Ивейн в ответ только фыркнула и неуютно заерзала в кресле.
Полли лаял где-то на заднем дворе. Наверное, сцапал какую-нибудь пикси или чуть не загрыз гнома.
– И-и-ив, – досаждал ей Вольфганг, – пойдем на пляж!
Она удивленно подняла голову, пару раз моргнула, глядя на ухмылку брата. Шутка или издевка?
– Погода классная, будни, людей будет мало. А? Ну, пойдем? Может, мермаидок встретим…
– Или нарвалов.
Бедная Ивейн не знала, что нарвал – никакая не магическая зверушка, а вполне существующая китообразная тварь с длиннющим рогом, обитающая где-то на севере. Для Ивейн это морской единорог и, следовательно, житель Мунсайда.
– Или нарвалов, – вздохнул Вольфганг. – Идем?
Она задумчиво покачала головой.
– Ладно, уговорил. А на мопеде прокатишь?
– Прокачу, – засмеялся он. – Давай, сопля, бегом.
Конечно, Ивейн заподозрила что-то неладное. Старший брат редко брал ее с собой, а уж тем более куда-то звал. Но после смерти отца это происходило все чаще и чаще, как и вспышки гнева.
Когда-то она им восторгалась, но после пары грубых отказов, которые сильно обидели ее, Вольфганг стал просто надоедливым старшим братом, от которого можно было ожидать любой колкости. Но не сегодня. Сегодня он был сама любезность и очарование, хотя без злобных шуток не обошлось. Прокатил на мопеде, столкнул ее в воду, выловил ей медузу (не русалка, конечно, но тоже ничего), даже угостил мороженым. Ивейн была почти счастлива, абсолютно забыв об основных направлениях в магических практиках, о задании и своем ифрите в том числе.
Возвращаясь домой, Вольфганг недовольно уставился на зажженное окно на верхнем этаже. Лицо его вмиг стало озлобленным.
– Вернулся, – радостно шепнула Ивейн, пряча липкую от мороженого ладонь за спину.
Вольфганг негромко с обиды рыкнул, резко присел на карточки и схватил ее за плечи, уставившись на нее серьезно и внимательно.
– Вольфганг… – хотела возмутиться она, но брат шикнул.
– Ив, слушай, наша мама постоянно повторяла одну и ту же фразу, когда познакомилась с твоим папой. Запомни ее, хорошо? Пожалуйста, запомни.
– Ладно-ладно… – Все это ей очень не нравилось.
– Ив! Это важно!
– Да я поняла! Что за фраза-то?
Он сделал глубокий вдох и еще несколько секунд сверлил сестру внимательным и чуть безумным взглядом, пока не произнес тихо, но отчетливо:
– Если долго всматриваться в бездну, бездна начнет всматриваться в тебя.
– Бред какой-то, Вольфи! – Она постаралась вырваться, но брат потряс ее за плечи.
– Запомни ее, Ив, – прошипел он, до боли сжимая детские ручки. – Это единственное, что я могу тебе сейчас дать. Бездна. Начнет. Всматриваться. В. Тебя.
Это было последнее, что он ей сказал, прежде чем покинуть Мунсайд навсегда.
Бездна всматривалась в меня.
Ее взгляд был осязаем. Ее взгляд – перманентная боль, с которой свыкаешься, без которой существование уже немыслимо. Бездна смотрела молча, без осуждения, без желания, она смотрела хладнокровно и фатально, она была равнодушна, губительна.
Бездна всматривалась в меня.
Я варилась в том, что обычно прячут от обычных детей. Монстры, демоны на гравюрах, чудовища. Кровавые жертвоприношения вместо изучения азбуки и алфавита. Мои монстры не прятались под кроватью – мои монстры укладывали меня спать. Все это казалось нормальным. Чернокнижники, проклятья, адские отродья, я не знала другой жизни, не знала, насколько сильно это отравляло меня. Детский ночной кошмар – мои будни. Подкроватные монстры – мои друзья. Или не друзья. Я запуталась.
Мои мысли звучали глухо и тупо, они были лишь прахом чего-то некогда живого. Вся моя семья была мертва. И я сама.
Лавстейны не возвращаются. Лишь портреты, дневники да летописи, мертвые истории. Мы стали такими по случайности, потому что были жертвой обмана, потому что человек услышал сказку, рассказанную матерью, и рискнул поверить ей. Мы были лишь слугами, упивавшимися мнимой властью и не замечавшими мракобесия. Смириться и нести свой гибельный аристократический титул потому, что от этого зависела жизнь тридцати тысяч человек.
Возможно, все было сделано с умыслом. Убить во мне любую волю, любое желание. Никакой я не герой, никакой я не правитель, а просто сиротка, которая бегала за тем, от кого стоило бежать. Наивная девочка, воспитанная на страшных сказках и упорно верящая, что чудовища не менее человечны, чем люди. По факту все равны: и люди, и монстры. Все они одинаково ужасны. Я уже давно не видела разницы.
Ад пустовал. Все бесы были здесь, в маленьком портовом городке на краю страны. И всем должна была заправлять маленькая девочка. Как я могла поверить в это хоть на секунду?
На появление Каспия не обратила внимания. Его слова несли в себе такой же смысл, как и скрип половиц: лишь звук, ничего важного.
Я никогда не любила в детстве сказки о том, как принц целовал принцессу и чары падали. Сейчас произошло с точностью до наоборот. Принц поцеловал принцессу и наложил на нее чары. В пустоте моей головы появилась острая жажда, подаренная демонической похотью. Впервые за долгое время мне чего-то захотелось: теплого, живого, настоящего. Мои руки начали трястись, из глаз полились слезы, и я старалась не думать о том, что Каспий целовал меня, потому что только это могло привести меня в чувство. Спасибо инкубам и их магии.
– Ив, Ив! – Он легко потряс меня за плечи и убрал волосы за ухо. Я глупо тянулась к нему, но понимала, что продолжения не будет. Он улыбнулся в знак извинения и погладил по плечам с сожалением. Я впервые задумалась о том, как ужасно выглядела. Не мылась несколько дней, ходила в каких-то лохмотьях.
Я едва сдержала слезы и потупила взгляд.
– Спасибо. – Наверное, это единственное, что я могла сказать. – Ты единственный, кто…
Он прижал меня к себе, ожидая, что я разревусь. Но ничего не вышло. У меня не было на это сил. Слезы текли и текли из глаз.
– Давай уедем, – лихорадочно шептала я. – Давай? Бросим все и уедем.
– Не получится, – просто ответил он.
– Пусть объявят тревогу, пусть те, кто сможет спастись, спасутся. А мы уедем. И этого города не будет. Никого не будет. И со временем я внушу себе, что это просто выдумка. Остановимся где-нибудь на юге…
– Ивейн, – остановил он меня и посмотрел прямо в глаза, как Вольфганг – тогда: сочувствующе, с вниманием, – разве он тебе не сказал?
– Не сказал что?
– Ты не можешь покинуть Мунсайд.
Я искривила губы в безумной усмешке и ощутила его отвращение во взгляде.
– Плевать на них, – гордо и уверенно бросила я.
– Нет, Ивейн. Не в этом дело. Ты физически не можешь покинуть Мунсайд.
– Могу.
– Ты. Никогда. Его. Не. Покидала.
Брат сказал то же. Мне было так больно это вспоминать.
– Ты никогда не покидала Мунсайд, – повторил он.
– Бред! Я была в Виннипеге, в Монреале…
Каспий покачал головой. Его взгляд был серьезным и пронизывающим. Невыносимо.
– Бред! – Я оттолкнула его и резво встала на ноги. От слабости перед глазами темнело, но я упорно шла вперед. – Я была там! Была за чертой!
– Ив, не надо. – Он следовал за мной, кричал вслед, даже когда я покинула дом и повернула к гаражу. Плевать на вещи. Ничего мне от прошлой жизни не надо. Плевать, что без денег, без документов, у меня был опыт.
Я старалась не думать, кому принадлежал мопед, не помнить его историю, не видеть в этом никакого символа. Просто молча завела мотор и тронулась, не дожидаясь, пока Каспий меня догонит и попробует остановить.
Я смотрела прямо перед собой на асфальтовую дорогу, и весь пейзаж превратился в размазанные цветастые картинки. Я ни о чем не думала, лишь чувствовала надвигающуюся звериную радость и противный зуд.
Побег. Надо было сделать это сразу. Надо было не садиться в машину к брату, а отбиваться, кусаться и царапаться. Не надо было возвращаться.
Стоп. Как Вольфганг, будучи мертвым, покинул Мун-сайд, как он смог оказаться в Канаде и быть вполне живым?
«Вы покидаете Мунсайд», – гласила надпись на транспаранте. И слава богу. Или демонам.
Черта была пройдена. Я едва успела сбросить скорость, как руль выскользнул из рук. Асфальт. Ржавый привкус. Кислорода мало. Я не могла дышать.
«Ты физически не можешь покинуть Мунсайд».
А! Так вот что это значило.
Сквозь липкий сон, который больше походил на дрему, Уоррен все-таки услышал противную трель телефона, правда, принял ее за будильник. Большой палец автоматически нажал «отложить сигнал» и попал на зеленую трубку, Уоррену даже не пришлось открывать глаза. Он отбросил телефон и не сразу понял, кто и откуда зовет его.
Это был голос Каспия, взволнованный и сердитый, требующий ответить сейчас же, кричащий что-то про Ивейн и смертельную опасность. Как будто могло быть иначе.
Уоррен резко проснулся и судорожно прижал трубку к уху.
– Что? Я…
– Ну наконец-то! Бегом за городскую черту. Ты единственный человек, которого я знаю, и выйти для тебя не будет проблемой.
Хорошо, что он отрубился прямо в одежде, осталось лишь найти кроссовки.
– Я не понимаю…
– Ивейн сбежала из города.
– Мне надо убедить ее вернуться?
– Нет, черт подери, – рычал Каспий, – тебе надо затащить ее тело обратно, пока она не сдохла.
– Что?
– Быстрее, человечишка!
И Каспий отключился. Выезд из города был только один. Хорошо, что Уоррен жил на окраине: ехать ему минуты три, если на отцовской машине.
Еще не было шести утра. На улице никого. Лихорадочно натянув кеды, нащупав ключи от машины на комоде в коридоре, Уоррен выбежал во двор и громко хлопнул дверью. Если родители проснутся, то не успеют его догнать, тем более остановить. Руки тряслись, ему еле-еле удалось завести машину и выехать из гаража, изрядно помяв розовые кусты и испортив газон.
Ивейн лежала в ста метрах от таблички «Вы покидаете Мунсайд». Перевернутый мопед и ее тонкая фигурка, уткнувшаяся лицом в асфальт. За ней – растертая бордовая полоса крови. Упала и разбила нос. Кажется, она не дышала.