Жанна с напускной серьезностью посмотрела на Веру и тут же, непринужденно усмехнувшись, продолжила:
– Да знаю-знаю, идеалистка ты наша, лишенная честолюбия. Это я так, на всякий случай тебя титулами подразнить хотела, заведомо понимая, что это не произведет на тебя никакого впечатления. Ну, а если серьезно: ты даже не представляешь, что уже скоро случится с Муосом. В настоящее время подавляющее большинство людей в Муосе находится в полуапатичном состоянии, разбавленном скрытой ненавистью ко всему и всем. Их не интересует ничего, кроме пищи и процесса размножения. И мы не знаем, почему так – возможно, через поколение жизни в Муосе деградировало людское сознание, которому чуждо обитание под землей. Люди меняются не в лучшую сторону. Сразу после Великого Боя на недолгое время Муос охватил резкий эмоциональный подъем, который быстро закончился, и теперь народ катится в пропасть глобальной депрессии и апатии. Нас, психологов, очень беспокоит такая, казалось бы, маловажная деталь, как производство в лакокрасочной мастерской. Раньше люди, будучи намного голоднее, чем сейчас, находили средства, чтобы раскрасить свои жилища и поселения. Так вот, уже несколько лет как мастерская закрылась, а ее склад доверху завален уже засохшими красками, которые стали никому не нужны. Для людей слово «красиво» перестало что-либо значить. Если в Улье и больших поселениях Центра властями поддерживается какое-то подобие порядка, то в других поселениях люди живут в грязи: они перестали убирать свои поселения и даже свои жилища. И это тревожно не только и не столько с точки зрения гигиены. Это показатель того, что что-то страшное происходит с людьми. Причем эта апатия – это не просто отсутствие эмоций, она несет в себе отрицательную энергию, делающую людей эгоистичными, раздражительными и злыми. Так или иначе, достаточно одной искры, и произойдет глобальный взрыв – агрессия вырвется наружу и захлестнет весь Муос. Вполне возможно, что этой вспышкой будет потоп. Я не очень сильна в технических вопросах, лишь читала в одном документе Инспектората, поступившем из Ученого совета, о том, что скоро значительная часть Муоса будет затоплена или подтоплена – уже сейчас построенные древними системы дренажа выходят из строя, во многих туннелях, переходах и на станциях стоит вода, и скоро этот процесс станет необратимым. Потоп сотрясет людей – начнутся восстания, войны между поселениями, вспышки агрессии и болезни, вызванные голодом, большим количеством трупов и повышением влажности. Такова реальность, от которой нам не уйти. Но именно в этом Хаосе должен появиться кто-то, кто даст людям надежду – и тогда Муосу, как никогда, потребуется сильная личность, герой, самоотверженный вождь, мессия. Человек, который будет сочетать в себе достоинства Присланного, Светланы и Дехтера! Человек, который объединит оставшихся и будет их учить терпению и справедливости, собственным примером возвратит людям вечные ценности, заставит их думать не только о пище и сексе, но вернет им тягу к искусству, знаниям, открытиям, труду на благо других людей.
Вера слушала Жанну и почти реально видела описываемый ею грядущий кошмар, не сомневаясь, что так оно и будет. Интуитивно она и сама чувствовала, что Муос катится в какую-то пропасть, что граждане Республики – это уже далеко не те люди, которые шли на Великий Бой, а куда более эгоистичные, замкнутые на себе, апатичные и в то же время агрессивные особи вымирающего вида хомо сапиенс. Эта злая тоска, заполнившая поселения и переходы, все чаще и чаще вплескивалась и в Верино нутро. Не было оснований считать выдумкой теорию Жанны о Деве-Воине, тем более что Вера уже слышала данное пророчество от цестодов, толковавших его по-своему, но тоже удостоивших этого титула именно ее. И история Муоса, да и история древних знает примеры, когда именно великие личности спасали целые народы. Жанна права – роль вождя или мессии абсолютно не греет ее самолюбия, она готова умереть за Муос и отнюдь не собирается злоупотреблять доверием и властью. И имеет ли она право сейчас сказать «нет»?
– Есть еще один важный момент, – продолжала Жанна. – Это Вячеслав. Он сможет стать для Муоса и тебя кем ты пожелаешь: председателем Ученого совета или свободным ученым, твоим заместителем или советником, верным другом вождя или летописцем новой истории. Не сможет быть только официальным мужем, потому что Дева-Воин должна для народа оставаться девой. Хотя ваши действительные отношения, если вы готовы их скрывать, мало кого интересуют. Даже в случае беременности, если без этого – никак, на несколько последних месяцев мы сможем придумать для черни какую-нибудь красивую легенду о том, что Дева-Воин пошла спасать какое-то далекое поселение или сражаться с приближающейся с юга или севера угрозой. А о ребенке потом позаботимся. И пусть твой Вячеслав пишет и размножает в любом количестве свою книжку. Вдумайся: если даже то, что я пророчу для тебя – не пройдет, тогда уж точно понадобится то, в чем уверен Вячеслав! То есть ты в любом случае не ошибешься, и то, что ты будешь делать, – беспроигрышный вариант.
Вера никогда не видела Жанну такой серьезной. Теперь она сбросила все свои маски, и на ее безупречно красивом лице отпечаталась усталость, покрасневшие глаза слезились от недосыпа, клок темных волос, стянутых назад в тугой узел, выбился из строгой прически и упал ей на лоб, по которому проходили две едва заметные морщинки. Теперь она не сверлила Веру глазами, а выглядела просто усталой женщиной, тащившей на себе непомерную ношу. То, что Жанна сейчас говорила насчет Вячеслава, было сказано тоном женщины, навсегда отказавшейся от семейного счастья и оттого ценящей его в тройном размере. И Жанна опять была права: не было ни одного изъяна в ее рассуждениях.
– А во-вторых? – после паузы спросила Вера.
– Что «во-вторых»?
– Свой рассказ о Деве-Воине ты начала со слов «во-первых». А что во-вторых?
– А-а-а… я и забыла. Во-вторых, тебя ждут следователи. Я знала, что ты после каторги вернешься к Татьяне; знала, что после нее придешь сюда; знала, что у нас будет этот разговор; знала, что тебя сейчас арестуют и начнут внутреннее расследование. Как видишь, все идет так, как я просчитала. Но меньше всего я хочу твоего осуждения и казни. Я знаю, что ты не боишься смерти, даже такой позорной; гораздо больше ты будешь переживать за Вячеслава, который в случае твоей казни сгниет на своей каторге. Но я надеюсь на твой здравый ум и на то, что ты любишь этот проклятый небесами Муос не меньше меня. Если ты решишь выбрать путь Девы-Воина и попытаться что-то сделать для этого катящегося в пропасть мирка, сообщи об этом мне. Ну а теперь иди к следователям, они тебя уже заждались.
– Они все время были здесь? И слышали, о чем мы говорили?
– Нет, они не слышали. Здесь стены звуконепроницаемы.
– И ты не боялась меня? Я шла сюда с очень нехорошим настроением – я была готова тебя убить, если понадобится. А за те полсекунды, которых мне вполне хватило бы, чтобы свернуть тебе шею, на помощь позвать ты не успела бы.
Жанна по-дружески улыбнулась:
– Свернуть мне шею тебе не позволил бы твой психотип. Ты убила многих, но для этого у тебя всегда были причины убивать. У тебя есть поводы ненавидеть меня, но причин меня убивать – у тебя нет.
V. Инспекторат
После Великого Боя делегаты от Центра, Америки, Партизан, Нейтральной и некоторых независимых поселений сошлись в одном из бункеров Центра. Они создавали новое государство, которому дали название Республика. Большинство делегатов еще недавно стояли плечом к плечу в Большом Гараже, многие до сих пор имели увечья и до конца не залеченные ранения. Это была встреча боевых товарищей, вместе прошедших такое испытание, какого в их жизни до этого не случалось и впредь больше не случится, поэтому между ними не было и не могло быть и тени недоверия. Пребывая на гребне небывалого эмоционального подъема, охватившего всех выживших, за считанные месяцы они создали Конституцию Республики и Закон Республики, которые после этого уже никогда не менялись. Впрочем, главную роль в создании этих основных документов молодого государства сыграли бывшие инспектора Центра, на униформах которых по-прежнему виднелись следы от содранных цифирных нашивок. В основу Конституции и Закона легли инструкции, существовавшие все в том же Центре, из которых были бесследно удалены параграфы о градации по уровням значимости, добавлены новые и переработаны в революционном духе старые разделы.
Конституция предписывала создание Парламента из делегатов от крупных поселений, и законодательный орган был впервые собран уже через год после Великого Боя. Парламент единогласно избрал исполнительную власть – Инспекторат – из числа кандидатур, предложенных разработчиками нормативной базы Республики. Так получилось, что в основном ими оказались опять же бывшие инспектора Центра, и в этом не было ничего удивительного: простоватые партизаны, измученные рабством, нашествием ленточников, постреволюционными чистками американцы, анархичные нейтралы и полудикие выходцы из независимых поселений явно уступали в управленческих навыках более цивилизованным центровикам.
На низшей ступени иерархии государственного аппарата Республики находились администраторы поселений, представлявшие власть Республики на местах и отвечавшие за порядок и благосостояние поселений, но главным образом за сбор налога в пользу Республики. За администраторами из Центра внимательно следили инспектора, отвечавшие за одно крупное или несколько мелких поселений. Они устанавливали разнарядки по сбору налога, добивались от администраторов выполнения разнарядок и других указаний Инспектората, регулярно проверяли курируемые поселения с целью выявления скрытого урожая, невыполнения распоряжений Инспектората и коррупции администраторов. Некоторые инспектора отвечали за крупные объекты, такие как Университет, Госпиталь, Электростанция, или за направления деятельности Республики: инспектор по строительным и ремонтным работам, инспектор путей сообщения, инспектор дренажных систем. Руководили сонмом инспекторов верховные инспектора. Их было семь: четверо руководили секторами, трое – производством, сельским хозяйством, социальными вопросами. Элитным отделом в Инспекторате стала психологическая служба – каждый из инспекторов-психологов по рангу равнялся верховному инспектору. Ученый совет, являвшийся главным государственным органом старого Центра, теперь также занимал особое место при Инспекторате. Были еще и особые инспектора, которые гласно и негласно проверяли администраторов поселений и других инспекторов, включая верховных. При выявлении малейших признаков злоупотребления, халатности, недобросовестности или некомпетентности об этом следовал донос Советнику Верховного администратора, а при необходимости – и в следотдел. В таких случаях инспектор запросто мог лишиться своей должности, ответственной и нервной, но дающей ему и его семье сытую безопасную жизнь в уютной отдельной квартирке вдали от радиации и смертоносных хищников. Это в лучшем случае, а в худшем, когда расследование факта коррупции проводил следователь, оно могло закончиться осуждением к каторге, а то и публичной казнью, на которую в обязательном порядке собирался весь Инспекторат. Надо ли говорить, что недобросовестных сотрудников в Инспекторате было не сыскать, все они были готовы денно и нощно нести свою пожизненную трудовую вахту, скрупулезно проверяя, весь ли налог взыскан с поселения