С возрождением богаделен и церкви деревня воспряла. Старые дома перестроили, появились и новые. Все здесь теперь принадлежит нам с Грейс, кроме «Почему бы и нет». Таверна по-прежнему собственность герцогства. Она снова сдана, и люди, покинув «Чауз», вернулись в свое любимое старое доброе заведение, где любой спасенный с разбитого корабля или просто измотанный жизнью моряк найдет приют и пищу.
Богадельням с просторными светлыми комнатами и богатой библиотекой мы дали название «Дом милосердия Моунов». Первым его директором стал мистер Гленни, мастер Рэтси возглавил фонд пожертвований, и оба они там трудились умело и счастливо, пока, в уже очень преклонном возрасте, не оставили этот мир, упокоившись на солнечной стороне церкви, у той самой ее стены с выступом, возле которой я юношей застиг мастера Рэтси, когда он лежал на земле, к чему-то прислушиваясь, а рядом стоял Элзевир. Они спят здесь теперь под шум волн, мистер Гленни, Рэтси и Элзевир – самый преданный дорогой мой друг. На камне его надгробном выбито рукой Рэтси: «Нет любви сильнее, чем та, которая подвигает жизнь положить за друга», и текст этот сочинил мистер Гленни.
И напоследок несколько слов о нас. Дому поместья мы возвратили былую величественность. Он окружен ухоженными лужайками, и чудесны террасы его с балюстрадами. Мы видим оттуда летними вечерами тонкие струи дыма над лесом. Это жители деревни внизу готовят ужин. Отсюда же мы с женой наблюдали за маленькими Грейс, Джоном и нашим первенцем Элзевиром, когда отправлялись они порезвиться в лесах поместья. Ныне дочь наша выросла и прекрасна до такой степени, что нам лишь остается славить за нее небеса. Сыновья наши убыли послужить королю Георгу – один на море, другой на суше. Что до меня и Грейс, мы ни разу не покидали Мунфлит. Он обитель нашего счастья. Нам в нем так хорошо и радостно, что в иные края не тянет. Восход подбирается к нам золотой полосой на широкой гряде утесов, летние ночи шагают росой по лугам. Мы счастливы видеть, как по весне одеваются в зелень буки, а за ними простерлось вечное море. Вечное в повторяющихся своих изменениях. Я люблю за ним наблюдать, даже когда оно впадает в неистовство и, ворочая волнами гальку, ревет громче органных басов. Такими ночами ворочаюсь я в постели без сна и, может быть, куда искреннее остальных благодарю Бога, что мне не надо бороться за жизнь у мунфлитского берега. Несколько раз с поры своего возвращения я стоял там с веревкой, пытаясь спасти из прибоя очередных бедняг, но ни разу не посчастливилось мне увидеть ни одного, кто пробился бы к суше в шторм, подобный тому, из которого спас меня Элзевир.