Ниже неуверенным почерком было дописано:
«Прошло две недели. Я умираю. Я никогда больше не увижу своих детей. Прошу вас — найдите их, Сергея и Валентину Коржаковских. Передайте им, что я дошла и выполнила свой долг. И помогите моему народу, сообщите о своем приходе ВСЕМ станциям. Прощайте. Галина К., 35 лет».
У Радиста защемило сердце. Он представил себе то отчаяние и одиночество, тот ужас, который испытывала молодая женщина, оставшись одна в ожидании неминуемой смерти на этой вышке. Он почти физически пережил ее тоску по детям. Он оценил мужество этого человека и непреклонность в выполнении задуманного. Ему стало стыдно перед ней за свои страхи. Хотелось крикнуть этому трупу в костюме химзащиты, что все, что она сделала, было не зря, что они дошли и обязательно помогут минскому метро. Если там еще кто-то остался.
Дехтер взял у него из рук листки, быстро пробежал глазами, сунул вместе с картой в карман, а Радисту тихо сказал:
— Нам пора.
Спускаться по лестнице было страшнее, чем подыматься. Из головы не выходила мертвая сталкерша. Радист себе поклялся, что сделает все от него зависящее. И он обязательно должен найти детей погибшей.
Вернувшись в вертолет, Дехтер коротко доложил обстановку. Посовещавшись, решили пока оставить передатчик на месте и спускаться в метро, полагаясь на карту мертвой сталкерши и память Бульбаша.
Бульбаш помнил, что один из входов на станцию Партизанская Минского метро был со стороны универмага «Беларусь». Здесь раньше находился подземный переход под проспектом, совмещенный с супермаркетами и входами в метро. Москвичей удивило, что гермоворота оказались установлены еще на спуске в подземный переход. Снаружи они были занесены толстым слоем песка, полусгнивших опавших листьев и какого-то мусора. Похоже, их давно не открывали.
Бульбаш первым подошел к воротам и трижды стукнул. Прошла минута, ответа не было. Бульбаш стукнул сильнее: гул прозвучал в мертвой тишине города, как гром. Если бы кто-то был по ту сторону ворот, их обязательно бы услышали. Но и спустя несколько минут никто не отзывался.
Молчаливый Комиссар стал внимательно обследовать зону ворот и нашел странного вида круглый барельеф, явно имевший утилитарное значение. Пошарив руками в куче листьев под «барельефом», коммунист нащупал какой-то рычаг и стал его подымать. «Барельеф» оказался герметичным лепестковым затвором люка. Затвор разошелся в стороны, и перед уновцами разверзлось отверстие метрового диаметра. Им повезло — затвор гермолюка не был закрыт изнутри. Дехтер посветил в отверстие, кивнул одному из бойцов, и тот пролез в темноту. Чуть позже боец высунулся из отверстия и показал рукой: «опасности нет, путь свободен». Уновцы один за другим стали исчезать в жерле гермолюка.
Они оказались внутри длинного подземного перехода. Когда-то здесь явно жили люди. Потолок был закопчен, повсюду разбросаны какие-то металлические и деревянные каркасы, одежда, посуда. Но сейчас тут царило запустение.
По полу, стенам и потолку вились стебли или корни растения. Какой-либо намек на зеленый цвет отсутствовал: растение было грязно-желтым, и потому казалось мертвым. Эти стебли-корни беспорядочно ветвились — от толстых, толщиною в орудийный ствол, до тончайшей паутины — и сплошной сеткой покрывали все пространство. Свободным оставался только длинный проем посредине, ведущий в трубообразный туннель, во мраке которого терялись лучи фонарей.
Ментал громким шепотом произнес:
— С виду — растение, а аура больше похожа на животную. И оно явно реагирует на нас. Только вот не могу понять — как.
Уновцы, вглядываясь в неподвижную путаницу, не поняли, что Ментал имеет в виду под словом «реагирует». Пошли дальше. Лекарь (спецназовец-медик) сообщил данные дозиметра:
— Уровень радиации намного меньше, чем снаружи, но все же зашкаливает. Противогазы не снимать!
В стене подземного перехода сквозь плети растения Дехтер разглядел вход в какое-то помещение, но Бульбаш его остановил:
— Тут был подземный супермаркет. Вход в метро намного дальше.
Бульбаш указал на другой проем, над которым висела покосившаяся запыленная вывеска с большой буквой «М». Ниже была прикреплена облупленная табличка, на которой некто вывел большими буквами «МУОС…» и дальше что-то нечитаемое. Проем оказался закрыт похожими гермоворотами, но справиться с люком на этот раз удалось с трудом. Пришлось очищать место от прочных побегов штык-ножами. Когда резали и рвали побеги, Дехтеру, стоявшему в стороне, показалось, что растения вокруг издают какой-то звук, похожий на шелест или шипение. Он посмотрел на Ментала, но тот был погружен в свое обычное состояние.
Проследовав внутрь, москвичи увидели те же толстые, средние, тонкие и тончайшие грязно-желтые стебли местной флоры. Здесь заросли были еще гуще. Для прохода оставался лишь узкий коридор, по которому в ряд плечом к плечу могли идти два человека. Лекарь посмотрел на дозиметр и снял с головы противогаз. Остальные уновцы последовали его примеру. Воздух был пропитан сыростью и запахом гнилых листьев.
Ментал тревожно прошептал:
— Я чувствую людей, но не могу определить, сколько их, где они и как настроены. Мешает это растение. Оно сильно фонит.
Дехтер скомандовал:
— Идем вперед по двое. Полная боевая готовность!
Раздались щелчки автоматных предохранителей.
Они прошли по вестибюлю метро мимо касс. Идти было трудно — приходилось то и дело нагибаться, протискиваться в сужения зарослей, освобождаться от цепляющихся за одежду побегов. Создавалось тревожное ощущение, что люди находятся в чреве какого-то животного и что вот-вот это чрево начнет сжиматься.
Спустились по лестнице. Кое-где коридор внутри зарослей раздваивался, тогда шли наугад, точнее, в более просторное ответвление. С перрона спустились к рельсовому полотну. Стало немного спокойней: есть рельсы и шпалы, значит, это туннель, значит, они в метро, а метро — это их стихия. Коридор снова распался на две ветви, идущие в противоположные стороны — по туннелям вдоль полотна к соседним станциям. Бульбаш, подумав, указал налево:
— Там центр города, следующая станция — Тракторный Завод. Предлагаю идти туда.
Дехтер кивнул. Вошли в туннель. Метров через тридцать увидели на земле труп мужчины. Он был совершенно голым и очень худым, как будто высохшим. Его тело было оплетено уже знакомым растением. Когда Дехтер пригляделся, то увидел, что человек буквально пронизан его ветвями и побегами. Некоторые стебли, входившие в тело, едва заметно шевелились и пульсировали, как будто выкачивали из трупа содержимое.
Даже видавших виды спецназовцев передернуло от этого зрелища. Тихо матерясь, они посматривали по сторонам на обступивший их лес. Вдруг уновец, который замыкал строй, вскрикнул и упал. Все обернулись, не понимая, что произошло с их товарищем. На второго замыкающего в это время напал какой-то полуголый бородатый мужик, выскочивший из зарослей. Дикарь оказался явно слабее и в следующую секунду был отброшен мощным ударом, но тут раздался боевой вопль, подхваченный десятками глоток со всех сторон. Дикари выпрыгивали из самой гущи растений, сыпались сверху, подбегали сзади и с боков. Началась стрельба. У некоторых из нападающих были странные наросты на груди, словно рюкзаки, подвешенные спереди. Радист увидел, как один такой нарост раскрылся, словно цветочный бутон, и оттуда в мгновение выскочила, как на пружине, какая-то кишка толщиной с руку. Кишка метнулась и обхватила за шею спецназовца, стоявшего рядом с Кудрявцевым. У того хрустнули шейные позвонки, и он, обмякнув, упал лицом вниз. У Игоря было ощущение, что все это происходит во сне. Неожиданно заросли перед ним распахнулись, и оттуда выскочил дикарь. Вернее, это была женщина с отвратительным, перекошенным от ярости лицом. Она прыгнула на Радиста, схватив его цепкими пальцами за шею, разрывая ногтями кожу, и опрокинула в заросли. Игорь пытался отбиться от нападавшей стволом автомата, но та уже тянулась своими пальцами с длинными ногтями к его глазам. В этот момент еще чьи-то руки схватили его за шею и начали тянуть к себе. Радист не мог освободиться от этого захвата, так как отбивался от скулящей дикарки, настырно лезшей к его глазам. Когда его уже затаскивали внутрь рощи, дикарку отбросило, и тут же уновцы, схватив Кудрявцева за ноги, выдернули назад. Дикарку застрелил Комиссар — она лежала с кровоточащей дырой возле уха и с застывшим бешеным оскалом. Комиссар продолжал стрелять с двух рук, в каждой из которых было по «стечкину». Он принципиально пользовался исключительно своими именными пистолетами, и надо сказать, его оружие было здесь самым подходящим. Другие бойцы не столько стреляли, сколько отбивались прикладами автоматов, слишком длинных и неудобных в тесноте этих зарослей.
Приказав помочь раненым, Дехтер скомандовал:
— Уходим!
Уновцы подхватили Радиста, вяло тащившего за ремень свой АКСУ. Как сквозь пелену до него донесся крик капитана:
— Зачистить заросли!
Теперь, когда москвичи оторвались от дикарей, у них появилась возможность стрелять. Двенадцать автоматов и два пулемета начали раздавать свинец во все стороны. Ошметки стеблей валились, словно листопад. Доносились короткие людские вскрикивания. Уновцы шли быстрым шагом — бежать здесь было невозможно.
Дехтер увидел на одном из толстых стеблей такой же нарост, какой был у дикарей. Нарост раскрывался. Капитан всадил в него автоматную очередь. В ту же секунду из нароста вывалилась и беспомощно повисла кишка. Края раскрывшегося бутона судорожно задергались.
Спустя десять шагов они увидели еще два бутона, потом еще три… Лес объявлял им войну.
— Огнеметы! — скомандовал Дехтер.
Два десятиметровых факела вырвались из длинных стволов, выжигая дорогу в зарослях. Пробежав весь коридор, спецназовцы повторили огненный залп. Так они продвигались все дальше и дальше, уже без потерь.
Сзади доносились вопли и улюлюканье дикарей. Судя по всему, их там было не меньше сотни, но открыто преследовать отряд они не решались.