Информация о том, что происходит за пределами Резервации, была очень скудной. Последний раз торговцы от Резервации пытались попасть в Улей несколько месяцев назад, но вернулись, потому что торговать там было уже не с кем. Партизаны и восточенцы, на время объединившись, все-таки прорвались в Улей и устроили там кровавую бойню. Когда-то разработанные в Улье стенобитные механизмы, захваченные повстанцами, теперь использовались для того, чтобы прорваться в бункеры Улья. Безумие восставших дошло до предела: они убивали врачей в Госпитале, ученых в медицинских и агротехнических лабораториях; прорвались на геотермальную станцию и перебили всех энергетиков, разбили рассчитанные на столетия бесперебойной работы электронные устройства станции. Улей погрузился во мрак, подземные оранжереи освещать стало нечем. Некоторые бункеры, массивные двери которых открывались электромоторами, оказались запечатанными, и оставшиеся внутри них люди были обречены на медленную смерть во мраке от голода или удушья.
А потом кто-то из следователей, продолжавших служить мертвому закону умершего государства, казнил Батуру. Командиры Батуры, не отличаясь идеализмом своего вождя, начали делить власть, и партизаны стали драться с партизанами прямо в Улье. Этим воспользовались восточенцы, нанеся удар в спину своим временным союзникам, пройдя кровавым рейдом по партизанским поселениям, убивая, грабя и насилуя оставшихся без защиты женщин, детей и стариков. Остатки АСМ, лишившись руководства, превратились в банды вооруженных убийц и грабителей и теперь, слоняясь по Муосу, нападали на случайных путников и даже целые поселения. Колонии чистильщиков стали увеличиваться, набирая силу, – теперь Муос и вправду был похож на чистилище, и многим казались убедительными доводы чистильщиков о том, что Богу угодно очистить Муос от людей.
Из-за гражданской войны, охватившей весь Муос, весной не были засажены картофельные поля на Поверхности, – все были заняты войной или спасались от войны, и заниматься земледелием было некогда. К зиме те, кому повезло, доедали запасы из разворованных продовольственных складов Улья. Но уже начинался голод, какого в Муосе не было еще никогда. Полуживые голодные люди из одного поселения шли убивать таких же голодных и полуживых людей в другом; удостоверившись, что у поверженных есть нечего, они шли дальше…
По сравнению с тем, что творилось в Муосе, Резервация казалась спокойным уголком. Очень вовремя Вера привела в Резервацию Саху и Паху. Они активно занялись обороной поселения, а именно военной подготовкой мавров. Уже скоро им это понадобилось – один из отрядов бывших асмейцев пытался прорваться в Резервацию, но благодаря братьям и неплохо ими подготовленной дружине все нападавшие были уничтожены. Позже поселение атаковали восточенцы, чистильщики и еще несколько агрессивных банд, происхождение которых определить было сложно. Нападавшие были все меньше похожи на людей: грязные, оборванные, волосатые, злые – они почти не отличались от диких зверей. Несмотря на то, что все нападения были успешно отражены, они не проходили для Резервации бесследно – несколько мужчин погибли, и лазарет Джессики был постоянно полон ранеными.
Резервация в числе немногих поселений все же высадила весной картофель на поле. Но начавшийся уже летом голод выдавливал людей на Поверхность в поисках съедобных растений и животных. Перспектива умереть от радиоактивного заражения уже не пугала людей, потому что радиация была незаметной и последствия от нее обычно наступали в будущем; а голод мучил уже сейчас и грозил убить в ближайшие часы. Повторялась ситуация с лесниками, которые когда-то воровали урожай у Партизан. Только это было одно племя, которое можно было выследить и уничтожить. Сейчас же отовсюду могли прийти бродяги в противорадиационных костюмах и даже без них; могли появиться ночью и днем, организованным вооруженным отрядом и одичавшей толпой. Возможности организовать круглосуточную охрану поля у Резервации не было – два десятка противорадиационных костюмов давно уже пора было менять, так как они прохудились и пропитались радиацией настолько, что скоро сами станут источником заражения, а их замена в ближайшие годы не предвиделась. Поэтому недоеденные ворами остатки мелкого картофеля были убраны уже в середине лета. Единственным возобновляемым источником пропитания оставалась небольшая оранжерейка, работающая от двух ветряков, да слизни в окрестностях поселения, выходить на сбор которых становилось все опасней.
И все же своевременно введенный Кингом по совету Веры режим жесткой экономии позволил отсрочить в Резервации голод, маячивший страшной перспективой скорого будущего, но пока что не выбивший из колеи обычную жизнь поселения.
Джессика после Короля была самым авторитетным человеком Резервации, поэтому ей многое прощалось. Давно замеченная дружба Джессики с белой женщиной из Сил Безопасности казалась многим странностью доктора, неприятной, но простительной для гениального человека. Когда же эта белая притащила своего безногого дружка, а потом и какого-то пацана с вытянутым лицом, эта странная тройка бледнолицых вызывала у местных чувства, далекие от восторга. Немного разбавило неприязнь появление близнецов, благодаря которым Резервация выстояла в серии нападений. И все же тень надвигающегося голода делала мавров раздражительней. Своей неприязни к пришлым лишним ртам мулаты почти не скрывали.
Джессика вышла за Кинга, и Вера догадывалась, что это было сделано только ради нее и тех, кто с нею. Вера подозревала, что Кинг пошел на прямой шантаж, поставив пребывание белых в поселении под условие свадьбы с Джессикой. Но от разговора на эту тему Джессика уклонялась, отшучиваясь: «Не век же в девках сидеть!».
И действительно, после свадьбы Кинг Эрик всячески покровительствовал друзьям новобрачной. Под предлогом занятости он сложил с себя учительские обязанности, полностью передав их Вячеславу и Вере, и даже увеличил часы занятий. В какой-то мере это было оправдано: мавританский диалект, на треть состоявший из английских и производных от них слов, очень сильно отличался от языка основной части Муоса. С давних времен детям в школе Королевства, а потом и Резервации, преподавался государственный язык, но чему могли научить учителя, которые сами им плохо владели? А этот язык был жизненно необходим: собственной литературы в Резервации не было, поэтому резерванты неохотно приобщались к чтению малопонятных им книг. В связи с этим решение Кинга допустить к преподаванию в школе носителей основного языка Муоса выглядело вполне обоснованным. Кроме того, отсутствие работ на Поверхности добавило свободного времени жителям Резервации и, чтобы не тратить его впустую, Кинг обязал детей учиться больше, а для взрослых, желающих подучиться, ввел вечернюю школу. Добавление учебных часов, в свою очередь, вызвало потребность в еще одном преподавателе. Но Вера понимала, что благодарить за их трудоустройство она должна не рвение Короля к просветительству, а его чувства к доктору Джессике и саму Джессику, которая сумела правильно сыграть на этих чувствах в пользу своей подруги.
Как бы то ни было, это были счастливые месяцы. У Веры стали снова отрастать волосы, с коротким ежиком на голове она была похожа на подростка, чуть ли не ровесника Хынга. Один раз от Джессики она услышала непонятное слово «лейкемия», но переспрашивать, что этот диагноз значит и каковы ее шансы выжить, Вера не стала – слишком тревожно смотрела на нее подруга-доктор, не перестававшая пичкать ее пэтэйтуином. Не разделяя пессимизма врачихи, Вера появление волос восприняла как добрый знак, а значит, у нее есть еще время, и ни одной отпущенной ей минуты она уже зазря не потратит. Больше тревожило ее состояние Вячеслава. Он уже мог кое-как передвигаться по Резервации без посторонней помощи – по эскизу Джессики местный мастер из деревянных чурок и системы кожаных ремней соорудил ему протезы. Зато слово «туберкулез» для Веры толковать нужды не было, и Джессика диагноза этого не скрывала. Лекарства, давно приобретенные в Республике, уже заканчивались; а то, что могли сделать Джессика и ее помощники из собранных под землей и на Поверхности грибов, лишайников и трав, не лечило от туберкулеза. Вячеслав сильно кашлял, иногда с кровью, худел, но не терял бодрости духа. Порой он казался ребенком, который вроде бы и знает о том, что все люди умирают, но в то же время считает смерть чем-то далеким, к нему не относящимся. И Вера с ним не говорила ни о его болезни, ни о том, чем она может закончиться. Они оба были захвачены тем делом, которым занимались.
Днем они учили детей. Смышленые негритята, чуждые расовых предрассудков своих родителей, с удовольствием посещали уроки своих новых учителей. Несмотря на то, что Король был образованным человеком, наставником он оказался скучным, и только за счет авторитета и чрезмерной строгости ему удавалось удерживать внимание детей. Теперь же ребята с жадностью ловили каждое слово, срывавшееся с губ Веры и Вячеслава, которые старались не только научить их азам чтения, письма и счета, но во время каждого урока уносили их далеко за пределы их маленькой Резервации, в давние времена, к незнакомым странам и загадочным мирам. Им двоим удавалось поставить этих маленьких смуглых человечков в центре необъятной Вселенной, временно сузившей свои границы до их маленького поселения, но все так же лежащей у их ног и зовущей покорять пространство и делать новые открытия. По вечерам собирались взрослые. Не все из них искренне хотели получить новые знания: кто-то шел от безделья, кто-то – чтобы порисоваться перед Кингом, кто-то специально искал крамолу в речах пришлых, чтобы потом ее использовать против них. Но никто не мог оставаться равнодушным к тому, что рассказывали эти люди, и главное – к тому, как они это рассказывали. Кинг когда-то просто втолковывал информацию, которую считал важной, а потом проверял ее знание у своих учеников. Вера и Вячеслав никого не проверяли, но умудрялись так изложить материал, что слушающим казалось, что об этом новом они и сами уже догадывались, а может быть, даже знали, просто подзабыли, и теперь