рь, зайдут в прихожую узнать, все ли в порядке. А там ни черта не в порядке! Даже я, когда смог разглядеть все то, что натворил там, или, вернее, ОН натворил, чуть с ума не сошел. Меня реально вывернуло прямо на пол. Вдобавок ко всему, что там уже было. Даже сейчас тошнота подкатывает, едва вспомню весь этот трэш. Хорошо, что желудок уже пустой и блевать просто нечем.
Черт возьми! На предплечье остался след ее запекшейся крови. Надо стереть. Надо постараться забыть! Надо постараться держать ЕГО под контролем! Хорошо, что у меня есть тридцать дней до того момента, когда ОН снова проснется во мне, разбуженный светом полной луны.
Как тогда, в детстве, в первый раз. Я хорошо запомнил тот день.
Тогда в зеркале вечером я впервые увидел ЕГО появление. Впервые проснувшись во мне, ОН пытался выйти наружу и завладеть мной. И это было реально страшно. Я, помнится, тогда здорово напугался, побежал к матери, пытаясь рассказать ей, хватал ее за руку и старался отвести к зеркалу, чтобы показать. Но, естественно, мои попытки в итоге ни к чему не привели. Все было списано на простое детское воображение.
Жили мы тогда с матерью в комнате общежития одного разваливающегося городка. Сказать, что там было, в этом городке? Да ни хрена в нем не было! Кинотеатр, в котором уже давно не показывали никаких фильмов, а в готовом вот-вот обвалиться зале с демонтированными креслами по вечерам пятниц и выходных устраивали местные дискотеки, где тусовалось различное быдло и авторитеты. Из соседних домов можно было наблюдать, как каждая такая дискотека рано или поздно заканчивается натуральным мордобоем. В ход шло все, начиная от монтировок и бит, и заканчивая ножами. Пару раз даже огнестрелы были. Еще в городе имелись школа и детсад, да два полусгнивших деревянных корпуса местной больнички, в которой не было даже таблеток и из окон зимой так дуло, что можно было окочуриться еще до морга. Я помню это прекрасно, поскольку лежал там с аппендицитом. Пьяный врач и такая же медсестра, одни и те же каждый день. Они по ходу дела вообще там жили, в этой больничке. Круглые сутки. И бухали тоже все время. Вообще все в том городке бухали, потому что делать там, кроме этого, было нечего. Меня моей матери тоже заделали, когда она была бухая. Кто? Вот это вопрос. Не скажу, что меня очень интересует, кто мой папаша, но все-таки иногда очень хочется посмотреть на него. Просто узнать. Наверное, кто-то из тех алкашей, которые периодически появлялись у нее в комнате. В итоге, когда все выяснилось, аборт уже было поздно делать: вроде как пятый или шестой месяц. А в детдом меня сдавать мамаша не захотела – за ребенка давали какие-то деньги, которые она пропивала в первый же день.
Когда я был еще маленький, все было ничего, а вот когда стал старше, тогда, конечно, пошла веселуха. Лежишь на кровати, установленной впритык с родительской, притворяешься спящим, а сам слушаешь, как твою мать трахают всякие нарки и конченные ушлепки. А кровать твоя тоже раскачивается и вся скрипит. И эти там воют натурально. Просто жесть!
Потом уже, когда мне перевалило за семь, меня стали выгонять на улицу. Мамашке было все равно. Ей к тому моменту уже давно стало на все пофиг. А эти жлобы меня выпихивали из дома. Если летом, то нормально, можно перекантоваться. Зимой, конечно, сложнее. Иногда было так холодно, что я на полном серьезе к утру не чувствовал рук и ног.
В общем, детство было то еще. Все закончилось однажды летом, когда в комнате случился пожар. Мамаша и ее любовник сгорели во сне. Видимо, заснули по пьяни с сигаретами. И меня забрала двоюродная сестра матери, которую разыскали как единственного родственника. Не могу сказать, что она была мне слишком рада, но все-таки, сжалившись, увезла к себе в областной центр, и жизнь моя после этого стала налаживаться. По крайней мере, мне удалось с грехом пополам закончить школу и даже поступить в местную путягу. Толку от этого, в плане дальнейших перспектив, было чуть больше, чем ни хрена, но тетя настояла, решив, видимо, хоть чем-то меня занять. А у меня, собственно, и выбора особого не было: либо сделать так, как говорит Эмма, либо через год идти топтать сапоги, чего любому здравомыслящему, на мой взгляд, человеку в нашей стране ну никак не хочется.
Почему я так подробно рассказываю про свои детские года? Потому, что, мне кажется, это как-то связанно с НИМ.
В общем, с того раза, который меня так напугал в детстве, прошло уже много лет, и все было нормально. Я и забыл про эту стремную фигню и спокойно жил у тети Эммы. И вот однажды я проснулся ночью от того, что у меня свело ноги. Вернее, даже не свело – как сводит ноги, я прекрасно знаю. Это острая боль, такая, что хочется завыть, и ты, чтобы размять окаменевшую мышцу, вертишься волчком, как бешеный пес, который пытается схватить свой хвост. И, сука, это очень больно! Но в ту ночь все было по-другому. Боли не было. Было только сумасшедшее ощущение того, что кости твои хотят стать длиннее и вместе с ними тянутся мышцы и все такое, и это, блин, было просто невыносимое ощущение. Я лежал и изо всех сил вытягивал ноги, желая, чтобы мне их кто-нибудь вырвал и выкинул на хрен – настолько невозможно было терпеть эту тянучку. Дело было в сентябре, было тепло, и окно было раскрыто. Тетя любила всякие тяжелые плотные шторы, а меня они просто угнетали, и я их все время отодвигал. Так вот, когда наконец-то, наверное, минут через тридцать, тянучка прошла сама собой, в лицо мне ударил свет луны. Она как раз появилась из-за туч. Круглая сволочь. Раньше я никогда особо ее не рассматривал. Ну, в том плане, что все эти звезды и луна меня вообще никак не интересовали. Есть они и есть. А в тот раз, или, вернее, с того раза луна стала меня раздражать. Как только на небе появлялся месяц и начинал расти, превращаясь потом в настоящую луну, мое настроение становилось все хуже и хуже. И в итоге в первый день полнолуния появлялась ненависть ко всему, потому что никто и ничто не могло спасти меня от этой невыносимой тянучки. Но не только она доставала меня каждую тридцатую ночь. Через пару месяцев добавилось еще кое-что. Когда тянучка отпустила меня и я решил, что наконец-то могу забыться сном, острая боль пробила мои зубы. Твою ж мать! Ну, вы знаете, как по ночам болят зубы, так ведь? Я прошлепал на кухню и нашел в ящике коробку с таблетками. Выпил какое-то обезболивающее, которое тетя часто пила. Говорит, что хорошее. А я вам скажу – черта с два оно хорошее! Хрень полная! Ноющая боль временами простреливала так, что отдавало в ухо и в шею. И не проходила. Я вроде не дурак и понимаю, что любая таблетка не сразу действует. Она же должна в желудке раствориться и все такое. Но через полчаса я выпил еще две. И даже проверил срок годности. Первый раз в жизни! До этого мне было вообще насрать на всякое подобное. В конечном счете, часа через два боль ушла. Уж не знаю почему: то ли сама собой, то ли от того, что колесами закинулся. Утром я решил сходить к стоматологу, благо с этим в городе проблем не было: хочешь – к обычному, хочешь – за бабки. Я, естественно, пошел за просто так. Врач посмотрел на мои зубы, даже чем-то там постучал и подергал, и сказал, что почти все в норме, но есть какие-то проблемы с деснами. Я у него спросил, почему может быть такая боль, а этот врач мне такой: надо рентген делать и чего-то еще. Типа, записывайся – и после всего снова ко мне, так как это могут быть и не зубы. А как могут быть не зубы, если они-то как раз и болят?! Но я решил все-таки сделать так, как он мне сказал. А там на этот рентген очередь – мама не горюй! Месяца на три вперед. Ну, я и плюнул тогда на все это дело. Колеса помогают, буду их пить. Раз в месяц, в общем-то, и потерпеть можно.
В общем, настроение мое было сильно подпорчено из этой проклятой луны и всего остального. И Эмма, естественно, не могла не заметить этого. В то время я ей ничего не рассказывал. Она, конечно, спрашивала меня, что со мной и все такое, но я врал, говоря, что все нормально и что ей просто кажется. Не знаю, почему я тогда молчал. Из-за страха, наверное. Хотя, какой, на хрен, страх?! Страх чего? Не знаю, короче. Если бы я признался во всем Эмме с самого начала, возможно, и не случилось бы этой беды с Марго.
Короче, тетя Эмма списала все на половое созревание. Всю мою нестабильность характера и плохое настроение. Сказала, что когда яйца вырастут, то все пройдет. И я сначала на полном серьезе старался убедить себя в том, что она права и что скоро все станет хорошо. Но еще более отчетливо я понимал, что все это тот еще бред и что проблема вовсе не в моем возрасте, а в чем-то другом.
К следующему полнолунию, которое я начал с того месяца отмечать в настенном календаре, я заранее затарился таблетками и нашел у тети в кухонной аптечке какой-то крем, который якобы помогал при мышечной боли и всяких там болях в суставах. Вспоминая сейчас тот раз, я думаю: слава богу, что Эмма в ту ночь уехала к своему знакомому. Надо отдать ей должное: она никогда не приводила своих мужиков к себе домой. Наверное, они ее жарили в гостиницах или еще где. И я ей за это безмерно благодарен.
Так вот, в ту ночь я лежал в кровати и ждал, когда начнется приступ боли. Часы пробили полночь. Обычно тогда все и начиналось, но сегодня ничего подобного не было, и я, находясь в ожидании, не заметил, как заснул. Проснувшись, первым делом я увидел перед собой ножку стола. Сознание вернулось ко мне моментально! Я лежал голый на холодном кухонном полу, и все мое тело беспощадно ныло от того, что я, видимо, провалялся всю ночь в одной позе. Все еще задаваясь вопросом, какого хрена я оказался на кухне, я поковылял в ванную, чтобы умыться и прийти в себя. Когда я подошел к зеркалу и посмотрел в него, я, мягко говоря, охренел! На губе у меня была запекшаяся кровь. Естественно, первой мыслью было то, что я, упав, приложился об пол и выбил себе зуб или прокусил язык. Но во рту все было в полном порядке. А вот на кухне – нет! Когда я пришел туда снова, то заметил на дверце нижнего отсека холодильника, где была морозилка, следы крови. Один-единственный отпечаток, как будто пальцем кто-то провел. Помню, что я, повинуясь какому-то наитию, открыл морозилку и тщательно исследовал все три ящика. Одного куска мяса не хватало. Я перерыл все ящики сверху донизу, все еще подспудно надеясь, что этот замороженный кусок мертвого дерьма куда-то завалился. Но его нигде не было. Получается, что я, не помня ничего, встал посреди ночи и сожрал мясо из морозилки!