Послышались знакомые нотки настоящего Трикстера. Видимо, я пришла не зря.
– Хочешь застрять в этом городе? Действительно желаешь управлять им? – Он нагнулся ко мне. – Или хочешь, чтобы Кави погладил тебя по головке и сказал, какая ты молодец?
Я ошарашенно смотрела на него. Это было грубо, неэтично. Я не хотела признаваться в мелочности своих мотивов, но я действительно ждала момента, когда смогу все ему рассказать, я смаковала его воображаемую реакцию.
Я не лучше вампиров, которые были готовы на все ради лишней капли крови: мелочная, жалкая, ребенок с дефицитом внимания…
– Думаю, это то, с чем нам нужно бороться: одержимость образом «отца».
Одержимость. Отлично сказано. Более подходящего слова и не придумаешь. Информацию, касающуюся тебя, всегда воспринимаешь острее. Я чувствовала моральное истощение и одновременно необходимость осознать сказанное.
– Не надо меня ломать. – Это прозвучало как мольба. Фраза сама соскочила с губ, превращаясь в усмешку на лице Трикстера.
– Мы только начали.
Уоррен съел уже четыре протеиновых батончика, запив банкой «ред булла». Селена наблюдала за ним сначала с удивлением, затем со скукой, изредка принося ему новые учебники из домашней библиотеки.
– Куда такая спешка? – спросила она, глядя, как он остервенело переписывает целый абзац ментальных заклинаний. – Ты все равно не сможешь это использовать.
– Я хочу изучать, – скороговоркой сказал он, рукой пытаясь нащупать на столе что-то съестное. Селена подкладывала ему то домашнее печенье, то куски пирогов или какие-нибудь чипсы. Уоррен ел без явного удовольствия, будто пытался просто заполнить чем-то рот. – Хочу запомнить все это.
– Ты ищешь способ расколдовать Кави?
– Надо как-то вернуть ему память.
Селена тяжело вздохнула и присела с ним рядом. В уютной кухне семьи Хиллс было тихо. Отец и мать отлучились по делам, Томас еще не вернулся из школы. В последнее время он вел себя не менее странно, чем ее парень, но тут она хотя бы знала, с чем это было связано.
– Уоррен, – она осторожно коснулась его худого запястья, – в традиционной магии нет ни заклинаний, ни обрядов, ни зелий, способных придумать человеку новую личность.
Уоррен наконец отвлекся от книг и недоумевающе посмотрел в ее глаза, кажется, в первый раз за день.
– Может, какая-то комбинация, я почти понял принцип работы…
– Этого нет ни в вуду, ни в шаманизме, ни в салемсизме…
– А если это Вестфилды? Они же могут сочетать и то и другое.
– Можно стереть память, но не полностью, тем более у демона такой мощи, как Кави. Создать другую личность невозможно, поверь.
Руки Уоррена безвольно упали вдоль тела.
– Что это может быть тогда? Не мог же он все это время притворяться?
Селена сочувствующе качнула головой.
– Не знаю, – солгала она. – А если бы и знала, то вряд ли могла бы сказать. Подобная магия строго секретна, потому что, узнай о ней Комитет, нас бы ограничили.
– Да-да. – Уоррен схватил еще один справочник по магическому праву со списками ограничений на сверхъестественные силы. Некоторые заклинания были строго под запретом, другие требовали оформления специальных запросов, которые рассматривались Комитетом в течение четырех-пяти дней. Это казалось до ужаса абсурдным. – Ты абсолютно права, – пробубнил он.
Селена тяжело вздохнула, понимая, что он снова утонул в своих учебниках и размышлениях.
Он стал уделять ей все меньше и меньше внимания. После случая с хижиной Уоррен резко похудел, побледнел, стал отрешенным и словно еще более маниакальным. Он почти забросил учебу, но у учителей оставался на хорошем счету.
Она думала, что это из-за смерти мистера Хиггса. Уоррен обожал химию. Он был любимчиком учителя, они могли долго обсуждать какую-то задротскую ерунду после уроков. Уоррен всегда глупо улыбался, рассказывая о нем.
Но на похороны он не явился. Они даже это не обсуждали. И, когда Селена с остальными подошла к «Доктрине», чтобы попрощаться, она удивилась, не заметив Уоррена. Возможно, для него это было чересчур и он предпочел остаться дома.
– Многие ошибочно полагают, что источник Мун-сайда – союз ифрита и адепта, – процитировал Уоррен. – Все-таки энергетическое оснащение Мунсайда до XIX века – вера: в мифологическое, инфернальное и фантазийное, выросшее на архаическом сознании. Человек эволюционирует, и научный прогресс преобразует мифы в культурные атавизмы, делая их номинальными. Вполне вероятно, что наше будущее – не человек разумный, а человек неверующий. Что ожидает Мунсайд в таком случае?
Уоррен прочистил горло и продолжил чтение, переходя на шепот:
– Вполне вероятно, что с Мунсайдом это и происходит. Вера в XVII веке была основным творящим компонентом. Новых высших демонов, имеющих имя и особое мифологическое закрепленное инфополе, не появлялось с 1713 года, в то время как оборотни, вампиры, маги и призраки множились. Эльфы, к сожалению, – до сих пор очень герметичная группа, не поддающаяся исследованию. Известно, что облик демонов менялся с течением времени, становясь более человечным. Они лишились рогов, красной кожи и прочих уродств, приписанных геральдикой, но способны проявлять исконную мифологическую натуру в стрессовой ситуации. Пример – мертвый Люцифер, погибший… – Уоррен сбился, нахмурил брови и принялся что-то чертить.
– Напоминаю, что Корнелиус был чокнутым, – тихо сказала Селена.
– Такое бывает с гениями, – лениво отмахнулся Уоррен, продолжая что-то чертить. Он лихорадочно убрал волосы с лица и уставился на Селену. – Получается, что энергия Мунсайда – вера, которой почти нет, и союз Ивейн и Кави?
Селена с сомнением кивнула, не понимая, к чему он клонит.
– Демоны менялись столетиями, видимо, слабели, по крайней мере внешне. Но оборотни, маги, вампиры… они все размножаются. Разными путями, но… а вот демоны, высшие демоны, не появляются…
– Уоррен! – не выдержала Селена. – Я не понимаю! Ты можешь объяснить нормально?
– Я, кажется, понял, кому выгодно убрать Ивейн и Кави.
После таких «сеансов» нужно отлеживаться в горячей ванне или напиваться вусмерть. Черт, второе как раз в духе братца. Была вероятность, что я когда-нибудь избавлюсь от панического страха стать его копией, что скоро побоюсь носить черный цвет или общаться с… инкубом? Да, супер! Пока я точно шла по его стопам.
Включив телефон, я увидела два пропущенных звонка от Уоррена и три – от Дин. Последнее настораживало больше, но оба предвещали проблемы, которые я впервые встречала с радостью. Хорошо бы забыться, но желательно без нервных срывов и посланий, написанных кровью.
Я застыла прямо на пешеходном переходе, пытаясь решить, кому звонить первому. Кто-то раздраженно сигналил, но я даже не обратила внимания.
Дин снова позвонила, я с сомнением ответила на звонок.
– Тут жесть! Просто жесть, – сразу заговорила она. – Тиам в истерике, требует тебя, дуй в лес!
– Что? – выпалила я, показывая средний палец водителю и быстро шагая на красный свет. – Что случилось?
– Одна из зверушек померла! – кто-то возмущенно закричал на фоне.
– Какая зверушка?
Голос в трубке оповестил о второй линии. Это был Уоррен. Неудивительно.
– Ивейн! – закричал он. – Я понял, кому выгодно стереть память Кави.
– Притормози.
– У меня есть теория… А? Да. Я все расскажу. Где ты? Я подъеду.
– Едем в лес, сейчас.
Уоррен надолго замолчал.
– Ты уверена, что мне можно в лес?
– Конечно. Ты же со мной.
Я внутренне скривилась от этой фразы. Чувствовала себя каким-то Индианой Джонсом.
Бросив трубку, я стала искать деньги на такси в рюкзаке. Я едва набрала нужную сумму, но автобусы и близко не подъезжали к заповеднику. Такси на улице не нашлось, пришлось заказывать по телефону.
Водитель попался тихий и неразговорчивый, но, когда услышал, куда я еду, приподнял брови и спросил:
– А разве в заповедник можно попасть просто так, без пропуска?
– Мне – можно, – сказала я, словно какой-то брутальный персонаж из фильма.
Таксист саркастично хмыкнул и больше на меня внимания не обращал.
Добравшись до одного из входов, я легко прошла мимо сторожевой будки, откуда на меня злобно поглядывал лесник-ликантроп. Уоррена остановили прямо у шлагбаума и пускать не хотели, пока я не вмешалась. Какой-то юный волчонок вызвался нас проводить к Дин, забавно ориентируясь по запаху, словно ищейка. Мы шли в нескольких шагах от него, тихо переговариваясь и зная, что, скорее всего, он нас слышит. У оборотней даже не в полнолуние обостренные органы чувств. Они пищу со специями не могут есть!
– И что ты нашел?
Уоррен пугливо оглядывался. Даже при утреннем свете заповедник все равно оставался жутким, притом что человек не мог видеть всех мифических тварей, затаившихся здесь, – лишь намеки на их присутствие. Следы на голой земле, появляющиеся прямо на глазах, сломанные ветки, какие-то странные звуки. Именно поэтому для людей заповедник был закрыт, а не только из-за эльфийских замашек.
– Во-первых, Селена сказала, что ни одна магия не может уничтожить воспоминания, создав при этом новую личность. Даже Вестфилды на это неспособны.
Стоило проконсультироваться с Карминой Далией по этому вопросу.
– А демоны?
– Тоже вряд ли.
– И что ты хочешь сказать?
– Что, возможно, в Мунсайде есть еще кто-то, способный на это, о ком мы не знаем.
Я язвительно усмехнулась, лишь бы прикрыть страх.
– Не может спустя столетия появиться кто-то новенький. Это абсурд!
– Он мог и не появиться, а уже давно быть здесь. Это раз. Два: Корнелиус говорил, что демонов породила человеческая вера.
– Но в демонов мало кто верит сейчас, даже верующие от этого отошли. Им легче верить в ангелов, чем в демонов.
– А если… Если мы все равно верим в кого-то? Если изначальная магия Мунсайда, которая породила всю нечисть, еще есть?