– Сколько осталось дней?
– Сегодня у нас что?
– Вторник. – Я вспомнил висевший на кухне настенный календарь.
– Стало быть, три дня. В субботу они нас ждут. Успеешь?
– Постараюсь, – кивнул я. – Хотя дело непростое. Пока не понятное. В конце концов, могу же я отпроситься у Шумовского на один день? До Торгранта тут лететь-то всего ничего.
– Что тебе там непонятно в твоем деле? – Катя сменила позу в кресле.
– Пока что все.
– Тогда думай. Ищи решение. Не буду тебе мешать.
Катя встала, подошла ко мне. Положила руки на плечи, склонившись, поцеловала в щеку и ушла в комнату.
Я достал новую сигарету и закурил, перебирая в уме все то, что удалось увидеть и выяснить за сегодняшний день.
Девятнадцатого числа настоящего месяца в Краснодарской области рядом со станицей Соколовской на пшеничном поле были обнаружены круги. Один большого размера, составляющий центральную часть рисунка. Три более маленьких располагались по окружности, деля ее на равные части. От одного из них в сторону отходило подобие волнистой линии, прозванной кем-то из местных «змейкой».
Опрос местных колхозников ни к чему не привел. Восемнадцатого вечером поле было в полном порядке. Показания работников подтверждают и пилоты сельской авиации. Совершая плановый вылет, правда, в первой половине дня, никто из них не заметил на поверхности хлебного моря ничего необычного.
Ночью никто из оказавшихся рядом с полем также ничего сверхъестественного не отмечал. Со стороны станицы все было спокойно. Обзор с противоположной стороны, где проходит автомобильная дорога, был укрыт лесополосой.
Утром сегодняшнего дня поле уже было испорчено гигантским рисунком. И возле него гонящий на утренний выпас колхозное стадо пастух обнаружил, к своему ужасу, останки четверых человек. Несчастные были убиты жесточайшим образом. Как рассказал выехавший на место преступления криминалист из Краснодара, визуально складывалось впечатление, что тела троих были раздавлены каким-то большим и тяжелым предметом. Как будто попали под заводской пресс. Тело четвертого было обнаружено на расстоянии шестнадцати метров, с внешними признаками тяжелой сочетанной травмы. Первоначально казалось, что он был сбит груженным транспортным средством, въехавшим в бедолагу на скорости за сто шестьдесят километров в час. После чего механизм, подпрыгнув, упал сверху на трех оставшихся, раздавив всех сразу.
Никому из местных четверка погибших не была знакома.
Следователи сначала предполагали, что троица и лежащий отдельно труп никак не связаны между собой: их разделяло довольно большое расстояние, плюс – разный характер внешних повреждений, ставших причиной смерти. Однако в скором времени недалеко от линии лесополосы, с ее внутренней, укрытой от дороги стороны была найдена туристическая палатка, а в ней – четыре спальных мешка и оставленные погибшими личные вещи. На стоянке также обнаружили потухший костер и давно остывший походный котелок на рогатках.
Получается, эти четверо, расположившись на краю пшеничного поля, по каким-то ведомым только им причинам бросили приготовленный ужин и оказались практически на противоположном краю поля, где и были убиты непонятно как и кем. Причем, трое, по-видимому, погибли одновременно, а четвертый раньше или позже. Одним словом, сплошные вопросы и никаких ответов. Ни одного.
Само собой, наличие возле места преступления загадочных кругов, появившихся в ночь кровавой трагедии, должно было рано или поздно навести на определенные мысли. И кто-то из вышестоящих чинов, взявших расследование под свой контроль, вышел на Шумовского.
Спустя два часа после его звонка я прибыл в Краснодар. Прямого маршрута к станице не было, пришлось брать планер. Встретивший меня сотрудник милиции, стоявший в оцеплении, после тщательной проверки документов рассказал, где я могу найти кого-нибудь из следственного отдела.
– Приветствую. – Худой, невысокий Архипов представился, протягивая руку. – Как долетел?
– Нормально. – Я пожал на удивление крепкую и сильную ладонь. – Хорошо тут у вас. Тепло, и воздух совершенно другой. Кипарисы сплошные. Красота.
– В отпуске давно был? – Архипов внимательно посмотрел на меня.
– Так точно. – Я рассмеялся. – Почти год назад.
– Скоро пойдешь, значит, – кивнул Архипов. – А я вот только прилетел вчера. И вот… – Он неопределенно кивнул в сторону поля. На фоне налитых золотом толстых колосьев пшеницы блестели на солнце синтетические ленты оцепления.
– Тела еще там?
– Нет. – Архипов мотнул головой. – Убрали уже. На судебку повезли.
– А фотографии?
– Фотографии приставлены к делу. Пока не будет объявлен список уполномоченных и ответственных, допуск к ним закрыт.
– Это я знаю.
– Да не на что там смотреть. Ничего интересного. Есть копии паспортов и членских билетов погибших.
– Давай.
Я затушил сигарету, встал и, не зажигая свет, прошел в коридор. Открыл портфель, стоявший на трюмо около входной двери, порылся в нем несколько секунд и вернулся на балкон. На нем мы с Катей тем летом впервые организовали подобие веранды. Здесь нам обоим нравилось пить чай с вареньем тихими теплыми вечерами. Свежезаваренный черный чай. Кусочек лимона. Малина, раскрывающая в кипятке весь свой аромат. Теплый свет уличных фонарей и залетающие то и дело на балкон мотыльки.
Я провел рукой по сенсорному экрану информационного носителя. Активировал рабочий режим, ввел идентификационный код. Подтвердил его отпечатком указательного пальца. Датчик считал в месте контакта наличие пульсовой волны и зафиксировал прикосновение живого человека. Вход в систему был разрешен, и я открыл нужную папку.
«Дело №68/18 (Круги на полях)»
Я пробежал глазами несколько страниц описания места происшествия. Нашел сканы отчетов следователей и фотографий документов погибших. Паспорта были тем немногим, что оставалось на бумаге в век полномасштабного оцифровывания. Сперва идентификационные документы собирались заменить чуть ли первыми, наряду с документацией правительственных и социальных служб. Но народ в массе своей высказался об этом крайне негативно. Сама идея отказа от обладания физическим подтверждением причастности к Великому социалистическому лагерю расценивалась многими как попытка забыть дела прошлых поколений. «Я гражданин Советского Союза! И я хочу с гордостью предоставлять свое удостоверение личности!» – под таким лозунгом прошел референдум, по результатам которого было принято решение дублировать бумажными носителями электронные паспорта.
Первым я увидел снимок молодой женщины с кудрявыми волосами. Нижний край фотографии был темным от крови. Горвицкая Алина Михайловна. Историк, членкорреспондент Уральского филиала Академии наук СССР.
Широков Борис Сергеевич. С фотокарточки на меня смотрело улыбающееся лицо усатого, седеющего мужчины в очках с толстыми стеклами. Физик из Ленинграда.
Следующая копия с партийного билета. Обрамленное темной бородой и шапкой вьющихся волос полное, добродушное лицо. Товмасян Бесо Шотаевич. Палеогеолог из московского палеонтологического института АН СССР.
И последний. Крикунов Константин Евгеньевич. Преподаватель, доцент кафедры нормальной физиологии человека Омского медицинского университета.
Четыре совершенно разных человека. Четыре разных профессии, соприкасающихся попарно: физика – физиология, и палеонтология – история. Да и то – опосредованно. Что заставило их оказаться вдалеке от мест постоянного пребывания и работы? Опрос родственников погибших не дал никакого результата. Никто из близкого окружения каждого из умерших ничего не знал о трех других. То же самое касалось и коллег на работе.
– Спать идем? – раздался из комнаты голос Кати. – Тебе вставать завтра рано.
– Сейчас. – Я потянулся к пачке за очередной сигаретой, но увидел, что она пуста. Мысленно перебрал содержимое портфеля: запасной пачки в нем не было.
«Ладно, – пронеслось в голове, – может, наконец, курить начну бросать».
Планер приземлился на Политехнический улице, недалеко от главного корпуса Физико-технического института. Я активировал тормозную систему летающего аппарата и посмотрел на часы.
Восемь сорок одна. Почти три часа назад я сидел в еще не нагретом флаере, смотрел на стеклянный купол, покрытый ночной мошкарой, налипшей на осевшую росу. Сидел и думал о том, что неплохо бы забежать в библиотеку, раз уж окажусь в Ленинграде. В одной из центральных библиотек страны я наверняка смогу найти то, что поможет направить ход мыслей в нужную сторону.
Раньше десяти появляться в институте смысла не имеет. Я вылез из флаера и, оглядевшись, направился в сторону станции метро «Площадь мужества».
Кабинет покойного нынче академика представлял собой хаотичное нагромождение шкафов с бесконечным количеством папок и книг, в основном, по сугубо научной тематике, старого кожаного дивана и стола, заваленного какими-то немыслимыми аппаратами, деталями и прочей технической мешаниной, предназначение которой знали, по-видимому, только два человека: безвременно почивший Сергей Борисович и его помощник – Корпинский Семен Николаевич, который сидел сейчас напротив меня за столом академика. Он был раздражен и суетлив. То и дело снимал и протирал полой белого халата очки в тяжелой роговой оправе. Хмурился. Вертел в руках авторучку. В общем, показывал всем своим видом, что сложившаяся ситуация ему крайне неприятна. У меня даже мелькнула мысль, что он уже считает себя главным подозреваемым на допросе. Хотя, стоило мне начать с ним разговор, я понял, что здесь кроется что-то другое.
– Как давно вы знали погибшего? – Я решил не жалеть неврастеничного молодого человека и начал нашу беседу без каких-то вступительных слов.
– Бориса Сергеевича? – Корпинский снова снял очки, протер их и вернул на место. – Около четырех лет.
– Как вы познакомились? При каких обстоятельствах?
– Ему нужен был помощник. Я как раз проходил курс лекций на базе его кафедры и согласился устроиться по совместительству лаборантом.