– Но это тайны Винса. Могу сказать только, что он о ней заботился. Любовь – нелюбовь – все это человеческие игрушки, я в них уже давно не разбираюсь. Но отвечаю на твой вопрос: он отдавал кровь в обмен на то, чтобы я приглядывал за Вольфгангом.
Устойчивый образ моего отца слегка покачнулся. Мы с ним никогда не разговаривали, для меня он был своеобразным подкроватным монстром, которого я иногда видела, а в основном слышала. Мое впечатление складывалось о нем из слов Вольфганга, а Вольфганг ненавидел его. Я не подозревала, что наш отец, вечно пьяный и одинокий, был способен на заботу, что ему было не плевать на нас, а тем более на своего пасынка.
– Это… неожиданно, – выдавила я из себя, чувствуя укус на запястье.
Дрема наступила мгновенно, я блуждала между какими-то случайными воспоминаниями, связанными с домом. Мопед Вольфганга, кашлявший и кряхтевший, такой громкий, что я всегда закрывала уши, когда брат его заводил. Он разъезжал вокруг дома, пока я сидела на крыльце, злилась и мечтала, чтобы меня покатали. Нечеткий силуэт моего отца, в молодости высокого и статного, но со временем ставшего сгорбленным и жалким, с медвежьей походкой вразвалку. Я помнила его тень, как наблюдала за ним через щель в шкафу, где пряталась. Помнила, как стучало сердце и я боялась пошевелиться. Вольфганг закрывал мне рот рукой, чтобы я не вскрикнула. Затем он нас, конечно, нашел, и я не хотела вспоминать, что было после. Разве такой человек заслуживал прощения?
Когда он умер, мне было семь, и я даже не обратила внимания на это событие.
Все, что я ощутила, – облегчение. Теперь можно было ходить по нижним этажам и никого не бояться. Не нужно было прятаться, сидеть в чуланах и чего-то опасаться. Особняк стал для меня безопасен.
Кольт закончил свою трапезу, теперь он выглядел свежим и отдохнувшим, словно провел неделю в отпуске.
– Насчет мемориала: не воспринимай это всерьез, – сказал он мне уже в дверях. – Они просто хотят запугать тебя. Если бы им нужно было тебя убить, они бы уже это сделали.
– Звучит не слишком утешающе, – только и произнесла я, закрывая дверь.
– Ну наконец-то! – воскликнула я, пролистывая увесистый том по демонологии. – Ваалберит – демон второго порядка, один из великих сановников ада… скрепляет договоры между смертными. Договор между Урбеном Грандье… Фигня. Склоняет людей к богохульству, злословию, склоке, убийству и… – та-дам! – самоубийству. Наконец-то!
Голем, видимо, не понимая моей радости, все равно вскинул лапами в каком-то умилительном жесте. Все надеялся, что я его прощу.
– Да, только как его найти… Спросить у Асмодея? – рассуждала я вслух. – Нет, рискованно. Да и не хочу я видеть Асмодея лишний раз…
В историческом справочнике были примеры заключенных с ним договоров и способов призыва, но мы уже не в Средневековье. Стоило попробовать человеческий метод – порасспрашивать о нем в «Гекате». Я надеялась, что Ваалберит, которого я прежде и не видела толком, разъяснит мне правила Жатвы, а в лучшем случае я смогу с ним договориться о следующей жертве. Не знаю, чего он мог от меня потребовать, но всяко лучше, если он не убьет кого-то, близкого Уоррену.
Перспектива договариваться о жертве была жуткой. Кто я такая, чтобы выбирать, кому жить, а кому умереть? Но я утешала себя лишь тем, что пусть лучше это будет какая-нибудь старушка при смерти, чем учитель химии.
Я взвыла, думая, какая я сволочь, что могу так спокойно рассуждать о чужой смерти. Но разве у меня был выбор? Был. Бездействие. Но не факт, что оно обернется чем-нибудь хорошим.
– Я в «Гекату», – зачем-то оповестила я Голема, наматывая шарф на шею. Дворецкий призывно постучал по холодильнику. – А, ну хорошо, заеду за продуктами. Толку от тебя, если в магазин не можешь сходить.
Вытащила содержимое кошелька – негусто. Я и так залезла в банковские счета Лавстейнов, которые не особо радовали. На жизнь девочки-подростка хватало, но как только мне исполнится восемнадцать, надо будет с этим как-то разбираться. Основной заработок – аренда земли всяких мелких предприятий, но больше половины из них просрочены на два месяца.
Лучше было не тратиться на такси, тем более что сюда они просто не доезжали. Позвала Вольфганга – тишина. Набрать Хейзер и попросить подвезти? Нет. Лучше самой поехать в «Гекату». Так что выбор пал на велосипед и утомительную поездку до центра.
В «Гекате» было не протолкнуться. Охранник, слегка удивившись, впустил меня. Мне была не нужна ни магия, ни маскировка, хотя я знала, что мое появление в таком месте дурно скажется и на репутации, и на моей безопасности, но сегодня никому не было до меня дела. Было очень шумно, клуб пестрил запахами нечисти и выпивки.
Играл какой-то джаз-банд, тихо и ненавязчиво, только для создания фона и атмосферы. Все столики были заняты, клетки пустовали, казалось, сегодня все собрались здесь, чтобы посмотреть футбол, потому что периодически кто-то радостно вскрикивал.
Протолкнувшись через толпу к бармену, я ждала еще минут десять, чтобы он наконец добрался до меня, не прекращая делать коктейли.
– Я ищу Ваалберита! – крикнула я тритону. Он ткнул пальцем на сцену, которую я так и не могла увидеть из-за огромного количества народа. Я-то ожидала, что встреча опять пройдет в тихой и мирной лаундж-зоне. Какого черта тут было так много народа? Еще только понедельник.
Я едва протиснулась через толпу, чтобы увидеть, что происходило на сцене. К моему удивлению, все гости «Гекаты» размахивали какими-то бюллетенями.
Человеческий облик Ваалберита был… неприятным. Старый мужчина с ворохом седых волос и бородкой, лицо испещрено морщинами, пальто помято. Он улыбался как слабоумный, находясь в свете софитов. На его фоне стоявший рядом Трикстер выглядел как никогда выигрышно.
– Уважаемый Ваалберит, великий архивариус ада, скажите: каково это было – убить человека?
Зал радостно заулюлюкал. Трикстер лучился довольством.
– О! О! Это было прекрасно! Прекрасно, как в старые добрые, еще до этого Авеля…
Теперь гости протянули злобное «у-у-у», стоило Ваалбериту упомянуть Авеля Лавстейна, устроившего здесь инквизицию несколько столетий назад.
– Уважаемый, смертоносный, невероятный Ваалберит, удостоите ли вы нас честью достать первый номер?
Счастливый Ваалберит закивал головой и чуть не захлопал в ладоши. Суккуб, виляя бедрами, вышла на сцену, протягивая мерзкому демону огромный цилиндр. Костлявая рука с длинными потемневшими ногтями вытащила небольшой шарик, который тут же перехватил ведущий сего балагана.
– Номер двадцать один! – выкрикнул Трикстер. – Никакого мошенничества, тут правда так написано! – Он подбросил белый шарик, поймал его другой рукой, перевернул и изобразил удивление. – Или двенадцать?
Кто-то покатился со смеху, другие гневно закричали. Все это напоминало какую-то лотерею. Какова вероятность, что в главном демоническом клубе по понедельникам играют в бинго, как в каком-нибудь доме престарелых, да еще с такой радостью?
– Извините, – я обратилась к одному из колдунов, – а что происходит?
Мужчина закатил глаза, цокнул, но ничего отвечать не пожелал.
Мне ничего не оставалось, как дождаться конца розыгрыша и попытаться связаться с Трикстером или Ваалберитом, чтобы все разузнать.
– Лавстейн, – прошипели на ухо, – ты здесь что делаешь?
Дин развернула меня к себе, я прижала палец к губам, намекая, что лишнее внимание мне тут ни к чему.
– Какого черта ты в «Гекате»?
– А ты здесь что делаешь? – невинно поинтересовалась я.
Дин скрестила руки на груди и выжидающе на меня посмотрела.
– А, точно! Твой нелегальный бизнес. Не боишься, что эльфы узнают? – догадалась я.
Дин взяла меня под локоть и повела к одной из закрытых ВИП-лож.
– Сегодня я здесь как представитель Комитета и заинтересованное лицо. – Она с силой впихнула меня за один из столиков, закрыла штору, и стало на удивление тихо. Какое-то колдовство, видимо.
– Заинтересованное в чем?
Дин глубоко вздохнула. Честно говоря, я была удивлена, что она вообще разговаривала со мной. В нашу последнюю встречу она не хотела и взгляд на меня бросить.
– Это розыгрыш Жатвы.
– Розыгрыш?
– Тот, у кого совпадут все цифры на лотерейном билете, сможет безнаказанно убить человека.
Это какой-то фарс. Нет, не может быть. Это было чрезвычайно жестоко. Играла музыка, нечисть пила и ждала победителя. Какая-то ерунда.
– В «Исповеди и исследованиях» Лавстейна сказано насчет этой традиции довольно верно, – заговорила Дин.
– Вы серьезно? Какие-то шарики определят, кто убьет следующего человека?
Дин кивнула.
– А как вы определяете, кто умрет? По спичкам? Генератором случайных чисел?
– Это решает победитель. Но не без совета Трикстера, конечно.
– Да вы все свихнулись?! – я даже вскочила с места.
– Ивейн, это древний мир, здесь много традиций, – продолжила она, – тем более что он уступил это право…
– Нет! Это безумство! Это неразумно и жестоко! Делать из этого лотерею, какой-то праздник?! – я собиралась уже уйти, но Дин с силой посадила меня на место и посмотрела так, что я поняла: лучше мне не двигаться.
– Тысяча семьсот второй год. Нашествие инквизиции. Нас убивают толпами, сжигают вместе с церквями, вонзают колья в сердце и бросают серебряный порошок в лицо. Твой предок сдал нас, надеялся привести Мун-сайд к Богу. Знаешь, что делали мы после каждого убийства? Считали. Один к трем. Убьешь кого-то из нас – погибнут трое ваших. Мы их предупреждали, говорили, что расплата придет, таков закон. Но они продолжали убивать. Знаешь, сколько было похорон? Весь город в костях! С того момента Жатву так празднуют, затупляют боль наслаждением от мести, алкоголем и музыкой. Мы поминаем справедливость.
– Один к трем – это несправедливо.
– Вы, люди, размножаетесь, у вас преимущество. Рождаются только ведьмы, демоны – редко, про вампиров и оборотней объяснять не надо. Ты взрослая девочка, Лавстейн, пораскинь мозгами и пойми наконец суть Жатвы. Наши убийства обусловлены законом, ваши – вами.