В окно врезалась ветка, ветер гонял мусорные пакеты и ворох объявлений о пропаже. Забегаловка «Зу» стояла как крепость, а сам зомби мертвым взглядом смотрел вперед. Он слишком долго пробыл мертвецом, чтобы мыслить. Его существование держалось лишь на старых бездумных привычках, сформированных еще при жизни.
Я отвлеклась от работы и посмотрела на апокалипсис за окном. Каспий с лицом, будто пытался переварить живую мышь, не мигая пялился куда-то вбок. Селена отошла в уголок, чтобы продолжить спор с родителями по телефону. Томас – единственный, кто был занят делом, – чертил что-то на картах и сверял досье. Он неожиданно поднял на меня взгляд, словно хотел напомнить, что между нами была тайна, которую нужно продолжать хранить. Не хватало сейчас Селене узнать еще и о Варроне.
– Как ты вообще до этого додумалась? – вышел из транса Каспий, недовольно сверяя координаты. Всю нашу поездку он держал правую руку в кармане, и меня это немного напрягало. Думал, что не замечу. К слову, обо мне: коробка с игрой до сих пор лежала у меня на коленях.
– А? Ну да… В общем, мы знаем точно, что пропавшие люди – дело рук менталистов.
– Не спрашивайте меня, зачем им это, я понятия не имею, – раздраженно откликнулся Томас.
– Но, как мне кажется, послания кровью животных не в их стиле.
Томас согласился. Его сестра со вздохом облегчения сбросила вызов и вернулась за столик. Они обменялись какими-то малопонятными для всех остальных взглядами и снова уставились кто куда: Селена – на меня, Томас – в дорожные карты и материалы, полученные от Кольта.
– Затем был мемориал…
– Я же говорил, что это он, – закатил глаза Каспий.
– Подожди! – цокнула я. – Мемориал, затем история с книгами, ну, вы помните. А потом я увидела небольшую надпись, нацарапанную в его доме. Тот же почерк, те же слова.
– Только к чему там «Убили бога»? – спросила Селена, и улыбка воодушевления исчезла с моего лица.
– Да, – Томас даже голову поднял, – этого я тоже не понял.
Они не знали о нашем странном разговоре на пляже, о том, что книги были нужны некоему «богу», но даже если бы и знали, то вряд ли что-нибудь поняли бы.
– Неважно! – Я замахала руками. – Важно то, что послания были оставлены им, и, скорее всего, он пытался ими что-то сказать.
– Звучит не слишком понятно.
– Доверьтесь мне! Он так делал в детстве: вешал стикеры по дому, чтобы я нашла подарок. Когда дарил мне Полли…
– И на этих стикерах тоже писал «Смерть Лавстейнам»? – скептически поинтересовался Каспий, изогнув одну бровь.
Хиллсы прыснули в кулак, а я бросила гневный взгляд на Каспия. Хорошо, что за день до возможной гибели города мы были еще способны шутить.
Кольт отписался, что Кави держат в участке. В день моего совершеннолетия мне нужно быть как можно ближе к нему. Процедура несложная, займет минут пять, но из-под контроля может выйти все что угодно.
– У нас больше нет вариантов, – поддержала меня Селена. – Может, это звучит… глупо, но вполне логично. Что там вышло, Томас?
Он еще раз проверил по бумажкам, взял телефон и открыл GPS. Я нервно грызла ногти, глядя на сосредоточенного Томаса.
– Если соединить точки в хронологическом порядке, то они пересекаются в… – он поднял взгляд, – луна-парке.
Брови Каспия чуть дернулись вверх, затем он заерзал на стуле.
– Отлично, старый жуткий луна-парк.
– Я проверил три раза, расставил все места с посланиями на карте, сверяясь с рапортом. – Он показал нам проделанную работу на карте Мунсайда. – Именно эта точка: заброшенная фабрика.
– Это место людей, – задумчиво сказала Селена, ее взгляд был полон растерянности.
Мы виделись там два-три раза. Встречались случайно, брели туда неосознанно. Это было место Кави-человека.
– И что мы там будем искать? – не выдержал Каспий.
– Подсказки, – предположила я.
Мы все синхронно вздрогнули, ибо толстая ветка врезалась в дверь. Казалось, весь магазин затрясся.
– Идти туда, на улицу, в шторм, – причитал Каспий, – непонятно зачем.
– Хватит ныть. Промокнешь – ничего, не сахарный же, – сказала я, собирая вещи.
– Многие с тобой не согласятся, – пробурчал про себя Каспий, но с места встал.
– Пока, Зу, – махнула я рукой, но старик продолжал пускать слюну на пол.
За таких, как он, мы и боролись.
Мунсайд словно решил помочь нам в наших вылазках. Дождь прекратился, но ветер был сильным. На набережной нещадно били волны, и половина деревянной пристани была мокрой от пены.
Если напрячь слух, можно было услышать жутко неприятный лязг аттракционов. Чертово колесо возвышалось над нами грудой ржавого железа с остатками голубой краски. Я помнила, как оно выглядело много лет назад. Мы приходили обычно на закате, и на входе я всегда задерживала дыхание и ждала, когда в сумерках вспыхнут огни и их свет забьет по глазам.
Стойки были заколочены, американские горки обрывались на полпути, а рельсы обвил плющ. Сцена из фильма ужасов.
– И как мы здесь что-то найдем? – спросила Селена. – Мы даже не знаем, что искать.
– Я ставлю на письмо, – сказала я, выбираясь из машины и кутаясь в свитер. Коробку с «Монополией» я все-таки оставила. Мне показалось, что я потеряла точку опоры.
– Никаких видений, оракул? – ехидно поинтересовался Каспий.
Создавалось впечатление, что он был из-за чего-то зол, но, вместо того чтобы все высказать, решил вести себя как последний козел.
– Предлагаю разделиться, – авторитетно заявила Селена, оглядывая луна-парк. – Вам – восточная часть, нам – западная, встретимся у комнаты смеха.
И была такова, даже выбора мне не оставила. Я бы лучше отправилась на поиски с ней или с Томасом, а не с Каспием, который сейчас был невыносим.
Недовольно переглянувшись, мы двинулись к веренице заколоченных будок и прилавков, где раньше продавали билеты и стреляли в тир. Какие-то из них были открыты, но, кроме комьев мусора, ничего.
Ветер сбивал нас с ног. Через пять минут захотелось вернуться в автомобиль.
– Не расскажешь, что случилось у магов? – Каспий косился на телефон, и это тоже меня изрядно подбешивало. Кажется, он совсем не верил в нас.
– Нет, – тут же ответила я.
– Кави тебе что-то сказал?
Я отвлеклась от проверки детских каруселей, подняв удивленный взгляд на Каспия. Я не говорила, где была после… инцидента в лесу, но, видимо, догадаться было несложно.
– Я говорила с ним.
Каспий удивленно вздернул одну бровь, а затем, будто что-то вспомнил, опять спрятал руку в карман.
– То, что писал Трикстер? При возникновении опасности…
– Появляется настоящий Кави, да-да. – Я сделала глубокий вдох и махнула рукой в сторону крутящихся лотосов. С детства ненавидела такие тошниловки. – Я… пырнула его ножом… два раза, – неизвестно зачем соврала я.
Каспий даже замер, затем качнул головой.
– Что? И он… он…
– Излечился. Мгновенно. Я знала, что так и будет, – снова соврала я. Тот момент чистого безумия я вспоминала с колотящимся сердцем и криком в голове «забудь, забудь, забудь». Потому что кроме ужаса и отвращения было еще кое-что, то, чему я не хотела бы давать название. – Даже кровь как будто впиталась обратно.
Каспий прищурился, услышав последнюю фразу, будто это было самым важным.
– Но… как он тогда попал в больницу?
– Кольт говорил, что был странный нож.
– Ритуальный?
– Может, заговоренный.
– Кто способен так заговорить нож?
– Я думала об этом. – Ни в одном из лотосов тоже ничего не было. Была еще маленькая дверца, где находился мотор, но и она была закрыта, да и вряд ли Кави спрятал что-то настолько незаметно. – Помнишь, был такой Авель Лавстейн…
– Конечно, – Каспий чуть ли не сплюнул. – Inquisitio haereticae pravitatis sanctum officium, убийца Люцифера.
Авель Лавстейн – Гитлер местного масштаба. Если Корнелиус был этаким Виктором Франкенштейном, жестоким чудилой, то Авель Лавстейн в конце XVII века устроил здесь настоящую резню. Будучи религиозным фанатиком, он мечтал о Мунсайде как о новом Иерусалиме и считал, что людская вера в безумие креста поможет возродить здесь и апостолов, и ангелов. Но для этого Мунсайд нужно было «очистить». Он привез сюда так называемый Inquisitio haereticae pravitatis sanctum officium – Святой отдел расследований еретической греховности, короче говоря, инквизицию. Это было время четвертого поколения, может, третьего, Мунсайд был еще силен, люди с охотой верили в нечисть. Прибывшие из Франции и Италии сановники начали жестоко истреблять нечисть под руководством Авеля. Еще до своего воссоединения он покинул Мунсайд, чтобы побывать в Риме и Иерусалиме. Ходили слухи о его сокровищнице, святых артефактах, чуть ли не о Святом Граале. Именно в это время появилась Жатва. Истребили половину магов, мелких демонов, вампиров и оборотней (эльфов почти не тронули), а главное – Люцифера, на тот момент самого сильного католического демона. После его смерти инквизиция расслабилась и не приняла всерьез заявления «Один к трем». Воспользовавшись этим, большую часть приезжих истребили, оставшиеся уехали подальше из города, а Авеля убил лично Асмодей. Была показательная казнь, как говорил Кави. Власть перешла к его племяннику, так как фанатик не спешил обзаводиться потомками, пока не завершит свое святое дело. Кави говорил, что главной проблемой для Авеля было то, что городом правил демон из мусульман, а не христиан. Он ненавидел его больше всего. Кави даже упоминал, что Авель лично убил Люцифера, так как тот отказался заменить Кави. Авель чтил не столько добродетель, сколько христианский стиль, желая следовать ему даже в вопросах зла.
– Может, что-то из его сокровищницы. Помнишь что-нибудь из Библии насчет ножа?
Каспий тут же начал гуглить, пока я искала на аттракционе под названием «Молот» кабинку, которая резко двигалась вверх-вниз.
– «И взял Авраам дрова для всесожжения, и возложил на Исаака, сына своего; взял в руки огонь и нож, и пошли оба вместе». Бытие, 22-я глава, – прочел он с экрана и довольно хмыкнул.