а то и больше. Пока они там еще выступ обыщут, да и Мэскью наверняка их задержит. Как им не попытаться возвратить к жизни такого славного человека. Ну а коли нам суждено упасть, то уж вместе. Их-то и при таком раскладе мы с носом оставим. Зажмурь-ка глаза покрепче и не открывай, пока я тебе не позволю.
И он вновь подхватил меня на руки, а я, крепко зажмурив глаза и мысленно упрекая себя за малодушие, мог отчасти гордиться лишь теми усилиями, благодаря которым мне удавалось скрывать от него невыносимую боль в ноге. Мгновение спустя я по звуку шагов Элзевира понял, что полосу травы он уже миновал и продвигается вверх по меловой тропе.