е им у подростков. – Никто не должен остаться! Сделайте это! Ради будущих поколений сделайте это!
Дикий хохот, надрывный детский плач, визг, удары мечей, разрубающих кости и плоть. Вера всегда была участником битв, но никогда не бывала зрителем. Ей впервые довелось увидеть со стороны, что такое война. Ей не хотелось на это смотреть, но отвести глаза или закрыть их она не могла. Паха перестал крутить педали – темнее не стало, потому что поселение освещали зажженные факелы асмейцев. Сильный удар по прутьям клетки рядом с Верой, и Вера увидела перепуганное лицо Соньки, которая схватилась руками за прутья их тюрьмы и смотрела на Веру, как будто та могла ей помочь. Два крепких асмейца не могли оторвать Сонькины руки от решетки, и тогда один из них рубанул по рукам мечом. Они потащили визжащую Соньку в одну из хижин, попутно срывая с нее одежду.
Время сбилось в комок, наполненный воплями, смертью и ужасом; и трудно было сказать, длилось это кровавое зрелище десять минут или два часа. А потом все стихло, лишь стоны раненых асмейцев да шаги тех нападавших, кто искал оставшихся в живых партизан, чтобы добить и их.
– Командир, а что с этими делать-то? Тоже в расход? – асмеец из бывших армейцев уже подымал арбалет, чтобы прямо в клетке перестрелять запертых в ней.
– Да зачем же?
К клетке подходил майор – тот штабной офицер, который был большим специалистом в уничтожении людей газом. Майор не узнал Паху и Саху, зато Вера услышала, как затрещали кулаки обоих братьев, увидевших причину своих страшных снов. И Вера тоже узнала этого офицера – именно он деловито прохаживался по поселению Ботаники во время операции по обследованию того зараженного мицеоном поселения. На Веру он даже не посмотрел:
– На партизан они не похожи. А раз партизаны посадили их в клетку, значит, они – враги партизан. А если они враги партизан, значит, вполне могут оказаться нашими друзьями. Вот эти два молодца, одинаковых с лица, стали бы неплохими солдатами. Разъясни им прелести службы в АСМ, ну а откажутся – тогда уж точно в расход.
– Командир, а с остальными что?
– Это пусть одинаковые с лица решают, конечно, если они с нами остаются. А нет – то и этих двоих туда же.
– Командир, а вы помните бабу-следователя? Это не она случайно?
Майор внимательно посмотрел на Веру:
– Нет, не уверен. Я слышал, что той бабе морду не так давно поменяли, а с новой личиной я ее и не видел. Надо бы генералу показать – он-то ее точно узнает. И если она окажется следователем, я ей не завидую…
Через несколько минут Вера увидела Дайнеко, в окружении офицерской свиты двигавшегося к клетке по узкому проходу между хижинами. Стареющий генерал, переступая через трупы женщин, детей и подростков, спешил увидеть одного из самых ненавидимых им людей в Муосе, по дороге придумывая муки для той, которая смела когда-то дерзить ему. От спешки он даже на несколько шагов опередил свою свиту. И он не заметил двух теней, появившихся из бокового прохода и тут же исчезнувших. Вере, да и всем, кто это наблюдал, подумалось, что это лишь игра теней факелов, тем более, что генерал сделал еще несколько шагов, по дороге пытаясь вытащить застрявший у него в левой половине груди стилет, и лишь потом упал.
– Стоя… – пытался крикнуть один из дозорных, выставленных у входа в туннель со стороны Партизанской, но крик его захлебнулся.
– Именем Республики! – услышала Вера из глубины туннеля знакомый голос теперешнего Начсота.
Очевидно, следователи давно преследовали АСМ, выжидая удобную минуту, чтобы привести вынесенный генералу приговор в исполнение. Во время схватки с партизанами, когда все асмейцы были задействованы в битве, следователи в суматохе боя незаметно вошли на станцию и подкараулили генерала, нанеся ему удар в самый неожиданный момент.
Не успели асмейцы убедиться, что генерал мертв, майор властно прокричал:
– Внимание, воины Армии Спасения Муоса! Генерал Дайнеко мертв – его убили враги Деспотии. Но начатое им дело мы доведем до конца. Я как старший по званию принимаю на себя командование Армией и руководство Деспотией…
– Рот закрой, штабная крыса, – прервал его офицер-спецназовец. – Это ты должен был беречь генерала, и ты не справился с заданием.
– Арестовать капитана, – выхватив свой не обсохший от крови меч, скомандовал майор.
И новая схватка, в которой несколько убров пытались противостоять штабистам, армейцам и новобранцам. Подавляющее численное превосходство превозмогло боевой опыт воинов спецназа. И вскоре майор, поставив сапог на голову убитого капитана, истерично кричал:
– Кто еще против меня, кто еще против? Я – командир АСМ! Я – генерал! Называйте меня только генералом! Жгите здесь все! Все сжечь!
Уже скоро в нескольких местах фанерные и дощатые хижины занялись огнем, и тут же новый истошный крик дозорного со стороны Пролетарской:
– Партизаны! Партизаны!
– Командир, уходим! – крикнул офицер-армеец.
– Мы принимаем бой!
– Командир, нас слишком мало. Победим Восток и тогда вернемся за партизанами.
– Мы принимаем бой!
Они допустили большую ошибку, не попытавшись понять, за счет чего работают прожектора, и из-за этого не воспользовавшись ими. Партизаны находились в кромешном мраке туннелей, а асмейцы были у них на виду, освещаемые сполохами занимавшегося пожара. Когда майор наконец-то понял оплошность, четверть его отряда была перебита арбалетными стрелами партизан, не спешивших выходить из туннельного мрака. Он попытался что-то исправить:
– За мной! Ближний бой!
Майор, отбросив арбалет и выхватив меч, спрыгнул на пути в расчете, что асмейцы быстро преодолеют отделявшее их от стрелков расстояние. Но далеко не все его солдаты бросились за ним. Многие новобранцы, наоборот, побежали в сторону Партизанской. Как только майор словил стрелу, контратака захлебнулась. Оставшиеся асмейцы побежали, скрывшись в клубах дыма. Уже через несколько минут десяток раненых и плененных асмейцев партизаны стащили в центр поселения и перерезали им сухожилия на ногах, обрекая их заживо сгореть в пламени, которое очень скоро охватит всю станцию.
Дым застилал клетку, выдирая горло и легкие и разъедая глаза. Но Вере было все равно – в представившейся ей панораме человеческого безумия все, что происходило и могло произойти с нею, не могло казаться страшным.
– Дядька Олег! Администратор!
– Алесь? А ты чего тут? – остановился проходивший мимо Батура, пытаясь рассмотреть тех, кто находится в клетке. И, не дожидаясь ответа, дал команду:
– Освободите их…
– Теперь уже точно вижу, что ты та самая Вера – голос, движения и, главное, глаза той смелой девушки, когда-то давно спасшей проклятую Богом и людьми станцию под названием Партизанская. Я часто тебя вспоминал, Вера.
– А ты, Батура, сильно изменился.
Верховный Командир партизан пожал плечами, не поняв, что Вера имеет в виду одержимый немигающий взгляд и горящие адским огнем глаза своего собеседника. Уже в который раз он закашлялся.
– Ты все болеешь?
– Да, по всем медицинским канонам я должен был уже давно сдохнуть. Ан нет, живу всем назло! Вот и подумал я, что не зря Богом продлены мои дни, для какого-то важного дела я пока еще кандыбаю по Муосу. И понял я, что мое призвание – уничтожить пожирающего людей монстра, имя которому – Республика.
– Республика – это прежде всего тоже люди. Уничтожая Республику, ты уничтожаешь людей. А что дальше?
– Дальше мы построим Братство. Это будет общество свободных людей. Никаких ульев и центров, инспекторатов и администраторов, никаких циничных психологов и кровожадных генералов, никаких налогов и захватнических войн. Лишь взаимное уважение друг к другу.
– Ты мечтаешь об анархии?
– Конечно же нет. Анархия ведет к беспределу и хаосу. Я мечтаю о Муосе, в котором вместо Конституции будет Соглашение. В этом соглашении все свободные поселения, освобожденные от республиканского ига, пропишут порядок взаимоотношений друг с другом. При этом ни одно из поселений не будет центральным, главным. Не будет никакого административного центра. Лишь периодические встречи представителей поселений каждый раз в другом месте для решения каких-то общих вопросов.
– А если какое-то из поселений не захочет подчиниться тому, что решат представители других поселений?
– Тогда оно нарушит Соглашение, и его ждет кара. Но этого делать ни одно поселение не будет, потому что неподчинение сродни самоубийству. Во-первых, такое поселение всегда будет противопоставлять себя многочисленной конфедерации других поселений. Во-вторых, решение не подчиниться большинству может возникнуть только у амбициозных властителей поселений. А властителей-то никаких и не будет. В Соглашении будет прописано, что в каждом поселении единственным полномочным органом управления будет вече, а для решения текущих вопросов – председатель веча, который избирается только на год и никогда – два раза подряд. Никакой коррупции и никакого беспредела в таком поселении быть не может. Если вдруг по примеру Республики кто-то попробует узурпировать власть, конфедерация поселений это быстро поправит. Такое устройство Муоса в некоторой мере заимствовано от партизан до их вхождения в Республику. Когда мы сломаем хребет Деспотии – этому уродливому потомку Республики, Муос станет другим. Он станет сообществом свободных, а значит, счастливых людей…
Батура заметно волновался. Он внимательно смотрел на Веру, расценивая ее молчание как тщательное изучение и оценку его проекта. Батура был искренним в своих намерениях, и Вера не сомневалась, что если бы задуманное им удалось, он спокойно сложил бы с себя полномочия нового революционного вождя и даже не попытался бы возглавить ни одно поселение. Но также она понимала, что задуманное Батурой – лишь очередная утопия, новая эфемерная идея, в жертву которой готовы принести хоть весь Муос. Батурой движет ненависть к Республике, а на ненависти ничего хорошего построить нельзя. И последствия первых шагов нового Братства она успела увидеть на Партизанской и на Тракторном.