ом превратились в дуэт. Без басиста (и за семь лет до того, как The White Stripes сделали подобное святотатство в адрес богов рок-составов допустимым) они решили распустить группу. В конце концов, кто еще согласится с ними играть? Им нужен басист, который готов пережить любые музыкальные мучения, которого не интересует копирование модных современных музыкальных трендов и стилей и который не будет стыдиться того, что играет в группе с довольно смешным именем. Но где найти такого человека?
Тем не менее Мэтт и Дом не отчаялись. Они играли и записывали свои первые попытки сочинять оригинальный материал в школьном репетиционном зале в свободное время; Мэтт с неохотой взял на себя роль вокалиста. Через несколько недель до них дошел слух, что из соперничающей школьной группы, которая репетировала в соседней комнате, Fixed Penalty (они называли себя «пост-роком», но на самом деле были скейтерами, в основном игравшими каверы на Mega City Four и Wonderstuff, несмотря на то, что группы давно развалились) выгнали барабанщика за признание, что он любит Status Quo. А еще он собирался учиться играть на бас-гитаре. Идеальная кандидатура.
Кристофер Уолстенхолм (сестра и мама в детстве прозвали его «Чирз»[18], хотя он даже не представляет, почему), как и Мэтт с Домом, родился не в Тинмуте, так что быстро вписался в их маленькую иногороднюю банду. Он родился 2 декабря 1978 года в Ротерхэме, на юге Йоркшира, и переехал в Тинмут с родителями в одиннадцать лет. Как и многие тинмутские ребята в ту насыщенную музыкой эпоху, Крис начал свою карьеру как гитарист, когда на уроке музыки его спросили, не хочет ли он заниматься на этом инструменте, но вскоре обнаружил, что в школьной столовой, куда ни плюнь, попадешь минимум в полдюжины ребят, которые хотят стать Джонни Марром. Так что он научился играть на барабанах и несколько месяцев неловко сидел за установкой в Fixed Penalty, пока не обнаружились его «постыдные» музыкальные вкусы[19]. Когда Мэтт и Дом предложили ему присоединиться к группе, он, по собственному выражению, «с великим духом самопожертвования» согласился научиться играть на бас-гитаре. Он в первый раз взял в руки этот инструмент за два дня до того, как согласиться играть вместе с Мэттом и Домом.
Группа все еще была довольно сырой: полтора года в Gothic Plague помогли Мэтту и Дому очень хорошо для пятнадцатилетних ребят освоить свои инструменты, но вот Крис, который был младше на год, был зеленым новичком. Первые репетиции новой группы проходили в музыкальных кабинетах Тинмутского общественного колледжа; трио получило комнаты в неограниченное пользование в основном потому, как им казалось, что учительнице музыки мисс Бёрд нравились Крис и Дом, хотя Мэтта она ненавидела. Репетиции проходили весьма неуклюже, но после длительных попыток работать под названием Gothic Plague, когда все вокруг разочаровывались и уходили, новый коллектив решил, что втроем начнется новая, интересная жизнь. И, хотя они не чувствовали музыкальной близости с бритпоп-сценой, с творческой точки зрения они определенно ею вдохновлялись. Они решили, что пришло время отказаться от каверов на Senseless Things и начать сочинять собственный материал.
Следующие несколько недель Мэтт, Дом и Крис посвятили превращению своих размашистых панк-экспериментов в более удобоваримые (но все равно довольно злобные) композиции шумного риффового рока, одновременно знакомясь друг с другом как исполнители. Они отлично сочетались между собой и в музыкальном, и в личном плане – в Крисе сочетались теплый, непритязательный характер Дома и горячий, серьезный энтузиазм Мэтта в отношении мелодического пафоса, – и проводили друг с другом практически все свободное время: планировали захват мира между уроками (впереди их ждали неизбежные экзамены GCSE) и репетировали каждый вечер, а Мэтт начал сочинять тоскливые рок-композиции. Первая песня, которую они сочинили вместе, называлась Small Minded – выпад против пренебрежительного поведения жителей Тинмута со стороны трех бездушных ребят компьютерного века, которые пытаются установить человеческий контакт через музыку. Темы их будущего были очевидны уже тогда – такие же сырые и неочищенные, как и сама музыка.
Тем не менее казалось, что это лишь стадия «куколки», что группа еще расправит «бабочкины» крылья. Сыгравшись к лету в расхлябанное панк-трио, ребята увидели расклеенные по городу объявления конкурса «Битва групп», который должен был состояться в феврале, – за возможность исполнить шесть песен требовали вступительный взнос в десять фунтов, – и решили, что раз это будет их первое совместное выступление, конкурс станет хорошим шансом заявить о себе как о новой силе, с которой нужно считаться на тинмутской сцене. Они понимали, что недостаток технических умений и сыгранности можно компенсировать напором, настроем и безрассудностью. Они возьмут тинмутскую «Битву групп» за рога и выжмут из нее панк-роковую энергию – всю до последней капли.
Но для начала им требовалась новая идентичность. Название Gothic Plague было слишком средневековым, слишком прог-металлическим, слишком норвежским для их новой, суровой, скупой риффовой машины. Им нужно было куда более сексуальное, глэмовое название, типа Manic Street Preachers.
В ночь перед конкурсом Мэтт случайно попал на японский эротический фильм по каналу Sky, и его внимание привлекло название: то было аниме под названием Rocket Baby Dolls о группе девушек с суперсилами, которые сражались с ордой монстров, нападавших на Токио. Впрочем, вместо того, чтобы стрелять в монстров, они «залюбливают» их до смерти.
И Gothic Plague отправилась на панк-роковый костер. Да здравствует Rocket Baby Dolls!
Спорткомплекс «Бродмидоу», в котором проходила тинмутская «Битва групп» 1994 года, вмещал от силы две сотни человек, но, не сомневаюсь, все музыканты Девона клянутся жизнью, что были на том самом первом концерте Rocket Baby Dolls.
Выступление и в самом деле было запоминающимся. После казавшегося бесконечным парада полупрофессиональных фанк-групп а-ля Jamiroquai в расклешенных джинсах и подражателей Pink Floyd, махавших длинными челками в направлении судейского столика, трое сопляков-панков, которым едва исполнилось шестнадцать и которых привез на концерт их приятель Том Кирк, вышли на сцену в модных черных костюмах и беспечно нанесли макияж, похожий на готически-глэмовый образ Мэрилина Мэнсона. Они взяли свои едва настроенные гитары, насмешливо сказали: «Ну привет» и начали беспощадно лупить по инструментам, аппаратуре и тому, что осталось от барабанных перепонок зрителей.
Панковские риффы летали повсюду, подобно снарядам. Барабаны грохотали, как бесконечные раскаты грома. Блестящая тушь летела со сцены вместе с горячими капельками пота. Мелодии, если они вообще были, оказались погребены под несколькими тоннами энергичных прыжков, грандиозных поз и шума заводившейся гитары: Rocket Baby Dolls довели свою философию «главное – не умение играть, а напор и настрой» до оглушительной крайности. Они выглядели как The Cure, звучали как сошедшие с ума Rush, а после двадцати поразительных минут закончили выступление кавер-версией на Tourettes – трека с последнего альбома Nirvana, In Utero, причем далеко не самого сдержанного и мелодичного, – после чего Доминик начал ломать ударную установку. Зрители полезли на сцену, и Мэтт, Крис и еще 50 человек разнесли всю аппаратуру на сцене (которая даже им не принадлежала – ее взяли в аренду для использования всеми группами).
Когда Мэтта стащили со сцены (он все еще играл), а остальные музыканты Rocket Baby Dolls вместе с толпой зрителей убежали прочь под весьма колоритные выражения остальных групп и на стоянке написали баллончиками с краской ROCKET BABY DOLLS на фургоне, в котором привезли аппаратуру, судьи изумленно уставились на разгромленную сцену и приняли единственно верное решение – единогласно объявили Rocket Baby Dolls победителями. За «провокационность».
Изумленные (они устроили погром на сцене в знак протеста, просто для того, чтобы запомниться – они и подумать не могли, что на самом деле выиграют) и воодушевленные успехом, Rocket Baby Dolls осознали, что в этом рок-н-ролльном бизнесе, вполне возможно, есть будущее. В следующем месяце они устроили концерт в Долишском спорткомплексе, где сыграли в углу роллерской дискотеки перед аудиторией из друзей и одноклассников.
Но Мэтт, Крис и Дом относились к своей группе очень серьезно и хотели, чтобы и зрители в Девоне относились к ним так же. А Rocket Baby Dolls в качестве названия звучало слишком фривольно, слишком вычурно для серьезной рок-группы. Они хотели что-нибудь более короткое, броское, что-нибудь, что можно написать на плакате большими яркими буквами. Они хотели название, в котором передается чувство, что новые песни словно ежедневно падают с неба, и ощущение Мэтта, что он каким-то образом «призвал» эту группу, примерно так же, как медиумы призывают вдохновляющих духов в периоды эмоционального спада.
Итак, всего через неделю после «Битвы групп», породившей Rocket Baby Dolls, группа превратилась в Muse[20].
И Muse предстояла впереди немалая работа.
Если первый концерт под названием Rocket Baby Dolls стал неожиданным триумфом, то два года, которые Muse провела, серьезно работая над своим профессионализмом, напротив, были весьма обескураживающими. Мэтт и Дом окончили школу в июне 1994 года, и их оценки на GCSE оказались впечатляющими, Мэтт и Дом получили пятерки соответственно по театральному и изобразительному искусству. Высокая оценка Мэтта по актерскому мастерству связана не с ролью рождественской елки, которую он сыграл еще в детском саду, а с его перевоплощением в южанина-блюзмена в школьной пьесе: тогда он прочитал трогательный монолог и исполнил песню Роберта Джонсона. Несмотря на то что Крису еще оставалось учиться год, группа больше не могла пользоваться школьным боксерским рингом для устройства выступлений, а с уютной сцены Тинмутского общественного колледжа ее выпихнули на концертную сцену Девона, где не было практически ни одного нормального зала – по крайней мере, ни одного, который разрешил бы выступать группе, где всем участникам нет восемнадцати лет. Соответственно, в ближайшие годы группе пришлось упрашивать устроить им концерт всех, кто хотя бы теоретически мог это сделать. Часто это означало, что им приходилось выступать днем в пабах и рабочих клубах; они устраивали свой лихорадочный панковский шум в уголке бара, в котором старики играли в домино за пинтой пива, а их внуки бегали по залу и в самый ненужный момент вырывали провода из педалей – воплощенный в жизнь хлюпающий носом, рыгающий скетч Алана Партриджа. Поскольку каверы они больше не играли, а собственные композиции не слишком-то предназначались для мирного семейного прослушивания, часто их концерты прерывали и говорили, чтобы они больше не возвращались. Рабочий клуб «Сент-Остеллс» в Корнуолле стал регулярным местом для выступлений Muse в годы до подписания контракта, но в целом оказалось, что девонской сцене не слишком-то нравятся амбиции, страсть и энергичность.