Сколько катастроф и трагедий! Сколько погибло отважных, смелых, решительных, беззаветно преданных делу людей!
Вспомнился памятник. Циклопический макет межзвездного двигателя «Атом М-6» и пятерка космолетчиков, окруживших его. Каждый из героев прошлого держит руку на гладкой, полированной поверхности конусовидного сопла. На груди, облаченной в китель офицерского состава, видна звезда Героя Советского Союза. На фронтоне – памятная бронзовая табличка.
«Первыми проложили путь к звездам
Махов Д. А.
Днепровский С. О.
Травин В. А.
Беляков И. А.
Капустин К. А.»
Светлые, улыбающиеся лица, волевой и решительный взгляд.
Могучие предки изнеженных и привыкших ко всем благам цивилизации потомков, посвящающих все свободное время возвеличиванию себя любимых в череде бесконечных видеообзоров и всевозможных блогов. Там они с напыщенным видом рассказывают всей стране о своем нелегком прошлом или с видом настоящих профессионалов досконально разбирают очередное творение, будь то кинофильм, спектакль, концерт или музыкальный альбом, в то время, как другие их сверстники заполняют своими «творческими произведениями» открываемые ими же ниши. Один музей Современного искусства в Москве чего стоит. И каждый из этих современных «талантов» старается подогнать под свое «творение» какой-нибудь заумно называющийся стиль, поскольку в устоявшуюся классификацию все созданное ими никак не впихивается. Ведь старая школа славилась своим талантом, глубиной красок, насыщенностью повествования и упорным трудом создателей. В отличие от сегодняшних знатоков всего и вся, которые даже не могут вспомнить год старта Великой экспедиции четырех героев из легендарной пятерки. И год, когда корабль вернулся назад с последним из выживших…
Я прикрыл дверь и, включив свет, осмотрелся. С первого взгляда было видно, что везде царил оставленный после обыска беспорядок. И, тем не менее, было сразу видно, что Широков жил тут один.
Странно все-таки. Я где-то читал, что пожилые люди вследствие возрастных особенностей мозга не могут привыкнуть к смене обстановки. Прожив всю жизнь на одном месте, привыкнув к маршруту кухня – зал – балкон – дверь, становятся полностью дезориентированными в любом другом месте. Но Широков был не настолько стар, чтобы подвергаться подобным умственным деформациям. Дегенеративные и атрофические изменения серого вещества головного мозга не страшны тем, кто ведет активную умственную деятельность. Читает книги, разгадывает сканворды, играет в шахматы, читает или слушает лекции. В общем, постоянно нагружает свой мозг активной работой, качая его книгами, как мышцы рук – эспандером и гантелями. Ну, и, разумеется, никаких сигарет, кофе и алкоголя. Все это расценивается врачами как факторы, негативно сказывающиеся на ясности ума.
Я прошел в залу и быстро осмотрелся. М-да… Чтобы досконально разобраться в оставшемся тут беспорядке, придется потратить остаток дня и, пожалуй, весь следующий. Возможно, стоит позвонить Архипову и выяснить, что тут смогли накопать. Все равно не сегодня-завтра кто-то из нас позвонит другому и начнется обмен информацией. Корпинского, по крайней мере, они допросить еще не успели. С другой стороны, милиция могла упустить что-то, лежащее сугубо в пределах компетенции моего отдела. Хотя, что тут может быть такого? Только материалы по последней разработке нуль-перехода.
Меня сейчас должно было больше всего интересовать содержимое книжного шкафа. Жесткие диски и интерактивные хранилища уже опечатаны соответствующим отделом, и доступ к ним будет открыт только завтра. А вот порядка пяти-шести десятков книг, лежавших горкой на полу и кровати, могут быть изучены мной прямо сейчас.
Какое-то время я перебирал домашнюю библиотеку ученого. В основном, это были книги сугубо научно-технического содержания. На глаза попался Конан Дойл с «Заметками о Холмсе» и Вербер со своим «Циклопом». Когда я пролистывал очередного старого пухляша с кучей математических формул внутри, из его недр вылетела обычная фотокарточка. Проскочила между сжимающими ее страницами, скользнула на пол лицевой стороной вверх. Я скосил глаза. С фотокарточки на меня смотрело улыбающееся лицо Аллочки. Я поднял фотографию, несколько секунд всматривался в изображение, пытаясь понять, где была девушка, в момент фотографирования. А затем перевернул фотокарточку. На обратной стороне аккуратным, круглым женским подчерком было выведено: «Дорогому Бореньке с любовью, на память». Рядом было незатейливо нарисовано несколько сердечек.
Перед глазами отчетливо встал Борис Сергеевич Широков, еще не пожилой, но уже перешагнувший через отметку пятидесятилетия. Холостяк, посвятивший всю свою жизнь единственному любимому детищу. На протяжении многих и многих лет работавший в Физико-техническом институте. В последние годы возвращавшийся в эти стены не то что бы по привычке, но с медленно угасающим огоньком стремления. Все-таки любой из нас рано или поздно придет к процессу выгорания. А в худшем случае – к процессу профессиональной деформации личности. На заводе это произойдет раньше. В институте – чуть позже. Но это произойдет. И коллеги Бориса Сергеевича, встречая его в коридорах учебного заведения, проходя мимо, грустно будут качать головой: пора, мол, уже на пенсию. Отслужил на посту столько лет – пора дать дорогу молодым в обмен на покой.
А потом наверняка стали замечать неожиданную активность в Широкове. Возвращение, казалось бы, навсегда ушедшего энтузиазма. Вновь расправились плечи, стал тверже и быстрее шаг. В глазах загорелся огонек страсти, в голосе вновь появились дрожащие нотки, с которыми ученый опять начал отстаивать свои позиции. И снова начали роиться в седеющей голове бесконечные вереницы мыслей и идей, возрожденные одним из самых мощных и великих стимулов – любовью. Страстью и желанием преподнести своему неожиданно обретенному идеалу лучшее, что только можно предложить.
Так было всегда, так есть, и так будет до скончания веков. В любое время и при любом раскладе любовь остается той самой искрой, которая зажигает аккумулятор, выдавая мощный поток энергии нашим умам и сердцам. Все зависит лишь от того, в чьем теле пылает огонь любви и страсти. Что может сделать он или она для своей половинки? Взяв за руку, ввести в новый выстроенный дом? Бросить к ногам завоеванную империю? Назвать в честь любимой новый остров, пролив, архипелаг, целую планету? Или сделать открытие, которое перевернет все действующие законы мироздания?
Коммуникатор ожил. Звонок входящего вызова стегнул по нервам, заставил вздрогнуть от неожиданности. В этой пустой квартире, навсегда лишившейся своего хозяина, он звучал глупо, зловеще и безумно тоскливо. Почему-то мне представилась Аллочка, которая до сих пор не может принять гибель близкого ей человека. Как она сидит сейчас дома и звонит сюда в слепой надежде на то, что все это оказалось чьей-то злой шуткой. Чьим-то розыгрышем. И дорогой Боренька сейчас примет вызов, девушка увидит на экране знакомое лицо и услышит в динамике любимый голос.
Я вернулся к своему планеру, залез в кабину и назвал следующую точку маршрута. Искусственный интеллект приятным женским голосом уведомил меня, что до Омска от моего настоящего местонахождения чуть больше двух с половиной тысяч километров. Я подтвердил свое решение следовать в указанную точку, после чего активировал автопилот и, откинувшись в кресле, начал прикидывать, что мы имеем на сегодняшний день.
А на сегодняшний день мы имели следующее.
По факту, Корпинский нам ничем не помог. Встреча оказалась не то что бы пустой, но принесла совершенно не те результаты, на которые я рассчитывал. Корпинский только подтвердил мои умозаключения и раскрыл себя. Ни черта в том, чем занимался Широков, он не понимает. Я имею в виду понимать настолько, насколько это помогло бы нам. И про «аппарат» толком объяснить ничего не смог. Ему важно лишь быть поближе к Аллочке, а на все высокие идеи и гениальные разработки своего руководителя – плевать с высокой колокольни. И испугался он так именно потому, что решил, будто мы заподозрим его в том, что на почве безответной любви он решил таким вот изощренным способом отомстить более удачливому коллеге. Идея-то, конечно, хорошая, но не тот человек этот Сеня, чтобы вот так взять и хладнокровно расправиться с Широковым. Слишком труслив. Он, скорее, будет всю жизнь грызть себя изнутри, плюясь ядовитой слюной при виде объекта своей ненависти. Желать его смерти, ну, или, на худой конец, отставки или перевода. Но не более.
Даже если взять за непогрешимую истину идею о причастности Семена Николаевича к убийству бывшего руководителя и трех «случайных свидетелей», возникает резонный вопрос: каким образом он все это провернул?
Да кто бы ни был на месте Корпинского, вопрос останется тем же. Тут все не сходится с самого начала, и Семен Николаевич тут совсем ни при чем. Ну, метит он на место Широкова и ухлестывает за Аллочкой. Ну и пусть. Это, в конце концов, не важно.
Если только покойный Борис Сергеевич не вывез самостоятельно изобретенный им агрегат на пшеничное поле и не попытался провести полевые условия на свой страх и риск. За время службы я несколько раз видел последствия минно-взрывной травмы, но характер повреждений на трупах не совпадал. А вообще знает ли хоть кто-то, как должен взорваться агрегат Широкова? Какой у него радиус поражающих факторов? Что это вообще за факторы? И может ли он в принципе взорваться?
И что там делали трое остальных? Мимо шли? Да нет же, в палатке были их вещи. С какой целью тогда они присутствовали там? Ну, физиолога еще можно как-то притянуть. А палеогеолог и историк? Помогали тащить агрегат? Но среди них была женщина.
К Шумовскому, что ли, сходить? Попросить совета у старика, как всегда, надеясь на то, что мудрый и опытный руководитель подтолкнет в нужную сторону своей мыслью.
Иногда случалось так, что нужная мысль приходила прямо в процессе разговора с Александром Павловичем. Ты вроде бы ничего не спрашиваешь напрямую: докладываешь о проделанной работе, ждешь дальнейшие инструкции. А вопрос, витавший все это время в воздухе, вдруг сам собой неожиданно материализуется в правильный ответ прямо у тебя в голове. Как будто старик твои мысли прочитал и подсказал верное направление.