лявшего её некроманта: от талии прекрасное тело, достойное самой Афродиты, плавно переходило в туловище огромного паука.
– О, мау-дмуазель! – промурлыкал Базиль. – Вы так прекрасны, что я счастлив попасть в ваши сети!
Его совершенно не пугали эти анатомические особенности. Став оборотнем, за несколько сотен лет метаний между жизнью и её противоположностью, он насмотрелся такого, что мелочи, типа неожиданно возникающих отброшенных копыт или даже склеенных ласт, абсолютно не удивляли и не отталкивали, как и, например, торчащий из головы дамы топор, вонзённый туда ревнивцем-супругом. Такова была реальность: оборотни имели черты животных, а другие обитатели Потустороннего Парижа несли внешние проявления момента своей гибели. Сейчас свобода Базиля висела на волоске, а вернее на тонкой паучьей нити. Кромешники, наверное, отследили его попадание в сеть и, конечно, знали, где обитают пауки-оборотни.
– Льстец! – улыбаясь, сказала дама, но сладкий яд его речей уже возымел действие на неё.
– Вовсе нет! – возразил Базиль. – Я самый честный кот по ту и по эту стороны, когда дело касается женской красоты! Как ваше имя, прелестница?
– Арахнея! – грозно прозвучало в этот момент снизу.
– Это кромешники! – прошептала дама, мгновенно окутав Базиля сетью.
Через мгновение он уже висел под потолком вниз головой, плотно замотанный в серое липкое полотно, как все остальные. Перед тем, как поднять его на такую высоту с помощью прочных нитей, Арахнея поцеловала его в шею, отчего Базиль начал терять сознание, только теперь поняв, что это был ядовитый укус, а не поцелуй. Словно сквозь сон, он слышал приятный нежный голос паучихи.
– Вот можете проверить, здесь нет никого с бьющимся сердцем, кроме меня, – говорила она, видимо обращаясь к кромешникам.
Эти слуги Хозяина Потустороннего Парижа обладали тонким слухом и могли отличить оборотня от других обитателей потусторонья. Сейчас они действительно слышали стук только одного сердца, стучавшего в груди говорившей с ними блондинки, правда, стучало оно слишком быстро для честной горожанки, но учащение сердцебиения не считалось преступлением... пока. Базиль очнулся уже днём. Голова болела, перед глазами всё плыло, а тело ныло так, будто над ним проводили пытки с помощью «железной девы» – единственной женщины, с которой Базиль не хотел бы иметь близких контактов, потому что так называлось средневековое орудие пыток, выполненное в виде металлического саркофага с шипами внутри, имевшего форму женщины в длинной мантии.
– Вот выпей! – услышал он голос Арахнеи, и его губ коснулась стекло бокала, в котором плескалась неизвестная жидкость. – Это противоядие.
Базиль с трудом опустошил бокал, но с последним глотком ему стало гораздо лучше. Он попытался встать, но от резкой смены положения тела голова закружилась, и оборотень ударился бы виском прямо об угол стола, если бы его снова не подхватила спасительная сеть.
– Не торопись! – сказала Арахнея, заботливо уложив его на лавку и нежно поправив его волосы. – Надо отлежаться, яд самки паука – очень сильная вещь.
– Кто это сделал с тобой? – спросил Базиль, поймав её тонкую нежную руку.
– Один могущественный сюзерен, – уклончиво ответила Арахнея.
– Как его имя?! – настаивал Базиль.
– Зачем тебе? – спросила паучиха, высвобождая руку, но всё-таки позволила своему гостю прежде запечатлеть на ней поцелуй.
– Я выцарапаю ему глаза! – пылко заявил оборотень.
– Не получится, – тихо сказала Арахнея, и в её взгляде отразилась боль. – Сейчас он ещё сильнее, чем раньше. Теперь все и всё здесь принадлежит ему, потому что это Хозяин Потустороннего Парижа!
– Правда?! – изумился Базиль, слегка приподнимаясь на локте и тут же снова падая на полотнища сетей. – Как же так получилось? За что?
– У меня была свадьба, когда он наведался в наше селение и потребовал право первой ночи, – сказала Арахнея. – Никто не посмел ему возразить: ни отец, ни мой супруг.
– А ты?
– А я поехала с ним в его замок и там попробовала задушить его шёлковым шнурком. Мне это почти удалось, если бы не проклятие! Когда он вернул меня обратно уже в этом облике, от меня отвернулись все, – прошептала Арахнея, скомкав одну из сетей, а потом с интересом взглянула на Базиля – А ты на самом деле считаешь меня красивой?
– Конечно! Ты прекрасна и удивительна! – сказал тот. – А ещё ты сильная, смелая и умная, раз смогла преодолеть и взять под контроль силу своей животной ипостаси. Да таких женщин раз, два и обчёлся!
Арахнея улыбнулась и взглянула на своего собеседника уже гораздо веселее.
– А ты как стал ...таким? – спросила она.
– Я...ну, пожалуй, я был таким всегда, проклятие просто углубило и заострило некоторые мои качества. Ты будешь смеяться, но у меня тоже была история с сюзереном и свадьбой, только наоборот, – усмехнулся Базиль. – Я на спор увёл невесту у Люрора де Куку – первого советника этого твоего окочуренного сюзерена. Спор выиграл, получается, а жизнь проиграл. Хотя теперь, через годы, мне кажется, что в чём-то мне даже повезло.
– Люрор де Куку... – пробормотала Арахнея, снова погружаясь в воспоминания. – Он тоже был тогда на моей свадьбе, сопровождал Хозяина, и даже отговаривал его от попыток воспользоваться своим правом сюзерена. Помню, он сказал, что чернь не достойна внимания, потому что среди женщин низкого происхождения не может найтись достойных особ с настоящей породистой красотой. В то время я и мой отец были страшно задеты этим замечанием, а мой муж даже пылко возражал. Сейчас я иногда думаю о том, что этот некромант, возможно, пытался меня спасти, и если бы мы подыграли ему, всё могло закончится иначе.
– А по-моему, все некроманты – одного поля ягоды! – возразил Базиль. – А Куку – самый мутный из них!
ГЛАВА VI. Страсти-мордасти
– Чем это вы заняты в чулане среди ночи, шевалье? – спросил Ле Гран Фушюз, быстро охватив взглядом немую сцену, созданную, видимо, специально для него, чтобы отвлечь внимание: два коленопреклоненных некроманта, словно два артиста – один заслуженный, другой начинающий, склонив головы замерли перед ним. Картина маслом!
– Мне казалось, что в своём доме, я могу ... – начал Федерик, вызвав смех Хозяина Потустороннего Парижа.
– Это неправильный ответ, шевалье! – сказал он, перебив молодого некроманта, а потом добавил, с нотками притворного удивления в голосе. – И вы здесь, советник?!
– Да, Ваша Смертоносность! – спокойно и учтиво ответил Люрор. – Этот чулан – просто клад для такого любителя старины и ценителя прекрасного, как я. Здесь есть замечательные вещицы! Шевалье де Кадавр позволил мне осмотреться и приобрести некоторые полотна. Вы же знаете мою страсть к картинам? Её может превзойти только страсть к засушенным цветам.
Ле Гран Фушюз скользнул взглядом старинным часам, полотнам и статуэткам, пылившимся по углам, и кивнул. Действительно среди них были вполне достойные экземпляры, а истинного коллекционера не остановит темнота ночи. Рядом с Люрором все подозрительные моменты моментально приобретали вполне благопристойный вид. А вот шевалье надо бы проучить за дерзость, да и как воспитательный момент для других некромантов это было бы очень кстати! Ле Гран Фушюз уже придумал очень действенный способ: встряску, которую долго будут помнить по ту и по эту стороны.
– У меня, знаешь ли, подходящего чулана для тебя нет, – ядовито заметил Хозяин Потустороннего Парижа, когда они с Люрором уже отъехали от дома Федерика, направляясь в Лувр. – Но кое-что интересное я предложить могу.
В своих покоях в Лувре Ле Гран Фушюз разложил на столе платок с горсткой соли, сочащейся чёрным туманом – всё, что осталось от одного из призрачных воронов.
– Попробуем воссоздать образ того, кто таким варварским методом расправился с моими воронами! – тихо произнёс Хозяин Потустороннего Парижа.
– С вашими воронами расправилась флёр-де-сель! – усмехнулся в ответ первый советник, элегантно поместив в рот один из крупных кристаллов. – Этот редкий тип соли живые добывают на западном побережье Бретани. Кстати, возможно, и вам тоже опасно соприкасаться с этим веществом, ведь раз у этой соли такое действие на фантомов, значит, и вы можете пострадать. Хотя, конечно, ваша защита гораздо лучше, но…
Ле Гран Фушюз быстро отступил от стола, решив не участвовать в процессе воссоздания образа. На это и рассчитывал Люрор. Вооружившись пинцетом, он принялся аккуратно выбирать кристаллы, разглядывая каждый сквозь стёкла пенсне. Работа это была филигранная, так как требовалось и образ воссоздать, и тайну Базиля не раскрыть. Первое время после измены своей невесты и наложения проклятия оборотня Люрор не мог сосредоточиться на делах, миллиарды раз прокручивая в памяти тот злосчастный момент, но постепенно боль улеглась, позволив разуму просчитать, как можно выгодно использовать Базиля, тем более что тот оказался личностью незаурядной и харизматичной. Теперь, когда Мурный Лохмач, уже сделал половину дела, его надо было беречь, как зеницу ока.
– Это всё?! – недовольно проворчал Ле Гран Фушюз, рассматривая полученный результат. – Два отпечатка когтя? И только?!
– К сожалению, да, Ваша Смертоносность, – смиренно сказал Люрор, – Лучшего образца получить не удалось: много примесей при сборе материала. Второй отпечаток нестабилен. День-два и он развеется.
– Разошли всем постам в городе, пусть проверят каждого, у кого есть когти! – распорядился Ле Гран Фушюз.
Люрор ушёл исполнять приказ, а Хозяин Потустороннего Парижа дождался появления своих старьёвщиков.
– Ну что? – спросил он.
– Все старьёвщики дали обет верности вам и предоставили воспоминания, отнятые у своих хозяев в моменты боли и трагических переживаний, кроме троих, – доложили те.
– Дайте угадаю: Нуар Тун-Тун, Амбруаз… А кто третий? – поинтересовался Ле Гран Фушюз.
– Леопольд – старьёвщик Клодины де Нозиф, – доложили подручные Противоположности Жизни.