– Пока, подруга, – ответила Вера и неожиданно для себя улыбнулась.
Когда она уже входила в проем открытого дозорным выхода из Резервации, улыбнулась еще шире, услышав веселый совет врачихи:
– Вера, чаще улыбайся. Улыбка разгоняет грустные мысли и делает красивым даже твое новое лицо…
– Старое, скажем прямо, тоже было не очень… – не оборачиваясь, попыталась пошутить в ответ Вера.
Джессика не могла лишить себя возможности сказать последнее слово. Хихикнув, она бросила уже скрывающейся из вида Вере:
– Я знаю кое-кого, кому оно ой как нравилось!
– Итак, Варнас, даже не пытайтесь меня дурить! Я лично видела устройство ручного привода. Это, несомненно, сложное и добротно сделанное приспособление, но оно не было сделано древними – для них это было бы жалкой пародией на те механизмы, которые делали они сами. Это было сделано в лаборатории Республики, а если точнее – в лаборатории Якубовича. Я не механик и не ученый. Но тех крупиц информации об устройстве ручного привода, которыми вы просто вынуждены были со мной поделиться, да того, что я увидела своими глазами, достаточно, чтобы понять простую истину: все, что делалось с зарядом в этой лаборатории, делалось только для того, чтобы его можно было взорвать. Вы, Варнас, немного прогадали со мной – в свое время я была довольно любознательным студентом и кое-что читала о том, как древние получали энергию. Так вот, в Муосе невозможно соорудить атомную станцию, и вы этого не могли не знать. Все, чем занималась курируемая вами лаборатория, – это реанимирование атомной бомбы для ее использования по прямому назначению. Так вот, я хочу знать, Варнас: зачем вы это делали?
Вера нависла над Варнасом, который, обхватив руками голову, согнулся, сидя на мягком кресле в своем небольшом, но уютном кабинете. В этом бункере размещались Ученый совет и несколько самых важных лабораторий. Вера имела право доступа в любое помещение Республики, поэтому и сюда она попала беспрепятственно. Сначала Варнас даже был рад или показал вид, что рад приходу Веры. Он один из немногих в Республике знал о той угрозе, которая нависла над Муосом. При этом его судьба могла сложиться трагично еще до взрыва, если бы миссия Веры провалилась, – он был бы однозначно обвинен в найме ненадлежащих кадров. Но раз бомба уничтожена, значит, и его устранять нет никакой необходимости. На радостях он сначала даже подумал, что следователь явилась персонально ему сообщить эту отличную новость, о которой его чуть раньше уведомил Инспекторат. Но та, которую он лично инструктировал о конструкции ручного привода бомбы (заверив, что этот механизм существовал уже в момент ее обнаружения), не стала хвастать победами, а сразу же приступила к жесткому допросу.
– Я ничего не знаю… нет-нет… мы хотели получить энергию… – жалко лепетал профессор.
– Профессор, вы же умный человек, задумайтесь, – почти ласково проговорила Вера в самое ухо ученого. – Вы уже лжете следователю. А потом я попрошу показать мне документы, связанные с разработками в лаборатории Якубовича, из которых будет видно, что вы создавали бомбу. Если же вы скажете, что они потерялись или уничтожены, я возьму вас под руку, и мы поищем их вместе – и окажется, что вы не только лгали следователю, но и пытались утаить вещественные доказательства. И это вкупе с увиденным и услышанным мною у тех, кто похитил атомный заряд, дает мне право, Варнас, признать вас заговорщиком. Вы вопреки воле Ученого совета и Инспектората, поручившего вам получить энергию из бомбы, вступили в сговор с Якубовичем и создавали устройство для уничтожения Муоса или, по крайней мере, для шантажа Республики. Это – государственная измена, наказание – умерщвление на месте без права выбора способа казни.
Варнас тяжело дышал, испарина покрыла его лоб, на Веру он не смотрел, все так же раскачиваясь в кресле. Потом он отчаянно выдохнул:
– И так казнь, и так смерть… Не уверен, следователь, что тебе понравится то, что я скажу… Ну, раз ты решила лезть в бутылку – валяй. Да, мы изначально делали привод для бомбы, хотя в Ученом совете считали, что мы стараемся получить из бомбы энергию. Делать привод к бомбе я поначалу отказывался, я говорил, что любой взведенный арбалет рано или поздно выстрелит! Тем более – атомная бомба внутри Муоса. Но меня не слушали. Мне было дано задание под угрозой потери членства в Ученом совете, и я должен был его выполнить. Кто ж знал, что так получится…
– Дальше, Варнас, кто вам дал задание?
– Главный администратор через своего Советника.
– Главный администратор? Советник? Но зачем это им? Взорвать Муос меньше всего должно хотеться главным людям в Муосе!
– Главный администратор не хочет взрывать Муос, он хочет забросить бомбу в Московское метро…
– В Московское метро? Вы в своем уме, Варнас?
– Я вам сказал, что знал, а проверять и уточнять – это ваша работа.
Кабинет начальника следотдела не знал такой психологической напряженности, которая царила здесь последние десять минут. Никто не кричал, не повышал голоса, лишь монотонные голоса, лаконичные фразы и дословные цитаты из Закона:
– Начсот, в соответствии с параграфом триста тридцать восемь вы обязаны предоставить по требованию следователя рапорт другого следователя о результатах проведенного им расследования.
– Шестой следователь, примечание к параграфу триста тридцать восемь гласит, что следователь должен сообщить, для установления каких обстоятельств ему необходим рапорт другого следователя.
– Начсот, я повторяю, что рапорт Первого следователя, абсолютный номер двадцать один, по обвинению поселения Кальваристы мне необходим для проверки информации о преступных действиях иных лиц, которые не были осуждены следователем. Данная информация поступила в рамках расследования хищения атомного заряда из лаборатории Республики.
– Шестой следователь, вы сдали рапорт о результатах данного расследования – расследование завершено. Нападение Кальваристов не имеет никакого отношения к цестодам.
– Начсот, в соответствии с параграфом двенадцать каждый следователь в случае поступления информации о готовящемся, совершаемом или совершенном преступлении, а равно информации о ненадлежащем или неполном расследовании, проведенном им лично или иным следователем, обязан немедленно принять меры к проверке данной информации и при необходимости инициировать новое или дополнительное расследование.
– Шестой следователь, в соответствии с шестым пунктом названного вами параграфа расследование вправе поручить только начсот. Я вам его не поручаю.
– Начсот, почему?
– Шестой следователь, после выздоровления вы обязаны были явиться в следотдел для получения нового задания. Но мне поступила информация о несанкционированном проведении вами расследования по закрытому делу о хищении атомного заряда. Член Ученого совета Варнас подал жалобу на вас Главному администратору.
– Начсот, я не занималась расследованием по закрытому делу. Я проверяла информацию об ином совершенном, а возможно, совершаемом или готовящемся преступлении. В соответствии с параграфом двенадцать следователь обязан получить у начсота санкцию на расследование, но не на проверку информации. Поэтому я не нарушила Закон и требую немедленно предоставить мне рапорт Первого следователя, абсолютный номер двадцать один, для проверки информации о ненадлежащем расследовании. В случае, если данная информация не подтвердится, проверка информации будет закончена.
– Шестой следователь, я удовлетворяю ваше требование. Вы получите рапорт Первого следователя, абсолютный номер двадцать один, по обвинению поселения Кальваристы. При этом я предупреждаю, что мною будет рассмотрен вопрос о начале проведения в отношении вас внутреннего расследования в связи с совершением серии немотивированных действий. В случае, если внутреннее расследование будет начато и по его результатам будет установлено, что вы нарушили Уголовный закон или неспособны осуществлять функции следователя, скажем, из-за последствий заражения…
– …в таком случае я себя умерщвлю, – закончила за своего начальника Вера.
Вера прочитала рапорт – два изрядно пожелтевших листа, исписанные крупным почерком следователя с абсолютным номером двадцать один, ныне являющегося Первым следователем. Никакого нарушения внутренней логики в составлении рапорта она не выявила. Кроме узнавания жителями потерпевшего поселения Кальваристов по их приметам, а также обнаружения похищенных свиней в данном поселении, в рапорте приводился ряд других доказательств, в том числе результаты скрытого психологического тестирования допрошенных лиц, выявление противоречий по результатам перекрестного допроса и так далее. Единственное, что смутило Веру – это полное отрицание вины всеми выжившими. Но это тоже можно было объяснить: большая часть мужского населения Кальваристов погибла в результате операции спецназа по захвату поселения, и среди них могли оказаться все те, кто участвовал в разбойном нападении. А причиной краткости рапорта, излагавшего результаты столь обширного расследования, мог быть просто особый стиль изложения тогда Пятого, а ныне Первого следователя.
– Шестой следователь, каковы результаты перепроверки рапорта Первого следователя, абсолютный номер двадцать один?
– Начсот, информация о ненадлежащем расследовании дела по обвинению Кальваристов не нашла своего подтверждения.
Начсот внимательно посмотрел на Веру, принял от нее рапорт, не спеша положил его в пронумерованную папку, папку вставил в определенное для нее место в своем сейфе, сейф запер на ключ и только после этого сообщил:
– Шестой следователь, вам три часа на отдых, после чего прибыть ко мне для получения нового задания. Я вынужден сделать вам замечание о признаках поддержания личных связей. Неделю назад от дозорного на входе в Штаб поступило сообщение о том, что какая-то девушка, представившаяся Татьяной и утверждающая, что является вашей подругой по Университету, требует немедленной встречи с вами якобы по личному вопросу. После этого она же