В этот раз на ступенях никого не было. Кави облегченно вздохнул, затем приоткрыл дверь и вошел, держа на руках небольшого, но довольно пухлого щенка неясной породы с бантом на шее. Он огляделся, думая, куда спрятать его до утра. Щенок, напоминающий лабрадора, заснул и не издавал лишних звуков. Со стороны кухни послышались шаги, но совсем не похожие на тихое шарканье детских ножек Ивейн. В коридор вышел Вольфганг.
Нескладный угрюмый подросток с отросшей белесой челкой молча уставился на Кави, затем скептически оглядел собаку.
– Вольфи, – Кави выпрямился и выдавил из себя неловкую улыбку, – ты почему не спишь?
Тот иронично хмыкнул и ответил как обычно:
– Ты мне не отец.
Кави тяжело вздохнул. Любая попытка разговорить его обрывалась этой репликой.
– Винсент тебе тоже не отец. – Он попытался сказать это мягко, но Вольфганг насупился, кулаки у него сжались. – Я не хочу ссориться с тобой. Ты брат Ивейн, я уважаю и принимаю тебя.
Вольфганг только качнул головой, давая понять, что не верит ни единому его слову.
– Может, ты и дурил всех Лавстейнов на протяжении столетий, но я не Лавстейн.
Кави немного напрягся и еще раз взглянул на мальчика, пытаясь разглядеть в нем что-то новое.
– Знаю, – только и шепнул Вольфганг, – зачем ты все это делаешь. Подарки, игры, воспитание.
Может, Вольфгангу и показалось, но с глазами Кави что-то произошло. Они не блеснули, они будто вспыхнули на секунду как спичка.
– Но, в отличие от тебя, я не хочу разбивать Ивейн сердце. Я ничего не скажу.
Кави кивнул ему, выражая благодарность. Небо постепенно розовело, вот-вот появится и солнце.
– Подари ей в корзинке за завтраком. Оставь прямо на столе, – посоветовал Вольфганг и двинулся в сторону лестницы. – Она будет визжать от восторга.
Я взвизгнула, скорее, от ужаса. Пес подбежал ко мне, виляя чем-то наподобие хвоста и радостно разинув пасть. Он узнал меня? Спустя столько лет?
Он не изменился. Та же морда ротвейлера, задорные карие глаза, золотистый цвет шерсти. Даже не вырос. Он был таким же, как и в нашу последнюю встречу, за одним исключением: теперь он был зомби.
Выглядело это немного жутко, хотя внешне практически незаметно. Только кое-где голые участки тела. Но запах гниения чувствовался. Он походил на ожившее чучело. Пес скакал возле меня, ожидая ласки. Он всегда так делал, когда я возвращалась домой. Я застыла от ужаса и шока. Сколько лет прошло? Ему сейчас должно было быть лет восемь. Это уже престарелый возраст, а на вид он только недавно вылез из щенков.
– Полли? – спросила я охрипшим голосом, медленно протягивая ему ладонь. Зачем я спросила это? Будто собака могла мне ответить. Полли уткнулся сухим носом мне в руку, я провела по его голове. С недоумением посмотрела на золотые волоски, оставшиеся у меня между пальцев.
– Лучше его н-не трогать, – произнес кто-то довольно уверенным для заики тоном. Оглядевшись, я встретилась взглядом с высоким худым блондином и его отчаянно-грустными глазами. Только через минуту я поняла, кто это был. Тот самый некромант. – И сейчас его зовут Пекрю. И-имя…
– Собачки из Тристана и Изольды, – перебила я, потому что от дефектной речи всегда веет неловкостью и лишней жалостью. – Тристан подарил ее Изольде, потому что Пекрю мог впитывать грусть. А Изольда сказала, коль Тристан страдает, то и я буду страдать. И отдала собачку.
Некромант улыбнулся, но совсем печально. Кажется, имя он выбрал неслучайно. Полли-Пекрю продолжал носиться и просить ласки. Мой бывший питомец, которого я обожала до девчачьего визга, вызывал одновременно и радость, и ужас. Многие хотели бы вернуть своих умерших питомцев, но не в таком виде.
– Меня зовут Седрик Горц.
– Победитель Жатвы, я знаю. – Я не могла отвести взгляд от счастливого пса, пытаясь принять тот факт, что он еще относительно жив и частично цел. – Чем обязана?
Седрик пожал плечами.
– Мне передали, что ты, скорее всего, п-попытаешься найти меня…
– И облегчил мне задачу. Ну спасибо. – Я сделала глубокий вдох. – Откуда он у тебя? Только, пожалуйста, ответь честно.
Седрик тихо свистнул, и Полли-Пекрю послушно побежал к нему.
– Его сбила машина, и я решил помочь.
Моя собака и чужой хозяин. У них был даже одинаковый цвет волос.
– Мои недоброжелатели оставили послание, написанное кровью Полли. Это был ты?
– При ож-живлении кровь выкачивается.
– И куда ты ее дел? – Прозвучало грубо. Седрик, кажется, даже немного оскорбился.
– Заклинания с кровью самые опасные, я бережно храню ее…
– Но…
– Но ее взяла Лено-о-ор.
Отлично. Дело стало еще запутаннее.
– Она часто так делает, но я не придавал значения.
– И много у тебя крови?
Седрик потупил взгляд. Кажется, много.
– Ты в курсе, что торговля кровью считается незаконной и за этим последует наказание?
Они называли это «обесточить»: лишить магических прав и сил, если это касается магической касты. Вампирам и оборотням было уготовано что-то другое: нечто смертельное.
Седрик кивнул, сам напоминая побитую собаку.
– Кровь – это п-память. Мертвецам н-нужна память.
– Собачья? – саркастично спросила я.
– Э-это сложный процесс.
Только я порадовалась, что у меня появился шанс разобраться во всех интригах, как теперь… зомби, которая, возможно, оставляет мне послания. Из всего Комитета она казалась мне самой безобидной. Эти мысли нужно было отложить на вечер: разложить все по полочкам, начертить схемы и провести красные нити, как это делали в детективах. Сейчас у меня была другая задача.
– Жатва, сколько ты хочешь? Что тебе надо?
Седрик сглотнул. Он знал ответ, но боялся его озвучить.
– Твое тело, – произнес он очень тихо.
– Что?! – переспросила я. – Тебя посадят: я несовершеннолетняя.
Ситуация была до абсурда комичная. Седрик густо покраснел, замотав головой.
– Твое мертвое тело. Когда будешь умирать, завещаешь его мне.
Внутри что-то оборвалось. Никто не хотел, чтобы ему лишний раз напоминали о смерти, но меня больше напугало, с какой уверенностью он это просил, будто что-то знал.
– Я-я не с-собираюсь тебя убивать. Просто, когда придет твое время, завещай его мне.
– Лавстейны не восстают из мертвых, ты не знаешь? В нашем роду ни одного призрака, ни одного зомби… Это прописано в договоре.
– Ты не б-будешь зомби.
Я вопросительно наклонила голову. Несуразный разговор.
– А кем я буду?
Седрик сделал глубокий вдох и выдохнул, надув щеки, будто весь вечер таскал тяжести. Я хотела его поторопить, но продолжала ждать, медленно закипая раздражением.
– Я использую его только как оболочку.
– Значит, кто-то будет разгуливать в моем теле после моей смерти?
Он кивнул.
Я даже отшатнулась, уперев руки в бока и глядя на запущенный газон нашего особняка.
– И я выбираю жертву Жатвы?
Седрик кивнул.
– А если отказываюсь?
– Я беру его мать. У вас схожая к-комплекция.
К горлу подкатил рвотный комок. Как тесно плела свои нити судьба. Стоило мне только поумиляться матери Уоррена, как я узнала, что она может умереть. Не выжидал ли Седрик именно этого момента?
– Ты блефуешь, – попыталась возразить я. – Ты не заберешь у мальчишки мать.
Седрик ухмыльнулся и пожал плечами, как бы говоря, мол, кто знает. Он не выглядел монстром, но у некромантов издавна не все в порядке с головой, потому что понятия конечности для них не существовало, не говоря уже о том, что они не верили и в загробную жизнь, а уж тем более в чей-то суд. Они осквернили самое святое, что было в человеческой жизни, – смерть. Был ли этот грустный мужчина, у чьих ног примостился мой любимый пес, действительно сородичем некромантов во всех смыслах?
На кону стояло слишком многое. Лучше не хитрить и не елозить. Более того, после смерти мое тело мне вряд ли понадобится. Да, похоронить меня не смогут. Да, Каспий, Хейзер, Вольфганг, Уоррен и Кави будут видеть мою оболочку. Но где гарантия, что некромант сам не помрет раньше меня? Я надеялась на это, хотя не верила в долгую жизнь, а Седрик был старше меня примерно вдвое.
– По рукам. Но мы узаконим это на бумаге, юридически и магически. – Я ткнула в него пальцем. – Если смерть будет насильственная, тело тебе не достанется, если же своим чередом, то ладно. Но жертву Жатвы выбираю я.
Седрик согласился.
Ладно. Это всего лишь вторая Жатва, впереди еще третья. Все зависело от победителя лотереи.
Мы скрепили с Седриком руки. Потом он незаметно вытер свою о брюки, надеясь, что я не обращу внимания. В этом жесте читалась брезгливость.
Мы разошлись, договорившись встретиться у юриста на следующей неделе. Мобильного телефона у Седрика не было, он дал мне свой адрес. На прощание сказал, что не может вернуть мне собаку, но будет не против, если я изредка буду с ней гулять. Предложение меня не заинтересовало. Пес больше не был моим Полли, как и я не была маленькой девочкой.
Что я имела в остатке? Спасенная жизнь матери Уоррена, о которой он не должен был узнать. Отданное тело некроманту – не самая большая потеря в моей жизни, но примириться с ней я вряд ли когда-нибудь смогла бы. Но главное – закон обратной лестницы и Ленор. Мы знали мотив и подозреваемых. Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки, и у меня была хотя бы одна зацепка.
У двери стояла огромная коробка, подписанная моим именем. Я даже испугалась, думая, что спугнула удачу. Но там оказались мои вещи с мемориала. Я приняла их с не свойственным мне спокойствием, лишь единожды дрогнув, припоминая свою истерику.
Я разложила все прямо в коридоре, у лестницы, понимая, что деть мне их некуда. Детские воспоминания, связанные с каждой потрепанной игрушкой, безделушкой, платьицем или фотографией, оказались осквернены. Теперь я смотрела на них с неприязнью, думая, куда мне их спрятать. Наверное, на чердак.
Но кое-что меня действительно поразило, даже испугало. Я не приметила их в общей куче у мельницы. Три книжки из десятка других были перевязаны черной похоронной лентой: Библия, «Алиса в Стране чудес» и «Ивейн, или Рыцарь со львом».