A Storm In Heaven Verve (в их названии тогда еще не было The), стало ясно, что Лекки вполне способен идти в ногу со временем, и в девяностых его осыпали наградами: Music Week в 1995 году назвала его лучшим продюсером, в 1996 году то же сделал журнал Q, а в 1997 году он получил премию Brit за альбом Kula Shaker K. Впрочем, то, что он работал над альбомом Radiohead The Bends, стало в последующие годы для Muse одновременно и благом и проклятьем.
Джон Лекки пользовался менеджерскими услугами Сафты Джеффери с 1985 года и уже довольно давно знал о Muse благодаря рекомендациям последнего; в конце 1998 года он даже побывал на нескольких концертах в Лондоне и познакомился с группой. После концерта в «Меркьюри Лаундж» знаменитый продюсер дал группе обещание: если у них когда-нибудь хватит денег на его услуги, он обязательно с ними поработает.
Воодушевленные, но слегка ошеломленные первым опытом не только пребывания в Америке, но и общения с вихрем американской музыкальной индустрии, Мэтт, Дом и Крис вернулись в начале ноября в Девон совсем другими людьми, рассинхронизированными с обычной домашней жизнью. A&R-щики, покупавшие им напитки и ужины на CMJ, вообще ничего не знали о мире, из которого к ним прибыла Muse, но вот их коллеги и друзья из гитарных магазинов Торки, пожалуй, еще меньше понимали в том, что с ними происходит и о чем они рассказывают. Дома у них были подруги (кроме Доминика), грязные квартиры, заваленные наркотиками, и начальники, которые требовали от них сверхурочной работы после отгулов. В Нью-Йорке они бесплатно ели, пили сколько хотели, а мир рок-музыки лежал у их ног.
Ну а потом, всего через несколько недель, появилась опора номер два. Columbia Records пригласила их в Лос-Анджелес на показательный концерт для глав лейбла.
И в мире Muse взорвалась сверхновая звезда.
Они прилетели в Лос-Анджелес примерно на День благодарения 1998 года. В аэропорту их встретил лимузин и отвез на первый из множества «ложных ужинов», где их потчевали изысканными винами и недожаренным мясом. В ароматном Лос-Анджелесе Muse соблазняли всеми возможными средствами, доступными роскошному, неумеренному и показному американскому музыкальному бизнесу – индустрии, которая не стесняется запросто предлагать девушек, наркотики и деньги впечатлительным молодым группам в обмен на подписи, оставленные дрожащими руками на контрактах. Несколько дней назад Мэтт чистил туалеты в холодном кемпинге – наступила ранняя британская весна; сейчас же перед ним открылся совершенно другой мир.
Показательный концерт Columbia, к чести лейбла, был устроен далеко от голливудских соблазнов – в Санта-Монике, чистеньком, застроенном торговыми центрами и мотелями райском местечке на Западном побережье США, игровой площадке киноиндустрии, где тротуары заполнены неумеренными любителями пластической хирургии, сжимающими в руках похожих на игрушки собачек, а вдоль Биг-Сура на побережье тянется ряд кондоминиумов, стоящих миллионы долларов. И в тот день история Muse превратилась в историю двух пирсов: от туманного, поблекшего приморского шика Тинмутского порта, ставшего свидетелем их подростковых болезней роста, до порта Санта-Моники, концерт в котором 23 ноября решил их судьбу. Сцену прикрыли от калифорнийского солнца черными шторами, а на выступление собралась посмотреть нетерпеливая толпа американских рок-магнатов, деятелей и воротил.
Концерт завершился полнейшим успехом: один из руководителей Columbia, Тим Девайн, как говорят, не сдержал слез, а Рик Рубин – ради которого концерт поставили на одиннадцать утра, чтобы он успел взять перерыв в работе над альбомом Тома Петти и послушать группу, – сказал Сафте, что Muse – это «Битлз» двадцать первого века. Рубин попросил Muse и Taste Media задержаться в городе еще на несколько дней, чтобы пообщаться с ними, так что контракт с Columbia практически лежал на столе – Девайну нужно было просто поговорить со своим боссом, Донни Йеннером, который должен был поговорить со своим боссом, который должен поговорить с музыкальным директором, которому надо самому посмотреть выступление группы…
Позже в тот же день Muse собрали в гостинице чемоданы, чтобы вылететь обратно домой, совершенно уверенные, что после нескольких месяцев переговоров Columbia подпишет с ними контракт в начале 1999 года. И, возможно, так бы и случилось и они бы по сей день были подписаны на Columbia, если бы улетели более ранним рейсом. Но, вернувшись в гостиницу, Сафта нашел сообщение от Гая Осири, партнера Мадонны и по отношениям (в то время), и по Maverick Records. Поначалу Maverick считался чем-то вроде «лейбла для себя», но потом развил вполне успешную деятельность, подписав Аланис Моррисет, The Prodigy в США (как раз когда Fat Of The Land занял первое место в чартах Billboard) и, что особенно интересовало Muse, самых крутых ню-металлистов, The Deftones.
Следя за Muse с тех пор, как Сафта отправил ему The Muse EP, и прослышав, какой фурор они произвели на CMJ, Гай, занимавшийся в Maverick подбором артистов и репертуара – за все время работы на лейбле Muse так ни сразу и не встретились с самой Мадонной, – узнал, что группа сейчас в Лос-Анджелесе, и изумился, что у них до сих пор нет контракта ни в Великобритании, ни в США. Понимая, что действовать нужно как можно быстрее, пока хватка Columbia не сомкнулась, он решил уговорить Сафту оставить группу в Лос-Анджелесе еще на несколько дней, чтобы она выступила для Maverick, предложив оплатить проживание, поездки на лимузинах по всему городу и билеты первого класса до дома на любую дату – в общем, что угодно, чтобы они остались. То, что Muse прилетели в город на деньги Columbia, его нисколько не интересовало: если они не сыграют для него закрытый показательный концерт прямо завтра, сказал он, ему придется просто снова купить им билеты в Лос-Анджелес на следующей неделе.
Muse обдумывали предложение примерно одну секунду – провести еще 72 часа в солнечном Лос-Анджелесе, получить шанс поработать с человеком, который подписал контракт с The Deftones, и, может быть, даже получить автограф Мадонны для брата Мэтта, который, когда был помоложе, ее просто обожал. И, что важнее всего, вместо того, чтобы жевать дорогущие ужины с рядовыми сотрудниками A&R, они реально общались напрямую с человеком, который принимает решения, который может, если захочет, за секунду подписать с ними контракт, а учитывая, что на лейбле было всего около пятнадцати групп, приоритетное положение им гарантировано. Плюс ко всему, Maverick не казался им лейблом, который может отказаться от группы, если первый же альбом не очень хорошо продастся. Они были слегка поражены и ошеломлены поездкой в Лос-Анджелес – Мэтту было очень весело, но он не считал, что их музыка достойна такого пристального внимания. Интерес американских лейблов казался ему до забавного фальшивым, до смешного неестественным. Их это все немало смущало, но прекращать это все они явно не торопились. Так что они согласились снять репетиционную комнату, чтобы на следующий день выступить для Maverick, и разобрали вещи обратно.
На следующий день слушать показательное выступление Muse собралась довольно разношерстная группа переговорщиков. К Деннису и Сафте присоединились Стив Сесса, юрист из Лос-Анджелеса, которого наняли для работы с контрактами группы, Осири и Стив Джонс из Sex Pistols, которого Осири пригласил больше из уважения к его панковским лаврам, чем из-за отношения к группе: весь концерт он просидел со скучающим видом, жуя жвачку, и их друг другу даже не представили. Впрочем, Muse вряд ли испытывали особый пиетет перед звездами; они и сами в тот день не очень хорошо выспались – прошлой ночью они времени не теряли и, осознав, что остаются в Лос-Анджелесе, нырнули с головой в корпоративный райский свинарник. Рик Рубин и продюсер Джордж Дракулис (работавший с такими разными исполнителями, как The Wu-Tang Clan и Primal Scream), служившие в данном случае корпоративными лоббистами Columbia, приехали к ним на классическом «Бентли» Рубина в два часа ночи, прямо из студии, где тот продюсировал новый альбом Тома Петти, и увезли их на Сансет-Стрип пить до утра.
Осторожно, с неизбежной неловкостью, сопутствующей выступлению в маленькой комнатке перед аудиторией в пять человек, которые могут сделать твою карьеру, а могут и сломать, Muse, страдавшие от смены часовых поясов и тяжелого похмелья, начали свой сет. Они сыграли Cave и Muscle Museum, после чего Осири остановил их. «Вам не надо больше играть», – сказал он и предложил им контракт. Позже он описал этот опыт как «невероятно мощный и прекрасный». Несмотря на то что Осири явно был в восторге от группы и готов вести с ними дела даже несмотря на то, что на британском рынке к ним интереса не проявили никакого, Muse и менеджеры попросили, чтобы он послушал еще несколько песен из запланированных шести. Он попросил их снова сыграть Cave и Muscle Museum, а потом сказал: «Все, можем заняться делом».
Все дела завершили за месяц. Опередив полдюжины менее целеустремленных претендентов, Maverick снова вывезли Muse в Лос-Анджелес в сочельник 1998 года, чтобы подписать совместный с Taste договор на выпуск двух альбомов в США, Канаде и Мексике. Многие лейблы с настороженностью отнеслись бы к идее поделиться правами на музыку группы с несколькими конкурентами по всему миру, но Осири это не беспокоило, потому что у него был похожий договор с The Prodigy, и сработало все отлично. Итак, все шло по плану: Muse по-прежнему контролировали запись и продакшн своей музыки на крупнейшем в мире рынке. О лучшем рождественском подарке нельзя было и мечтать.
Самой большой цели достичь удалось, так что Muse вернулись обратно в Великобританию, чтобы начать завоевание и остального земного шара.
После того как новость о практически мгновенном подписании Muse в США разошлась, Сафта, работавший в качестве A&R-щика и менеджера для Muse от имени Taste Media, без проблем сумел подписать лицензионные договоры практически во всех уголках мира. Последним в списке значился контракт в Великобритании, и, учитывая, что все мейджор-лейблы уже отказались (хотя группа и сыграла показательное выступление для Parlophone Records в «Принцессе Шарлотте» 11 января 1999 года, то был их первый концерт в году), пришлось рассматривать варианты помельче. Он обратился к Mushroom Records, австралийскому лейблу, британский отдел которого в 1997 году открыл Корда Маршалл (ранее работавший в Infectious, а до этого – в RCA), в основном для того, чтобы представлять интересы австралийских групп в Великобритании. Но в начале девяностых Корда сумел подписать для Mushroom выгодные контракты с прото-бритпоповой группой Ash и успешной глэм-роковой группой Garbage, в которой играл продюсер Nirvana Бутч Виг, так что в сферу компетенции филиала вошел также и поиск новых талантов для лейбла. Уроженец Девона (и знакомый Денниса Смита еще с тех времен, когда они не работали в музыкальной индустрии), Корда следил за прогрессом Muse несколько лет и был среди тех глав лейблов, которые ранее дважды отказали им, потому что, как Сафта и Смит, он хотел, чтобы группа сначала собрала местную фанатскую базу. Внезапный интерес Maverick и воодушевление, с которым о группе говорил его австралийский коллега Майкл Париси (который оказался одним из удачливых адресатов посылки Сафты с The Muse EP), однако, не оставили ему выбора, и Mushroom UK подписал совместный с Taste договор на три альбома для Великобритании, Ирландии и Австралазии