Вере не хотелось уходить от диггеров. С тех пор, как она когда-то ушла от них со следователем, жизнь ее превратилась в череду войн и убийств. Ей казалось, что она занимается настоящим делом, но почему же теперь пролитая ею кровь как будто подступает к ее же горлу? Если бы можно было остаться с диггерами, будто и не уходила от них вообще, вычеркнуть эти годы из своей памяти…
– Я думаю, что Зоя потом все-таки согласится с тобой встретиться, – совсем уже другим тоном говорил с нею Жак.
– Она даже не захотела видеть меня. Я же просила только суда.
– Ты рассуждаешь как следователь. Так, конечно, проще: осудили к смерти, которой ты не боишься, и ты в расчете. Нет, пусть то, что в тебе свербит, мучает тебя долго – в этом заключается истинное раскаяние, за которым следует прощение. Но я-то тебя простил, и если бы ты когда-нибудь решила снова стать диггером, забрал бы тебя в свою бригаду, что бы там ни говорила Зоя.
Последние слова Жак проговорил слишком поспешно для диггера и чересчур эмоционально. Вера посмотрела на него – это получилось снизу вверх, так вырос этот диггер, который когда-то учил ее диггерским премудростям. Она вспомнила, как Жак не хотел, чтобы она уходила из бригады. Неужели он…
– А ты сейчас…
– Я сейчас один, – не дал договорить Вере Жак. – Ты помнишь Улю?
Улю Вера помнила – тогда это была девчонка из бригады Антончика годами двумя младше Веры.
– Мы были с ней. Она догадывалась о моих мыслях и старалась заменить мне тебя, все делала, как ты. Даже ногами научилась драться, как ты, а может быть, и лучше, чем ты… Просто я все надеялся, что ты вернешься. А потом эта война и твоя роль в ней… Тогда мы и стали с Улей… Она была беременна, поэтому я оставил ее в другой бригаде, в оседлой. Их осадили республиканцы. Там, в убежище, во время осады она и родила мальчика, который потом умер у твоего Пахи на руках…
Вера опустила глаза, комок подступил к горлу. Жак, конечно же, прав, ей было бы намного легче, если бы диггеры осудили ее к смерти. Она бы не оправдывалась – посыпала бы голову пеплом и была б готова на любую смерть. И те несколько дней отсрочки, которую дали бы ей диггеры, она использовала бы сполна, а потом ушла в небытие, смерть стала бы для нее избавлением. Но ей суждено эту тлеющую боль носить в себе столько, сколько ей отмерено жить. И это не Пахе, а ей должен в видениях являться младенец с выжженными газом глазами – сын Жака, которого он так и не увидел.
– А как Паха и Саха? Я имею в виду – как диггеры? – ни к чему спросила Вера, чтобы перевести разговор с этой тяжелой для нее темы.
– Да какие они диггеры, – ответил Жак, не обрадованный уходом Веры от разговора. – Ну не гнать же их было обратно, когда они у нас появились. Там бы их быстро следователь за дезертирство на каторгу сослал. Пришлось дать им поиграть в диггеров. Они, конечно, ребята добрые, сильные, ловкие, упражнения диггерские быстро усваивают. Но диггер заключается не в теле, а в сердце и уме… Забирай их с собой побыстрее, пока они нас своим шумом не выдали. Мы и так специально для них «разведку» придумали, чтоб меньше в убежище находились.
Помолчав, Жак попытался вернуть диалог в желаемое русло:
– Я про Улю и сына сказал не для того, чтоб тебе сделать еще больнее. Я думаю, что все идет, как поется в Песне Хаоса – все или почти все так или иначе погибнут. Может, так и лучше, что они ушли к Богу в начале Хаоса.
Жак сделал долгую паузу, как будто думая, стоит ли говорить то, что у него на уме.
– Что бы ты ни натворила в своей жизни, я уверен, что Дева-Воин из Песни Хаоса – это ты. Ангелы и демоны сошлись в битве за твою душу, но выбор за тобой – с кем ты останешься, тому и будет дан шанс. Поэтому, даже если ты вернешься к диггерам и не будешь со мной, даже если уйдешь в другую бригаду – я все равно буду рад тому, что этот шанс ты подаришь диггерам.
Почему-то именно сейчас Вера приняла для себя важное решение, которое тут же сообщила Жаку:
– Там, Жак, есть один человек, очень хороший человек. Если мне суждено выжить, я буду там, где он. Так говорит мне мое сердце…
– Второй следователь, вами инициировано доследование дела по обвинению Шестого следователя. Вы включены в состав следственной группы. Вы лично проверили полноту и объективность следствия, проведенного остальными следователями. Вы утверждаете, что все действия, в которых мною обвинена Шестой следователь, нашли свое полное подтверждение. И при этом вы настаиваете на невиновности обвиненной. Как это понимать?
– Начсот, Шестой следователь невиновна. Все совершенные ею действия были продиктованы следственной тактикой по проверке информации о совершенном преступлении.
– Второй следователь, данная информация подтвердилась? Есть обвиняемый в совершении данного преступления?
– Начсот, есть два обвиняемых в совершении преступления, установленных по результатам проверочных действий Шестого следователя.
Вера переводила взгляд то на начсота, то на Второго следователя, который говорил совершенно непонятные для нее вещи.
– Второй следователь, два обвиняемых? Кто эти обвиняемые?
– Начсот, это вы и Первый следователь!
В комнате следователей сверкнула невидимая молния и прогремел беззвучный гром. Никто не выдал своих эмоций, только очень внимательный наблюдатель мог заметить, как сосредоточились и напряглись присутствовавшие в этом помещении люди. Начсот с абсолютным спокойствием металлическим голосом произнес:
– Первый, Третий, Четвертый, Седьмой, Восьмой и Десятый следователи, обезоружьте Второго и Шестого следователей. Второй следователь, вы обвиняетесь в государственной измене и клевете в отношении должностного лица Республики и в отношении следователя, в связи с чем исключаетесь из следственной группы по делу Шестого следователя и будете взяты под стражу. После приведения в исполнение приговора в отношении Шестого следователя будет создана следственная группа по расследованию совершенных вами преступлений.
Несколько следователей приблизились к Вере и Второму следователю с тем, чтобы забрать оружие, но те даже не шелохнулись. Вера не особо понимала, что происходит, но если бы Второй следователь выхватил из ножен мечи, она сделала бы то же самое.
– Начсот, – твердым голосом сказал Третий следователь, который даже не сдвинулся с места по команде начсота. – В соответствии со сто сорок шестым параграфом следователь имеет право предъявить обвинение любому лицу без исключений. Мы обязаны выслушать суть его обвинения и только после этого принять решение о том, является оно ложным или нет. Учитывая, что из числа необвиненных я являюсь самым старшим следователем, до окончания слушания принимаю руководство следотделом на себя. Второй следователь, доложите информацию.
– Третий следователь, в рамках доследования я проверял факты совершения действий Шестого следователя. Все, в чем она была обвинена, имело место в действительности. Проверочные действия я проводил по установлению косвенных обстоятельств, поводом для которых явились действия Начсота по преднамеренному удалению меня из процесса расследования дела по обвинению Шестого следователя. Очевидно, Начсот действительно заподозрил меня в определенной пристрастности по отношению к Шестому следователю, так как именно я ее подобрал. Подобная пристрастность, даже с точки зрения Начсота, никак не могла сказаться на объективности расследования, но могла значительно повысить скрупулезность его проведения с моей стороны, так как Шестого следователя я знаю с ее детства и поэтому обладаю большей информацией о некоторых ее психологических особенностях. Мною был осуществлен допрос Шестого следователя. По совокупности ее показаний, а также некоторых моих личных наблюдений была рассмотрена версия о возможной недобросовестности Первого следователя. Поэтому я перепроверял то направление расследования, которое ему было поручено Начсотом.
Как известно, Первому следователю было поручено наиболее сложное следственное действие – осмотр места происшествия и трупов по факту несанкционированной боевой операции, проведенной Шестым следователем в переходе возле каторги «Динамо». Мною были проведены повторный осмотр, допросы работников похоронной команды, осуществлявших перевозку и захоронение трупов, эксгумация и повторное исследование трупов, осмотр их одежды. По результатам прочтения озвученного здесь без меня Первым следователем рапорта мною выявлены существенные расхождения между тем, что якобы увидел Первый следователь, и тем, что увидел я лично. Например, он не сообщил, что один из уничтоженных в ходе боевой операции неизвестных был одет в униформу следователя, причем, судя по всему, это была не подделка, а именно подлинная униформа. Первый следователь, вам вопрос: где эта форма?
– Второй следователь, я ее уничтожил.
– Первый следователь, в соответствии со сто сорок шестым параграфом вы не имеете права уничтожать вещественные доказательства до тех пор, пока не закончено расследование. Почему вы это сделали?
– Второй следователь, я посчитал, что расследование дела по обвинению Шестого следователя уже закончено; я уничтожил одежду, внешне похожую на одежду следователя, так как она была сильно окровавлена…
– Первый следователь, итак, вы признаете нарушение сто сорок шестого параграфа?
– Второй следователь, да. Но это несущественное нарушение, которое никак не может явиться поводом для обвинения меня в злоупотреблениях.
– Первый следователь, тогда вопрос: почему вы изъяли и уничтожили только одежду, внешне похожую на одежду следователя, но не изъяли одежду убров, которая так и осталась на трупах на момент захоронения?
– Второй следователь, я полагал, что имеет смысл проверять только одежду, внешне похожую на униформу следователя; но когда убедился, что это не униформа следователя, посчитал, что ее можно уничтожить.
– Первый следователь, сколько вам понадобилось времени, чтобы отличить подделку от той одежды, которую вы носите много лет?