Я просыпаюсь на вытяжке в Мобильном армейском хирургическом госпитале под присмотром очень старого Алана Алды, одетого в очень нестарого Соколиного Глаза Пирса[193].
— Что происходит? — спрашиваю я.
— Вам на голову упал сталактит, — говорит Алда.
— Вы Алан Алда, — говорю я.
— Да, — отвечает он, очень довольный.
— Я бы предпочел, чтобы меня лечил Дональд Сазерленд[194].
— Но лечу я, — говорит он.
— Сколько я уже без сознания?
— Три месяца, плюс-минус.
— Как там война?
— Все еще бушует.
Соколиный Глаз щиплет за зад дряхлую лейтенанта Диш. Она хихикает, игриво оглядывается, и он идет за ней своей фирменной походкой в стиле Граучо Маркса.
По динамикам лагеря раздается объявление:
«Встречайте правительство „Слэмми“. Разве не пришло время для правительства, которое представляет ваши интересы? В „Слэмми“ мы обслуживаем ваши потребности так же, как всегда обслуживали ваши столики: быстро, качественно и с улыбкой на лице».
Я лежу среди раненых и пытаюсь организовать мысли.
Инго предполагает, что, возможно, все трагедии современного мира восходят к лунным детям. Слепота Поллукса Коллинза в сочетании с его известным таинственным происхождением, остротой ума и как будто врожденным пристрастием к шарлатанству стали идеальным штормом для будущего процветающего бизнеса мессии. Кастор — робкий, вечно оправдывающийся, стыдливый, не может выдержать слепоты и известности, но Поллукс пользуется всем, включая ограничения брата, чтобы сделать заявку на собственную божественность. Майкл Коллинз назвал их метко: в мифах Поллукс был сыном Зевса, а его брат Кастор — простым смертным. Хотя, согласно одной версии, изначально Поллукса Коллинза звали Кастором, а когда он узнал о мифе, втайне заставил брата отзываться на Кастора и сам взял имя Поллукс. Далее эта версия предполагает, что семья Коллинзов даже не знала о подмене. Все это, конечно, обычные сплетни; чтобы это знать, необязательно смотреть фильм Инго. Но Инго влезает в головы этих культурных символов. У каждого есть любимый Коллинз. В зависимости от того, за кого вы хотите выйти замуж, о вас можно сказать многое, заявляют бесконечные «аналитические» статьи в популярных журналах. «Миссис Кастор», как правило, — независимые личности, «миссис Поллукс» — фашисты. «Миссис Кастор» не пугает неизвестность; «миссис Поллукс» живут в черно-белом мире. «Миссис Кастор» проявляют сочувствие, «миссис Поллукс» — осуждение. «Миссис Кастор» принимают человеческую уязвимость; «миссис Поллукс» — саркастичны. «Миссис Кастор» — невротики; «миссис Поллукс» — социопаты. Я — «миссис Кастор». И всегда был. Куда сложнее жить с неуверенностью, исследовать пертурбации человеческого разума, задавать вопросы, быть смелым. Будь я в правильное время жив и немцем, стал бы членом «Белой розы»[195], а то и самым отважным их предводителем.
Новое объявление:
«Наш фирменный Молот „Слэмми“ желает вам добра. Он сокрушит вашу печаль множеством ударов любви».
Я скитаюсь по пещере с проломленным черепом, не в силах вспомнить следующие сцены из фильма Инго, как вспоминал до того, как его заменила эта новая, восстановленная версия. Моей работе сильно повредило то, что Барассини погиб во время бомбардировки Нью-Йорка — согласно его официальному биографу, Т. Томасу Текерлеку-Уилеру, офис Барассини стал эпицентром, что вызывает у меня самые разные вопросы. В ныне выжженной Нью-Йоркской агломерации как будто стало невозможно найти лицензированного гипнотизера с приличным рейтингом на «Йелпе». И подозреваю, из-за травмы от всей этой ситуации я в некоторых отношениях закрылся эмоционально, стал опасливым, гипербдительным, недоверчивым, а все это мешает спокойствию, необходимому для полноценного воспоминания. Моей целью всегда (со времен просмотра «новой» версии фильма Инго) было сравнить их, решить, какая «реальней», а затем опубликовать результаты.
Возможно, в сегодняшнем мире это уже не имеет значения, возможно, для пещерного общества шедевр Инго неактуален. Возможно, «нам стоит жарить рыбку покрупнее», как выражается молодежь на пещерных курсах готовки морепродуктов от «Слэмми», но я бы заявил, что сейчас фильм Инго нужен нам как никогда. Ибо фильм показывает не только, кто мы, но и чем можем стать, а также кем были и кем могли бы стать, а также кем не являемся и кем не станем. Это, полагаю я, выдающийся артефакт. Но что тут поделать? Как я могу помочь? Что я вообще могу? Есть древняя персидская сказка под названием «Обезьяна и шмель», которая лучше выражает мою дилемму.
Давным-давно, много лет назад, жили-были обезьяна и шмель, лучшие друзья.
— Как ты можешь дружить со шмелем? — спросила антилопа. — Он же только и хочет, что жалить.
— Мы друзья, — ответила обезьяна. — Значит, меня он жалить не хочет.
— То есть ты с ним дружишь, только чтобы он тебя не жалил?
— Если вкратце, — сказала обезьяна.
— Похоже на обман, — сказала антилопа. — Может, это ты здесь злодейка, а не шмель.
— Я и не говорила, что он злодей. О злодеях речи вообще не шло.
— Может, это ты злодейка, — повторила антилопа с упрямо раскинутыми рогами.
— А разве я не рациональная эгоистка в духе Макса Штирнера?
— Да, — признала антилопа с новым и глубоким пониманием своей обезьяньей (но, к сожалению, не лучшей) подруги.
Возможно, шмель здесь — Инго.
Глава 78
Звучит музыка, отмечая новое сообщение, в этот раз как будто у меня в голове:
«Центры трудоустройства „Слэмми“: вливайтесь в нашу команду. От профессионалов пищевой индустрии до физиков — у „Слэмми“ найдется для вас подходящая профессия. Незачем обивать пороги; Молот „Слэмми“ обил их за вас! В пыль!»
Возможно, моя дружба с Инго эгоистична, зато — возможно — она сослужит добрую службу доброму миру. Уверен, я обязан продолжать погоню за памятью о фильме, как он вспоминался изначально. Я ищу местных гипнотизеров по своему телефону от «Слэмми». Во всей пещере есть только один, Кардинал Пещерри, и тот, похоже, специализируется на похудении. Я звоню.
— Кардинал Пещерри у аппарата.
Это женщина, что застает меня врасплох. Я предполагал, что любой, кто называет себя «Кардинал», — мужчина. Я чудовище.
— Э-э, здравствуйте.
— Да.
Звучит музыка. Мы оба замолкаем.
«Университет „Слэмми“: строим будущее, по одному разуму за раз. Молотом».
— Эм-м, да, мне нужен гипнотизер.
— Сколько надо вам скинуть?
— Вас скинуть?
Сбрасываю звонок. Набираю снова.
— Алло?
— Привет.
— Сколько кило вам надо скинуть?
— А! Нет, это не из-за веса. Чтобы вы знали, у меня оптимальный, боевой вес.
— А что тогда?
— У меня провал в памяти и нужна помощь.
Звучит музыка: «Космические корабли „Слэмми“: взлетите к потолку пещеры! Взгляните на Близнецов Гемини вблизи! В течение марта скидка 50%».
— Я в основном по весу.
— Да. Это я понял.
Звучит музыка: «Телефоны „Слэмми“: мы в „Слэмми“ не делаем „умные“ телефоны — мы делаем очень умные телефоны. Представляем „Гений“ от „Слэмми“: этот телефон будет таким инновационным, креативным и глубокомысленным, что вам самим уже необязательно. Также это первый телефон, который служит полностью функциональным дроном, его правосубъектность была утверждена Верховным судом Соединенных Штатов, и ко всему прочему он удостоился гранта Макартура за революционное исследование любопытного праздника Кайлпод туземного народа кодава».
— Если оплатите пакет по потере веса, я доброшу и консультацию о памяти. Но за дополнительную оплату.
— А можно просто консультацию о памяти?
— Никаких замен.
— Что?
— Никаких замен.
— Я и в первый раз слышал. Просто в шоке.
— Большинство людей просят о потере веса. У «Слэмми» не самая здоровая еда. Только не говорите им, что я это сказала.
— Ладно. Давайте и потерю веса, и консультацию о памяти.
— Отлично. Пожалуйста, не говорите «Слэмми», что я это сказала. Серьезно.
— Не буду.
— Спасибо. Я в Медицинском здании Восточного грота. Вы не пропустите. У него еще сверху огромный знак «Слэмми». Приносите список своих постыдных удовольствий.
— В смысле в еде?
— Да.
— Ладно.
Думаю, я не очень доверяю Пещерри. Еще я думаю: пломбир с арахисом, маринованная в маринаре картошка фри в ресторане «Орсо», кондитерский жир «Криско» прямо из банки. Пещерри будет чем заняться.
— Вы не голодны, — говорит она гипнотизерским голосом, которым говорят гипнотизеры.
— Ну, по дороге сюда я съел «Слэммуррито», — говорю я.
— Но даже если бы не.
— Ладно.
— Отныне вы не станете использовать еду в качестве замены любви.
— Вы о том, как я просверлил дырку в дыне и занимался с ней сексом? Потому что это было только один раз. И вообще, откуда вы об этом знаете?
«Производственные камеры производят послушных граждан. „Слэмми“. Ждем вас во фруктовом отделе!»
— Это что, реально такой слоган?
— Он новый; пока только для пробных рынков.
— Ладно. Так что, можно уже перейти к памяти?
— Ладно.
Кардинал Пещерри снимает с полки книжку под названием «Кстати, напомнило: искусство вспоминать забытое с помощью постгипнотического внушения». Какое-то время листает. Я смотрю на часы.
— Так, — говорит она наконец. — Значит, вот как это, кажется, работает: я создам в вас постгипнотическое внушение, которое раскроет вашу восприимчивость к флешбэкам через взаимодействие с окружением.
— Ладно, — говорю я.
— «Фибула-Тибула, — зачитывает она какое-то заклинание из книги. — Помни Аламо, Помни „Мэн“[196], / Помни чистить зубы, помни про тлен, / Найдешь ты вокруг все ответы вполне, / В пещере смотри и в себя, и вовне».