– Что еще за надписи?
– Какие-то тайные заклинания. Хотите прочту?
– Не надо, я верю вам на слово…
В чреве у 56-й все бурлит. Мечется, толкается, дергается. Обитатели ее будущего города выражают нетерпение.
Она больше не привередничает и выбирает в желто-красно-черной земле канавку, решив именно тут заложить свой будущий город.
Здесь вполне безопасно. Поблизости не пахнет ни карликами, ни термитами, ни осами. Зато сохранились феромоновые следы, указывающие, что в этих краях уже бывали отважные белоканцы.
Самка номер 56 пробует землю на вкус. Она богата микроэлементами и насыщена влагой, впрочем, вполне умеренно. Рядом даже нависает кустик.
Она расчищает на земле круг диаметром три сотни голов – это самая подходящая форма для города.
Выбившись из сил, она сглатывает, пытаясь отрыгнуть пищу из общественного желудка, но он давно пуст. У нее совсем не осталось запасов энергии. Тогда она резким движением отрывает у себя крылья и с жадностью съедает их мышечные корешки.
После такой энергетической подпитки ей хватит сил на несколько дней.
Затем самка зарывается в землю по самые усики. Сейчас, пока она представляет собой легкую добычу, ее никто не должен обнаружить.
Она ждет. Город, спрятанный в ее чреве, понемногу пробуждается. Как же она его назовет?
Первым делом нужно придумать королевское имя. У муравьев имя дает право на сохранение независимой сущности. Рабочие, солдаты и девственные половые особи обозначаются только цифрами, соответствующими порядковому номеру их появления на свет. Зато оплодотворенные самки могут взять себе имя.
Гм! За ней гнались охотники с запахом камня – стало быть, ей пристало назваться не иначе как гонимой королевой. Причем за ней гнались, потому что она пыталась разгадать загадку тайного оружия. И об этом не стоит забывать. Значит, она не кто иная, как королева-тайноискательница.
И она решает назвать будущее поселение городом королевы-тайноискательницы. На муравьином пахучем языке это обозначается так:
ШЛИ-ПУ-КАН.
Через два часа – новый вызов.
– Как вы там, Билсхейм?
– Перед нами дверь. Самая обыкновенная. Сверху длинная надпись. Старинный шрифт.
– Что там написано?
– Теперь хотите, чтоб я прочел?
– Да.
Комиссар подсветил себе фонариком и стал читать медленно и торжественно, по мере того, как ему удавалось разобрать слова:
– Душа в час смерти переживает то же ощущение, что и люди, посвящаемые в великие Тайны.
Прежде всего, это беспорядочные метания, сопровождаемые мучительной встряской, бесконечно тревожные блуждания во мраке.
Засим, перед самым концом, страх достигает своего предела. Озноб, дрожь, холодный пот, всепоглощающий ужас.
Дальше почти внезапно следует восхождение к свету, внезапному озарению.
В глаза бьет дивный свет, вас несет над нетронутыми скверной краями и лугами, где слышатся голоса и музыка.
Священные слова исполнены благочестивого почтения. Совершенный, посвященный человек становится свободным и славит Тайны.
Один из жандармов содрогнулся.
– А что там, за этой дверью? – послышалось из рации.
– Так-так, открываю… За мной, ребята!
Долгая пауза.
– Алло, Билсхейм! Алло!.. Отвечайте, черт подери, ну что там?
Послышался звук выстрела. И снова тишина.
– Алло, Билсхейм, отвечайте же, старина!
– Билсхейм на проводе.
– Говорите, что там у вас?
– Крысы. Тысячи крыс. Они так и сыпались нам на головы, но мы их распугали.
– И поэтому стреляли?
– Да. Теперь они попрятались.
– Скажите, что вы там видите!
– Здесь все красное. На каменных стенах везде следы ржавчины, а на земле… кровь! Мы идем дальше…
– Держите связь! Зачем отключаетесь?
– Я действую так, как считаю правильным, мадам, и в ваших советах издалека, с позволения сказать, не нуждаюсь.
– Но, Билсхейм…
Щелк. Комиссар отключил связь.
Сатей на самом деле не гавань и не передовой пост. Однако отправляющиеся в дальние походы белоканцы предпочитают переправляться через реку в этом самом месте.
В давние времена, когда муравьи-первопроходцы из династии Ни оказались на берегу этой узкой бухточки, они поняли, что переправиться через реку не так-то просто. Только они не привыкли отступать перед трудностями. При необходимости муравей тысячу раз будет биться головой о преграду, используя тысячу разных способов, пока не умрет или пока не преодолеет преграду.
Подобное поведение может показаться безрассудным. Такая тактика, понятно, потребовала немалых жертв от муравьиной цивилизации и напрасной траты времени, но, как оказалось, она себя оправдала. В конечном счете, пусть и ценой неимоверных усилий, муравьям неизменно удавалось справляться с трудностями.
В Сатей первопроходцы сначала пробовали переправиться через реку по воде. Водная гладь вполне выдерживала их вес, одна беда: за нее нельзя было уцепиться когтями. Муравьи скользили по воде, у самого берега, как по льду. Два шага вперед, три шага в сторону… плюх! И тут их пожирали лягушки.
После сотни бесплодных попыток, обернувшихся тысячами жертв среди первопроходцев, муравьи принялись искать другое решение. Рабочие, сцепившись лапами и усиками, выстроились в цепочку, растянувшись до противоположного берега. И все бы ничего, не окажись река слишком широкой и бурной. Итог – двести сорок тысяч погибших. Но муравьи не сдавались. По велению тогдашней королевы Бию-па-ни они попробовали соорудить мост из листьев, потом – из веток, затем – из трупов майских жуков, далее – и из камешков… Эти четыре попытки стоили жизни шестистам семидесяти тысячам рабочих. Таким образом, по прихоти Бию-па-ни за все время ее царствования на строительстве моста ее мечты погибло больше подданных, чем в битвах за территории!
Тем не менее она стояла на своем. Надо было перейти через Восточные земли. После неудачных опытов с мостами ей пришло в голову обогнуть реку, поднявшись к ее истоку на севере. Ни одна из отправившихся туда экспедиций так и не вернулась. Восемь тысяч погибших. Не угомонившись, она решила, что муравьи должны учиться плавать. Пятнадцать тысяч погибших. Потом у нее возникла идея, чтобы муравьи попробовали приручить лягушек. Шестьдесят восемь тысяч погибших. А как насчет того, чтобы планировать на листиках, спрыгнув с высокого дерева? Пятьдесят два погибших. А переправляться под водой, обмазав лапы загустевшим медом? Двадцать семь погибших. Потом рассказывали: когда ей сообщили, что в городе осталось не больше десятка не имеющих повреждений рабочих, и посоветовали отказаться на время от дальнейших планов, она изрекла:
«Жаль, у меня еще столько идей!..»
И все же муравьи-федераты в конце концов нашли достойное решение. Спустя триста тысяч лет королева Лифуг-рьюни предложила своим верноподданным прорыть туннель под рекой. Проще простого – и как только это раньше никому не приходило в голову!
Так, из Сатей стало возможно переправляться через реку – под ее дном, – причем совершенно беспрепятственно.
Воин номер 103 683 и старик 4000-й уже достаточно долго пробираются по знаменитому туннелю. Здесь сыро, хотя протечек нигде не видно. Город термитов стоит на другом берегу. Впрочем, термиты пользуются этим же туннелем, чтобы проникнуть на территорию федератов. До сих пор у них был молчаливый уговор: под землей никаких стычек, все ходят туда-сюда беспрепятственно – и термиты, и муравьи. Но если бы одна из сторон вдруг решила объявить себя главной, другая, ясное дело, попыталась бы перегородить или затопить проход.
Они идут по длинной подземной галерее, которой нет конца. Одна беда: водная масса у них над головой очень холодная, а под землей еще холоднее. Каждый шаг дается все труднее. Если они здесь заснут, то уже навсегда, и им это известно. Потому муравьи ползут вперед, и только вперед – к выходу. Они выбирают из своих общественных желудков остатки белков и глюкозы. У них одеревенели мышцы. Наконец, вот он, выход… Выбравшись на вольный воздух, совершенно продрогшие 103 683-й с 4000-м засыпают прямо посреди дороги.
Продолжая движение в грязи и кромешной тьме, комиссар Билсхейм невольно погружается в раздумья. Хотя думать здесь особенно нечего – иди себе да иди, и так до самого конца. Если только он есть, этот конец…
Разговоры идущих гуськом за Билсхеймом шестерых жандармов стихли. Прислушиваясь к их хриплому дыханию, он думал, что на самом деле стал жертвой несправедливости.
Что ни говори, а он уже давно мог стать главным комиссаром и получать приличную зарплату. Он хорошо выполнял свою работу, нередко перерабатывал и успел раскрыть добрый десяток дел. Единственное – его дальнейшему продвижению по службе всегда мешала Думен.
Вскоре такое положение стало для него невыносимым.
– Ну и черт с ней!
Все остановились.
– Все в порядке, комиссар?
– Да, да, в порядке, двигаем дальше!
Стыд и позор: он уже разговаривает сам с собой. Билсхейм закусил губу, поклявшись, что будет держать себя в руках. Однако не прошло и пяти минут, как он снова с головой ушел в свои мысли.
Он ничего не имел против женщин, просто ему не нравились дуры. «Эта старая ведьма с трудом читает и пишет, она не довела до ума ни одного дела, и нате вам – ее назначают начальницей целого отдела и передают в подчинение аж сто восемьдесят полицейских! Да и получает она теперь раза в четыре больше моего! А еще говорят: идите служить в полицию! Тут уж точно без постели не обошлось – иначе ее предшественник нипочем не стал бы рекомендовать ее повысить. Ко всему прочему, она назойливая, как муха, и вечно сует нос, куда не просят. Она науськивает всех друг против друга, сама работает спустя рукава, зато везде и всюду строит из себя важную птицу…»
Билсхейм внезапно вспомнил один документальный фильм – про жаб. В брачный период они так возбуждаются, что запрыгивают на все, что шевелится: на самок, самцов и даже на камни. Они сжимают брюхо партнеру, выдавливают икру и потом оплодотворяют ее. Те из них, кто обжимает самок, получают удовлетворение. Те, кто обжимает самцов, ничего не получают – они просто меняют партнера. Те же, кто обжимает камни, натруживают лапы и бросают это дело.