— Для карнавала. Зачем еще… Ты мне дашь ваши деревянные башмаки?
— А мушкетер?
Джонни снял колпак.
— С такой прической?
Вика не удивилась. Про Джоннину стрижку она уже знала.
— А зачем ты себя обкорнал? Такой был симпатичный ребенок…
— Сама ребенок! А что было делать? Все придираются — и в школе, и дома! Надоело!
Вика была проницательным человеком. К тому же она хорошо знала Джонни. Она сказала:
— Расскажите это вашей бабушке после двенадцати часов ночи.
— Да правда же…
— Не морочь голову. Зачем тебе костюм Буратино? Не скажешь — не дам башмаки. Зря я, что ли, мушкетерский плащ шила?
Вика была упряма. Джонни это знал. Он слегка покраснел и дерзко сказал, что могут же быть у человека личные причины.
Вика внимательно посмотрела на него, подумала и согласилась, что могут. Больше она не расспрашивала, вытряхнула швейную мелочь из деревянного башмака, и они с Джонни начали искать второй. Нашелся он почему-то в духовке газовой плиты.
Снаружи башмаки были большущие, а внутри — не очень просторные. Вика натолкала в них старых газет, и обувь стала совсем впору Джонни. Он с удовольствием потопал по половицам и завертелся перед зеркалом.
— Теперь все в порядке. Ага?
Вика смотрела на него прищуренным взглядом художницы.
— Не совсем «ага». Рубашка слишком обыкновенная. Неинтересно смотреть.
— Что же делать? — огорчился Джонни. — Они у меня все обыкновенные.
— Ладно уж… — сказала Вика. И принесла большой пестрый фартук. Викина мама купила его где-то в Италии Викиному папе: чтобы папа чаще занимался домашним хозяйством. Но он все равно не занимался, и фартук лежал без дела. А выглядел он великолепно! На материи были отпечатаны разноцветные рекламные наклейки, игральные карты и даже бутылочные этикетки знаменитых итальянских вин. На многих наклейках был нарисован длинноносый человечек в колпачке. Вика объяснила, что это не Буратино, а Пиноккио из итальянской книжки.
— Но у них очень похожие истории, — сказала она. — Не читал?
— Не читал… А в этой итальянской книжке есть девчонка с голубыми волосами? — спросил Джонни и чуть опять не покраснел.
— Есть. Но она не всегда девчонка. Она все время превращается… В общем, она фея.
«Фея — даже лучше», — подумал Джонни, и сердце у него сладко заныло. И чтобы Вика не догадалась, он опять начал разглядывать фартук.
— Ты из этой штуки мне рубашку сошьешь? — восхищенно спросил он.
— Все равно делать нечего, дома сижу, — хрипло сказала Вика.
— Карнавал завтра, — деликатно напомнил Джонни.
— Ладно, вечером заходи.
Джонни считал неприличным показывать нетерпение. Поэтому вечером он сначала поужинал, потом поспорил с Верой и только после этого отправился к Вике.
У Вики было тихо и уютно. Родители уехали в Польшу, тетушка Нина Валерьевна сообщила, что у нее предынсультное состояние, и укрылась у себя в комнате. Видимо, гадала там на картах.
Готовая рубашка висела на спинке стула. Джонни так обрадовался, что даже не обратил внимания на Викино задумчиво-печальное настроение. Он быстренько обрядился в Буратиний костюм и гордо встал перед Викой, постукивая деревянной подошвой о половицу.
— Ну как?
Вика ответила с непонятной улыбкой и вздохом:
— Счастливый ты человек, Джонни…
— А ты разве несчастная? — удивился он.
— Я не про себя, — уклончиво сказала Вика. Потом велела Джонни встать на стул и начала искать недостатки в его костюме.
Оранжевые штаны показались Вике чересчур новыми, и она пришила к ним клетчатую заплату. Потом ей не понравился некрашеный бумажный нос.
— Будто в сметану обмакнутый. Он должен быть как деревянный.
Она полезла в шкаф за красками, еще раз глянула на Джонни и сообщила, что ноги у него ничуть не лучше носа.
— Белые, как макаронины. Весь загар за зиму облез. Давай я их тоже под орех разделаю.
— Как это? — опасливо спросил Джонни.
— Разрисую под дерево.
— А отмоется потом?
— Акварель-то? В момент.
— Валяй, — согласился Джонни. — Буду совсем превращаться в деревяшку…
Кисточки были мокрые и холодные, Джонни хихикал и пританцовывал на стуле.
Вика опять по-взрослому вздохнула:
— Эх, Джонни, Джонни… Беззаботное ты существо. Все бы тебе прыгать…
Джонни пригляделся с высоты и понял наконец: с Викой что-то неладное.
— С Сережкой поругалась? — спросил он.
Вика дернула плечом, поставила ему на ногу большую коричневую кляксу и грустно сказала:
— Больно мне надо ругаться с этим дураком.
— Ясно, — сказал Джонни. — Из-за чего опять?
— Ты разве не видел газету?
Джонни удивленно похлопал ресницами.
Вика взяла со стола газетный лист и сунула Джонни:
— Полюбуйся.
Это была городская газета за прошлое воскресенье. В нижнем углу страницы синим карандашом кто-то обвел стихотворение. Над ним было напечатано: «Творчество юных читателей». А пониже: «Другу детства». И подпись внизу: «С. Волошин. 8 класс, ср. школа N 2».
— Ух ты! — восторженно сказал Джонни. — Это он сам написал?
— Кто еще может такую чушь сочинить? — язвительно откликнулась Вика. — Ты читай, читай.
Джонни встал на стуле, как памятник, и начал:
— «Мы с тобой играли в детстве…»
— Да не вслух, — поморщилась Вика.
Джонни тихонько зашевелил губами. И прочитал вот что:
Мы с тобой играли в детстве
На дворе заросшем.
Я тогда старался очень
Быть с тобой хорошим.
Ты тогда еще боялась
Лягушат зеленых…
А теперь промчалось детство
Средь зеленых кленов.
Ты с поры недавней стала
Чуточку другою.
Почему-то я робею,
Встретившись с тобою.
Джонни не очень любил стихи. Но сейчас, когда прочитал, он почему-то вспомнил девочку Катю и задумчиво сказал:
— Он настоящий поэт.
— Он настоящий болван! — вскипела Вика. — Все они там такие в своем литературном кружке! Рифмоплеты!
Джонни знал про Серегу Волошина многое, но про стихи и про литературный кружок не знал. Поэтому он помолчал, переваривая новость. Потом спросил:
— А почему болван?
— Потому что все вранье! Робеет он! Позавчера пришел без меня, залез в шкаф и все варенье из банки стрескал! Тетушка заявила, что у нее отнялась левая нога после этого.
— Знаешь, Вика, это разные вещи… — мудро заметил Джонни.
— Ничего не разные! А еще пишет: «Старался быть хорошим!» Он меня в детстве за косы таскал!
— У тебя их никогда и не было, кос-то…
— Были, ты не помнишь. В первом классе.
— У-у… — насмешливо сказал Джонни. — Ты просто злишься за варенье.
— Я за лягушат злюсь! Весь город должен знать, что я их когда-то боялась, да?
— Это же давно было, — успокоил Джонни. — Подумаешь! Я в детстве хомячков боялся. Ну и что?
Вика опять грустно улыбнулась.
— Эх ты… «В детстве». У тебя, Джонни, еще все детство впереди. Не то что у меня.
Такие разговоры Вика вела впервые в жизни. Джонни обиделся. Он ехидно сказал:
— Ты, конечно, уже старуха… Ты давай дорисовывай вторую ногу, а то как я буду? На одной деревяшке, да? Как медведь на липовой ноге?
Вика опять взялась за работу, но сделалась такой печальной, что Джонни ее пожалел.
— Значит, Серега принес газету, а ты его прогнала? — проницательно спросил он.
Вика вздохнула так, что у ног Джонни закрутился воздушный вихрь.
— Ладно, помирю, — снисходительно сказал Джонни. Ему было не привыкать. — Сегодня же помирю. Давай рисуй живее.
Вика ничего не сказала, но заметно повеселела и недавнюю коричневую кляксу превратила в глазок от сучка. Совсем как настоящий.
Это был длинный вечер. Сначала Джонни привел Сергея и они с Викой две минуты дулись, а потом рассмеялись. После этого все пошли к Стасику и Борьке. Братья Дорины приостановили монтаж транзисторного охотничьего кота «Меркурий-2» и электролобзиком выпилили для Джонни большой фанерный ключ. Фанеру они покрыли быстросохнущей бронзовой краской.
Потом Вика заставила Сергея читать стихи про то, как он в шестом классе отвечал со шпаргалкой урок по геометрии и пытался найти у треугольника радиус.
Все долго хохотали. Во время этого хохота за Джонни пришла мама, потому что было уже почти одиннадцать часов. Мама очень удивилась, увидев ненаглядного сына в костюме Буратино. Впрочем, костюм ей понравился. Она только забеспокоилась, не перемажет ли крашеный Джонни постель. Но Вика сказала, что сухая акварель мажется не сильно, а Джонни добавил, что будет спать в пижаме.
Мама не считала, что перепачканная пижама лучше перепачканных простыней, но спорить не стала.
Джонни долго не спал. Он лежал и улыбался в темноте. Вспоминал Серегины стихи:
Мы с тобой играли в детстве
На дворе заросшем…
Джонни тоже будет играть с Катей на заросших дворах и улицах, когда придет лето. Он возьмет Катю в плавание на крейсере, построенном из лодки. Потом они пойдут в лес и, может быть, заблудятся, как Том Сойер с Бекки Тэчер заблудились в пещере. Жаль, что поблизости нет пещер…
Но зато под крепостным холмом есть, говорят, подземный ход. Его можно отыскать и разведать. Если повезет, Джонни отыщет старинную кольчугу и подарит Кате…
Джонни беспокойно шевельнулся: честно говоря, ему стало немного жаль отдавать кольчугу. Но, в конце концов, можно найти не одну, а две…
Все будет хорошо. Завтра он обязательно познакомится с Катей. Сперва — просто окажется рядом. Потом они разговорятся. Затем, может быть, Джонни позовет ее к себе, покажет мушкетерское вооружение и коллекцию автомобильчиков…
Оттого что это будет уже завтра, у Джонни тревожно и обрадованно затюкало сердце. Чтобы его успокоить, Джонни повернулся на правый бок и закрыл глаза.
Он задремал, и ему показалось, что они с Катей плывут по реке. Только не в лодке, а в больших деревянных башмаках — он в одном, а Катя в другом. Течение крутит башмаки, и они иногда стукаются друг о друга. Джонни весело, а Катя немного боится, потому что башмаки неуправляемые — без весел и без руля.