– Я дала вам указания, а вы до сих пор пальцем о палец не ударили. Чем вы там занимаетесь? Ждете, когда весь город исчезнет в этом подвале? Знаю я вас, Билсхейм, вы тот еще мастер проволочек! Мне бездельники не нужны! И я требую, чтобы вы разобрались с этим делом за сорок восемь часов!
– Но, мадам…
– И никаких «но, мадам»! Ваших людей я уже проинструктировала, так что прямо завтра утром отправляйтесь туда. Все инструменты уже там, на месте. Давайте, пошевеливайтесь, черт побери!
Комиссар весь напружинился. У него дрожали руки. Человек он был подневольный. Какого дьявола он должен кому-то подчиняться? Чтобы не потерять работу и не стать отщепенцем. Обрести настоящую свободу Билсхейм мог, лишь облачившись в лохмотья бомжа, но он пока не был готов к такого рода испытанию. Свойственная ему аккуратность и привычка следовать заведенному порядку, а также приучать к этому других вступили в противоречие с его желанием не подчиняться чужой воле. У него засосало под ложечкой – снова дала знать о себе язва. В конце концов стремление к порядку победило в нем страсть к свободе. И он смирился.
Отряд охотников, укрывшись за камнем, наблюдает за ящерицей. Она здоровенная – шестьдесят голов в длину (восемнадцать сантиметров). Ее шершавый зеленовато-желтый, в черную крапинку панцирь внушает страх и отвращение. Воину номер 103 683 кажется, что крапинки – это засохшие брызги крови всех ее жертв.
Зверюга, как и следовало ожидать, окоченела. Она шевелится, но еле-еле, будто боится переставлять лапы.
Едва выходит солнце, подается феромоновая команда:
«Вперед, на Зверя!»
Ящерица видит, как на нее движется целое полчище злобных черных козявок. Она медленно поднимается, раскрывает розовую пасть, из которой высовывается длинный язык, и начинает быстро размахивать им из стороны в сторону, колошматя подобравшихся слишком близко к ней муравьев, – они приклеиваются к языку, и она тут же отправляет их себе в пасть. Затем чуть-чуть отрыгивает и с быстротой молнии улепетывает прочь.
Охотники, не досчитавшиеся трех десятков собратьев, застывают в изумлении. Оказывается, сил у твари предостаточно, хоть она и замерзла!
Солдат номер 103 683, которого никак нельзя заподозрить в трусости, одним из первых замечает, что охотиться на такого зверя – значит обречь себя на верную гибель. Этот враг как неприступная крепость. Шкура ящерицы подобна броне – такую не возьмут ни муравьиные челюсти, ни кислота. А крупные размеры и проворство, даже на холоде, дают ей решающее преимущество.
Однако муравьи не думают отступаться. Подобно стае крошечных волков, они бросаются по следам чудища. Они мчатся под сводом папоротников, испуская грозные феромоны, насыщенные запахом смерти. Хотя этот запах пока пугает только слизней, он все же помогает муравьям почувствовать себя сильными и непобедимыми. Преодолев расстояние в несколько тысяч голов, они снова натыкаются на ящерицу – та жмется к стволу ели и, похоже, переваривает легкий завтрак.
Надо действовать! Чем дольше ждешь, тем активнее она становится! Уж если ей на холоде проворства не занимать, то какой она будет, когда отогреется на солнце? Охотники сплетаются усиками и держат совет. Атаковать предполагается с ходу. Они разрабатывают план действий.
Воины сваливаются с ветки прямо на голову зверюги. Они пытаются ослепить ящерицу, кусая ее веки, и уже забираются к ней в ноздри. Но первому отряду не везет. Ящерица резко отмахивается лапой, хватая зазевавшихся муравьев и мигом проглатывая их.
Но тут подоспевает вторая волна нападающих. Ловко увернувшись от нацеленного на них языка ящерицы, они совершают поразительно широкий обходной маневр и… впиваются в ее куцый, еще не успевший отрасти хвост. Не случайно Мать уверяет: «У любого противника есть слабое место. Найди его и рази, воспользовавшись этой слабостью».
Они вспарывают тело ящерицы, прожигая его кислотой, проникают в рану и добираются до ее кишок. Ящерица переворачивается на спину, дрыгает задними лапами, а передними лупит себя по брюху. Боль от тысячи укусов пожирает ее изнутри.
В это же время другой отряд охотников наконец забирается в ноздри твари, которые раздуваются и лопаются под натиском жгучих кислотных струй.
Третий отряд атакует глаза. Муравьи разрывают в клочья эти мягкие шарики, но, пробравшись в глазные впадины, они оказываются в тупике: отверстие глазного нерва слишком узкое, проникнуть через него в мозг невозможно. Тогда они присоединяются к охотникам, успевшим глубоко забиться в ноздри ящерицы…
Ящерица корчится, засовывает лапу себе в пасть, пытаясь раздавить муравьев, впившихся ей в глотку. Слишком поздно.
Тем временем в одном из легких ящерицы 4000-й сталкивается со своим молодым приятелем – номером 103 683. Кругом кромешная темень, и они ничего не видят, потому что у бесполых особей нет инфракрасных глазков. Тогда они сцепляются кончиками усиков.
«Эй, давай, пока собратья наши заняты делом, дернем к Восточному термитнику. Пускай они думают, что мы погибли в стычке».
Они выбираются тем же путем, каким проникли в чрево ящерицы, – через ее хвостовой отросток, превратившийся в кровавое месиво.
Завтра ящерицу разделают на тысячи мелких кусочков, чтобы их было удобно есть. Часть из них, обсыпанных песком, переправят в Зуби-зуби-Кан, а остальные доставят в Бел-о-Кан, где съедят, посвящая собратьев в захватывающие детали этой великой охоты. Муравьиной цивилизации нужно укреплять свои силы и боевой дух. И победы над ящерицами помогают делать это как ничто другое.
СМЕШЕНИЕ: Было бы ошибкой полагать, что муравьиные гнезда недоступны для чуждых видов. Разумеется, каждое насекомое вооружено пахучим флагом своего вида, тем не менее никакой «ксенофобией», свойственной людям, здесь и не пахнет.
Если, к примеру, поместить в заполненный землей террариум сотню муравьев Formica rufa, а также сотню муравьев Lazius niger, и у каждого из этих видов будет своя плодущая самка, нетрудно будет заметить, что после нескольких «бескровных» столкновений и долгого общения с помощью усиков два вида начнут совместно строить муравейник.
Часть проходов в таком муравейнике будет приспособлена под размеры рыжих муравьев, а другая часть – под размеры черных, но при этом оба вида станут смешивать таким образом, что можно прийти к выводу: у муравьев не существует доминирующего вида, который пытался бы оттеснить представителей другого вида в какое-нибудь изолированное место наподобие городского гетто.
Дорога, что ведет к Восточным землям, пока не очищена. Войны с термитами мешают установить в этих краях мир и порядок.
Муравьи номер 4000 и 103 683-й трусят по тропинке, которая не раз была полем сражения. Над ними порхают, вращая усиками, ядовитые бабочки, и это их настораживает.
Через некоторое время 103 683-й чувствует, как у него под правой лапой что-то копошится. Вскоре он понимает, что это клещи – крохотные существа, ощерившиеся колючками и усиками, шерстинками и коготками, которые целыми полчищами перемещаются с места на место в поисках грязных закутков. Это зрелище забавляет 103 683-го. Подумать только, что на одной планете уживаются крохи вроде клещей и великаны вроде муравьев!
Номер 4000 останавливается перед каким-то цветком. Внезапно ему становится плохо. Он очень стар, ему сегодня и без того досталось, а теперь пробудились молодые личинки наездника. Они, верно, проголодались и начинают жадно пожирать внутренности бедного муравья.
Солдат номер 103 683, чтобы спасти старика, роется у себя в общественном желудке в поисках хотя бы нескольких капелек медвяной росы ломехузы. Во время недавней потасовки в подземельях Бел-о-Кана он собрал ничтожное количество этого нектара, чтобы потом использовать его как болеутоляющее средство. С этим сладким ядом он обращался крайне осторожно и отравиться не успел.
Муравей номер 4000 глотает нектар, и боли утихают. Однако он просит дать ему еще немного. Солдат 103 683 пытается его образумить, но 4000-й не унимается – он даже готов драться со своим товарищем, лишь бы выжать из него последние капли дурманящего зелья. Старик уже собирается наброситься на молодого солдата, но неожиданно соскальзывает в ямку, вырытую в песке. Это ловушка муравьиного льва!
У муравьиного льва, вернее его личинки, квадратная голова – с ее помощью он, как лопатой, и роет свои знаменитые ямки-ловушки. А потом забирается туда и поджидает добычу.
Солдат номер 4000 поздновато понимает, что случилось. Муравьи достаточно легкие, и выбраться из подобной передряги особого труда для них не составляет. Да вот только едва он начинает подниматься наверх, как из глубины ямы вырастают две длинные, обрамленные колючками челюсти и обсыпают его песком.
«На помощь!»
Старик забывает про боль, которую причиняют ему зловредные личинки-наездники, и про необоримую страсть к зелью ломехузы. Ему страшно и совсем не хочется сгинуть таким образом.
Он отбивается изо всех сил. Но ловушка муравьиного льва, как и паутина, для того и создана, чтобы ввергнуть жертву в страх. Чем больше 4000-й барахтается, силясь выбраться из ямы, тем быстрее осыпаются ее края, увлекая его на дно… где притаился муравьиный лев, который вновь и вновь обдает его мелким песком.
Солдат номер 103 683 живо смекает, что, если он наклонится и протянет товарищу лапу, то и сам сильно рискует провалиться в яму. Он отползает в сторону и высматривает поблизости травинку, достаточно длинную и крепкую.
Между тем старый муравей, не в силах больше ждать, испускает истошный пахучий крик и начинает еще более отчаянно барахтаться в песке, больше похожем на жижу. В результате он еще быстрее проваливается в яму. Вот он уже всего в пяти головах от резаков-ножниц. При ближайшем рассмотрении они и впрямь ужасают. Каждая челюсть усеяна сотнями острых зубчиков, между которыми торчат длинные, искривленные колючки. Кончик челюсти имеет форму шила, способного пробить насквозь любой муравьиный панцирь.