оминающее тростник и цветущее красным. Видимо, было оно каким-то редким, ибо ему отвели небольшую отдельную клумбу. На него-то я и смотрел пристально, не отдавая в этом себе отчета, ибо думал только о мистере Алдобранде и о цене, которую он предложит за наше сокровище. Десять тысяч фунтов? Пятьдесят тысяч? Сто тысяч?.. Вот наконец он заговорил. Я стремительно повернулся к нему.
– Сыновья мои и особенно ты, сын Джон, – начал он, глядя на меня. – Камень, который вы мне принесли, вовсе не камень. Это стекло, а вернее, как мы называем подобное, страз. Очень хороший, отмечу, страз, может быть, даже лучший из всех, которые я когда-либо видел. Именно потому-то мне показалось важным подвергнуть его столь тщательной проверке. Против точных химических тестов ведь ни одна подделка не устоит. Во-первых, он слишком легок для бриллианта, во-вторых, при трении об этот базанус или черный камень не оставляет белых следов и, в-третьих, при герменевтическом тесте, который производится с помощью данного очень дорогостоящего состава, – указал старик на бутылку с зеленоватой жидкостью, – субстанция не изменила цвет на мутно-оранжевый, как происходит при соприкосновении с подлинным бриллиантом, а осталась зеленовато-прозрачной.
Комната стала вертеться перед моими глазами, пока я слушал его, меня замутило, сердце ухнуло вниз. Надежды, столь долго мною лелеемые, превратились в прах. Мы рисковали жизнями из-за жалкого кусочка стекла. Славно же Черная Борода сумел поиздеваться над нами век спустя после своей кончины! Только что мы считали себя богачами, и вот превратились в беднейших отщепенцев. Разом рухнули все мечты. Ведь они были связаны с этим камнем, который оказался никчемной подделкой. Планы наши рассыпались словно карточный домик. Никогда нам теперь не вернуться в Мунфлит. Мы ведь без средств, которые нам позволили бы откупиться от прошлых прегрешений. И, главное, я никогда не смогу жениться на Грейс.
– Нет, сын Джон, – пропищал старик, заметив, как я расстроен. – Не убивайся так сильно. Хоть это и страз, но я же не говорю, что он ничего не стоит. Работа-то искуснейшая. Редко увидеть такую доводится. А потому предложу тебе за него десять крон серебром. Сумма совсем недурная для юноши-моряка. Другие торговцы в городе предложили бы меньше.
– Да пропади оно пропадом! – прокричал Элзевир, и я уловил в его голосе всю меру досады и горечи, которые он пытался усиленно скрыть. – Мы не серебряные кроны пришли сюда клянчить. Оставьте их у себя в кошельке, а эта сияющая подделка пусть отправляется к дьяволу. Нам только на пользу избавиться от нее. На ней ведь лежит проклятье.
И, схватив камень, он яростным жестом швырнул его в распахнутое окно.
– Дурак! Проклятый дурак! – взвившись на ноги, завизжал торговец бриллиантами. – Вы что, издеваться сюда надо мной явились? Я назначил вам цену за вещь! Десять крон серебром! А вы после этого ее выбросили словно мусор!
Я рванулся вперед в попытке схватить Элзевира за руку, но опоздал. Камень уже взмыл в воздух, сверкнул, отражая лучи заходящего солнца, и скрылся среди цветов в квадратном садике. Момента его падения я не видел, однако мне удалось проследить траекторию, по которой он устремился к земле, и мне показалось, глаза мои уловили краткий сияющий всполох в том месте, где он коснулся ее. Мгновенную вспышку света у стебля растения с красными цветами, которая тут же погасла. Обернувшись, я смог заметить, что маленький старичок смотрел в одну со мной сторону и, возможно, тоже увидел прощальный блеск камня.
– Вот вам и ваши десять крон! – воскликнул Элзевир. – Пойдем, парень.
Взяв меня за руку, он вышел из комнаты, и мы двинулись вниз по лестнице.
– Идите! И чтобы вам было пусто! – напутствовал нас мистер Алдобранд уже не столь пронзительным голосом, как когда Элзевир выбросил камень, а просто пискляво. – И чтобы вам было пусто! – вторично произнес он, словно выстреливая нам в спины, когда мы уже покинули комнату.
На лестнице нам повстречались двое слуг, которые молча нас пропустили, и мы беспрепятственно вышли на улицу.
Какое-то время ни Элзевир, ни я не произносили ни слова, а потом он сказал:
– Выше нос, парень. Сам ведь мне говорил, что на этой штуке проклятие. Теперь мы избавились от нее. Может, оно как раз хорошо и к счастью.
Я промолчал. Меня душила досада. Бриллиант оказался подделкой, и мне оставалось лишь горько сетовать, что ни одной из наших надежд не суждено сбыться. Теперь-то мне было ясно: легкость, с которой я посчитал, что на камне лежит проклятие, и даже вроде бы порывался избавиться от него, была лишь пустой игрой. Я мог себя тешить ей сколько угодно, пока драгоценность при нас. Теперь же, когда ее с нами не стало, я отчетливо осознал, что никогда бы себе не позволил ее утратить, и, появись у меня возможность снова ее обрести, рискнул бы любым проклятием.
По возвращении нас ждал ужин, но я к нему не притронулся и лишь мрачно взирал, как ест Элзевир, мысленно вновь и вновь прокручивая события этого вечера. Внезапно меня осенило:
– Элзевир! Какого же мы дурака сваляли! Камень наш не подделка! Он настоящий!
Элзевир, отложив вилку и ножик, внимательно посмотрел на меня, ожидая, что я скажу дальше. Казалось, слова мои удивили его гораздо меньше, чем можно было предположить.
Я напомнил ему, сколь хищной радостью, смешанной с удивлением, озарилось лицо торговца при первом взгляде на камень. Не убедительное ли доказательство, что он счел его настоящим? И какое он равнодушие напустил на себя потом явно в стремлении нас обмануть. Ну а допустим, тесты его действительно определили подделку. Почему же он так разгневался и всполошился, когда Элзевир выбросил камень в окно?
Все это я выпалил на одном дыхании и, пока набирал в легкие новую порцию воздуха, уже окончательно проникся уверенностью, что камень наш подлинный и Алдобранд нас надул.
– Скорее всего, ты прав, – ответил мне Элзевир, не выказав сколько-нибудь заметных эмоций. – Но что нам теперь поделать? Камень-то выброшен.
– Да, – подтвердил я. – Но мы можем вернуться и взять его. Я видел, куда он упал, и запомнил место.
– А ты не предполагаешь, что Алдобранд тоже видел? – спросил Элзевир.
Тут мне и вспомнилось, как старик-торговец, посмотрев туда же, куда и я, значительно сбавил тон, и вопли его перестали быть столь истошно-отчаянными, как в тот момент, когда Элзевир выбросил камень.
– Ну уж не знаю, – неуверенно произнес я. – Давайте вернемся туда и проверим. Он упал прямо у стебля красного цветка. Точно помню. И вы еще сомневаетесь? – уставился я на Элзевира, который воспринял мое сообщение с прежней сдержанностью. – Разве мы не пойдем за ним?
Элзевир, помолчав с минуту, принялся мне отвечать так тихо и медленно, словно взвешивал каждое слово:
– Камень наш, вероятно, и впрямь настоящий. Безумством было с моей стороны его выбросить. И все-таки, может, нам лучше без него? Ты ведь сам первый заговорил о проклятии. Тогда я лишь над тобой посмеялся. Страхи твои показались мне детскими сказками. А теперь вот и сам задумываюсь, не так ли все часом действительно обстоит? Сам посуди, с тех пор, как мы след этого бриллианта учуяли, удача от нас отвернулась. Сильно отвернулась. Из дома мы изгнаны. Скитаемся здесь, за множество миль от родных краев, нас разыскивают как беглых преступников. На наших руках теперь кровь. Кровь-то сама по себе не очень меня пугает. Много раз приходилось мне встречаться лицом к лицу со смертельной опасностью в честном бою, но никогда разящий удар не ложился на мою душу такой тяжестью, как конец тех двоих, хотя, я, можно сказать, и не был его причиной. Да, я правда всю свою жизнь занимался контрабандой, однако все знают, что никаких дурных дел за мной не водилось и беглым преступником считать меня несправедливо. И еще больше несправедливо, когда беглым преступником считают тебя. Не про́клятый ли этот камень тому виной? Вдруг он на самом деле способен разрушить жизнь каждого, кто на него польстился? Я, конечно, не мистер Гленни и не очень-то хорошо в подобных вещах разбираюсь, но разве не мог Черная Борода в злом настрое сделать так, чтобы сокровище стало бедствием для любого, кто решил нажиться на нем? Нам-то с тобой оно зачем? Деньги у меня есть. На все, что необходимо, их хватит. Заляжем втихую по эту сторону пролива. Ты здесь сможешь освоить какое-нибудь честное ремесло. А когда там успокоится, можем в Мунфлит вернуться. Так что оставь этот камень в покое, Джон. Нам, наверное, лучше оставить его в покое.
Говорил он предельно искренне, в конце своей речи взяв меня за руку и не сводя глаз с моего лица, но я изо всех сил увиливал от его взгляда. Доводы Элзевира были вполне резонны. Тем не менее, выслушав их и признав, что все сказанное им правильно, я продолжал упрямиться. Мне не хотелось оставлять бриллиант в покое. Да, я, конечно же, прекрасно помнил проповедь мистера Гленни, в которой он сравнивал жизненный путь человека с конфигурацией буквы «игрек». Каждый из нас, по его словам, может оказаться на перепутье, и ему будет необходимо выбрать, по какой из двух дорог идти дальше – узкой и крутой или пологой и широкой. И вот мне вдруг стало ясно, что я давно уже следую в поисках этого зловещего сокровища по широкой дороге. Мне внять бы совету своего мудрого старшего друга. Так ведь нет, я зашелся в мольбах, убеждая его, что необходимо вернуть бриллиант и на средства, вырученные от продажи, восстановить богадельни, хотя в глубине души совершенно не собирался их восстанавливать. И Элзевир, самый упрямый из всех мне известных людей, который обычно не принимал ничего, если это противоречило его собственным взглядам, из огромной привязанности ко мне сдался.
Вышли мы в путь уже после десяти вечера, намереваясь перелезть через ограду сада Алдобранда и заняться поиском камня. Я продвигался вперед стремительно и, заглушая сомнения, неумолчно болтал. Элзевир, чуть отстав от меня, отмалчивался, и по угрюмому его виду было легко понять, что действует он против собственной воли. Ближе к дому торговца я, впрочем, тоже умолк, и остаток пути провели мы в полном безмолвии, поглощенные каждый своими мыслями. Фасад Алдобрандова дома нам показалось самым разумным обогнуть, свернув с улицы в переулок, который, по нашим предположениям, шел по внешнюю сторону садовой стены. Людей попадалось мало даже на больших улицах, здесь же, пока мы крались, таясь под сенью высоких стен, вовсе не встретилось ни души. Расчет нас не обманул. По ту сторону одной из стен действительно находился тот самый садик, который я вечером видел с балкона.