Утром все отправились искать другой дом, целый и чтоб в нем было на чем спать. Мы не ели. Ни вчера, ни сегодня. Зато нашли дом! Там есть двери! Есть оконные рамы. Даже кухонный стол! И диван! Наши лица, наверное, осветились счастьем, и все перестали ворчать. Быстро разбились на маленькие группы и отправились искать клеенку, чтобы закрыть ею оконные рамы. Так будет теплее. Наша охота была удачной. Мы принесли инструменты – гвозди и молоток! Решили не разделяться! Держаться всем вместе!
Мы заняли крайнюю комнату со старым зеленым диваном. Оказалось, нас в комнатке шестеро: я с мамой, бабушка Нина с больным внуком, старенькая Стася и бабушка Мария из частного дома, сгоревшего на углу. Для Нины с внуком Юрочкой я и мама откопали из-под снега железную ржавую сетку от кровати. Еще мы придумали для сетки подпорки – кирпичи. Кто-то нашел мужские ботинки и переобул бабушку Нину, мокрые ноги которой сильно распухли. Старой Стасе притащили кровать, как в больнице, с высокими спинками. Нам единогласно уступили зеленый диван, и мы с мамой удобно разместились на нем. Правая нога очень болит. У меня температура.
Повезло, что в разбитом шкафу за стеклами нашлись лекарства – аспирин и валидол. Еды мы не нашли. К вечеру мне всегда хуже. Вообще я хожу нормально, но вдруг появляется резкая, страшная боль, я падаю на снег и кричу.
22.01.
Аза с Линой принесли из соседних домов теплые одеяла и спали спокойно. Моя мама постеснялась ходить по чужим домам. И мы мучились, мерзли. Я заплакала утром, не выдержав голода, и сказала маме:
– Да с них пример брать надо! Люди ориентируются в обстановке, а мы!
Она сказала:
– Да ладно, – и безвольно махнула рукой.
Какие-то русские солдаты пожалели нас, дали две банки своей пайковой тушенки. Сказали:
– Все, что вам нужно, ищите сами. Закрытых дверей в Грозном вроде нет!
Пошли искать, но ничего не нашли, кроме муки. К трем часам дня сварили суп с галушками, наконец поели! К вечеру кто-то обнаружил немного риса, кто-то стакан макарон. Ура! Будет макаронно-рисовый суп.
Наш дом, вероятно, уже сгорел, и паспорт мамы тоже.
Вовка и Аза где-то купили для военных водку. Это зачем? Я не поняла. Вовкина жена тетя Оля постоянно хихикает и шепчется с солдатами. Говорит, что старается ради еды. Командует всеми, кричит, а сама таскает в свою комнату чужой хрусталь и ковры. Наши комнаты разделяет кухня. Во второй комнате поселились четверо: Оля с мужем, Аза и Лина. Куда потерялся сосед Николай со своей парализованной мамой?
Когда нас выгнали на зачистку, мы видели, как военные вытаскивали мать Николая, а он все твердил, что ее нельзя трогать.
У меня болят пальцы рук. Вчера, когда несли сетку от кровати для бабушки Нины, пальцы приклеились к мерзлому железу. Варежек нет, я забыла их дома на холодильнике.
Сегодня мама нашла мешок, а в нем примерно ведро-полтора темной муки! Он лежал в яме на углу улицы. Мама взялась нести мешок, а какая-то чеченка громко заорала:
– Мое! Отдай! Он лежал возле моего дома. Я старая! Я не ела три дня!
Маме стало стыдно и жаль бабку. Она отдала ей муку. Как орал на маму пьяный Вовка!!!
– Я вас кормить не буду! Кто ничего не принесет – еды не получит!
Мы молчали. Знали – виноваты. Пока искала дрова, сочинила стихи:
На снег, в Крещенье, 19-го,
“Из дома – вон! Не запирать!
С собою вещи – не вытаскивать!
И ног не смейте обувать.
Идите – вон! Вперед! Без паспорта!
Он вам не нужен! Вон! На снег!”
Мы смотрим – перед нами в маске
Военный русский человек.
Полина
23.01.
Вовка пьян с вечера до утра и с утра тоже. Нина и ее сумасшедший внук колют и пилят дрова. Носят их в дом, делают запас на случай обстрела. Мы с мамой переделали окно. Еще раз затянули его клеенкой, ведь зима, январь, а мы, считай, на улице.
Сегодня Вовка поставил в кухне железную печь. Вывел трубу в окно. Надеюсь, что перестанут мерзнуть мои ободранные пальцы и ноги.
Я хожу в старом, длинном пальто. Я в нем спала, когда нас вывели из дома. Под ним еще две кофты и дырявая куртка. Чтобы ко мне не приставали, мама сделала мне по подбородку капли из теста, вроде прыщи. Припудрила их тертым красным кирпичом. Получилось как зараза. Я так хожу. Ведь мне 14 лет! Мама боится за меня. Много пьяных мужчин вокруг. Люди сказали, что в военный госпиталь мне лучше не обращаться для операции. Почему?
Сейчас Вовка напомнил маме, что она растяпа, так как отдала старухе, “которой подыхать пора”, муку. Мама не выдержала критики и ревела. Наш “обед” почему-то задерживается. Куда делись трое: жена Вовки Ольга, Аза и Лина? Уже половина пятого вечера.
Оказывается, они все трое ездили на БТРах к нам, в наши дома, вместе с солдатами. Никому ничего не сказали! Договорились с военными, и тю-тю. Привезли какие-то большие мешки. Объяснили: там, в наших домах, расположилась другая воинская часть. И они спасали свои вещи. Мешки занесли во вторую комнату. И сразу закрылись. Мы ждали. Я была очень голодная, но еще сильнее я желала узнать, как там наш дом. Путешественницы рассказали:
– Вход в ваш подъезд завален кирпичами. Войти можно, но только из других подъездов. Через дыры, прорубленные в стенах квартир. Все квартиры в доме теперь соединены через внутренние перегородки! Но такой путь требует времени, а мы спешили.
– Что же документы нам не привезли? Необходим паспорт! – волновалась мама. – Мой паспорт – в пустом холодильнике! Он спрятан на случай пожара!
– На хер он кому нужен! – огрызнулась чеченка Аза.
А ведь мама недавно спасала ее плащ! Какие стали все злые! С этого дня в соседней комнате прижились красочные термосы и новый сервиз.
– Если честно, очень завидую, что вы смогли увидеть наш дом! – призналась я.
И сразу увидела, как скривилась тетя Оля.
– Там, у входа к вам, мусор и гора кирпичей. Не пробраться.
– Что-то из вещей, наверное, останется, – успокоила маму Лина. Она добрее. И на том спасибо!
У меня болит сердце, и очень хочется домой.
Женщины рассказали, что те военные, с кем они приехали, сильно ссорились с теми, кто был там, в наших домах. С другой воинской частью. Они едва не подрались и не постреляли друг друга.
Полина
24.01.
Снаряды из пушек теперь падают совсем недалеко. Пушки стоят на горе, рядом с пожарными колодцами, по дороге в мою школу № 50. Хорошо видно, как загорается и рушится дом. Грохот. Гарь. Часто снаряды пролетают прямо над нами. Так военные развлекаются. Они стреляют чуть выше наших голов, пока мы набираем воду.
В чужих разбитых домах бывает вода, но она замерзла и не всегда можно оторвать ведро от пола. У нас печка. Лед в ведре тает. А снег топить трудно. Он всегда с копотью – черный. Спим мы, как и раньше, в пальто, но теперь не так мерзнем.
Сегодня повезло – нашли соленые помидоры в баллонах. Едим мы раз в сутки. Примерно в три часа дня. Но наши соседи нашли и принесли муку. Потому сегодня у каждого есть лепешка. Хочешь – жуй сразу, а хочешь – спрячь на вечер.
Я постоянно хочу есть. Болят ноги. Это все из-за осколков ракеты.
Только что был ужасный, свинячий скандал. Пьяный Вовка бил и душил бабку Стасю. Он кричал:
– Проклятые твари! Еду ищите себе сами! Я всяких старых блядей кормить не обязан!
За Стасю вступилась Аза:
– Она же еле ходит!
Вовка ударил и ее! Аза сильно покраснела, заплакала. Вот сволочь! Жаль, у меня сил нет набить ему наглую морду! Тоже мне, великий благодетель.
Некоторые русские солдаты пожалели нас – выселенных. Из своих пайков дали консервы, 1–2 банки. Это на всех!
– Нам и так дают половину положенного пайка, – признался один из военных. – Остальное начальство на сторону продает, боевикам. Но вы возьмите. Смотреть на вас тяжело. Вы же голодные!
Все продукты Вовка и тетки Лина, Аза и Оля сразу сортируют. То, что качественней, прячут. Едят втихую, по ночам, а бабушкам и мне с мамой не дают.
Ежедневно ругаюсь с кем-нибудь. Это, наверное, потому, что мне постоянно мешают делать мои записи, мешают сочинять стихи, читать. Они вряд ли верят в Бога или в правду. А в кого вообще тут можно верить?
Я поняла наконец! Все дни наши сожители по дому просто мародерствуют. Они специально во весь голос кричат на нас. Чтоб люди на улице слышали и ошибочно думали, что старым бабушкам и нам нужен хрусталь. А у нас дома посуды – валом! Мне она вообще не нужна. Я вспомнила, что один философ скитался по свету, имея только чашу для воды. А когда пришел к ручью и увидел, как мальчишка-пастух пьет воду из горсти, то разбил свою чашку о камни!
Я постоянно чувствую запах смерти. Она пахнет металлом.
Мама, если мы идем в “поход”, не разрешает заходить в жилые комнаты. Главное – еда! Еду брать не грех. Обязательно мы посещаем ванную комнату. Там бывают аптечка, вода, мыло. Нам сегодня крупно повезло – нашли лекарства. Обезболивающие! Я выпила сразу две таблетки. Когда боль в моей ноге прошла, мы пошли на соседнюю улицу, просить у жителей варежки для меня. Никто не дал.
– Ищите сами. Или у своих просите. Вон “хозяева” ваши хозяйничают, – они указали на русских военных.
– Конечно, поищем! – огрызнулась мама.
Надо было спросить на чеченском языке, тогда бы дали. А так ругнулись, и все. Варежки мы искали, но не обнаружили. Невезучие мы!
Сегодня был вкусный обед. Суп с картошкой! Старались дежурные: тети Аза и Лина. После обеда я хотела полежать, но пришла Лина и сообщила:
– Я уже один раз принесла воду и помидоры. Что я, гробиться на всех должна?
Старенькая Стася спала. Нины с безумным внуком не было. На свою беду, мы взялись помочь – принести еду и воду.
В кирпичном частном доме были российские солдаты и какой-то дед-чеченец. Я взяла ведро воды и вышла. Мама также подхватила ведро с водой и баллон варенья. Потом она увидела в баночке острую приправу и тоже сумела взять ее. В большой красный бак из пластмассы солдаты ставили себе баллоны и банки с консервами, видимо, на весь свой коллектив. Дед-чеченец крутился там же, с мешком. Он тоже запасался едой. Никто никому не мешал! Наоборот, царили понимание и сочувствие. Следом за нами вышла Лина. Бабушка Нина шла мне навстречу. Она помогла занести ведро с водой по ступенькам.