— Это точно гугеноты?
— Они! — обернулся де Кавуа. — Только что орали, что пришли за его высокопреосвященством, а нам оставят жизнь, если мы не станем мешать!
— Стану! — пообещал Олег, холодно улыбаясь. — Рошфор! Найдётся в вашем хозяйстве моток крепкой верёвки?
— Безусловно!
В этот момент пуля, выпущенная со двора, расколотила розетку, венчавшую раму стрельчатого окна, и паж вжал голову в плечи.
— Принести?
— Тащи! Только не сюда!
— А куда?
— На лестничную площадку второго этажа донжона!
Рошфор убежал, а Сухова окликнул Анри де Лон, которого перевязывал Жерар Туссен:
— Что ты задумал?
— Хочу зайти этим засранцам в тыл — и пусть попрощаются со своими поганенькими жизнями! Вы со мной?
— Спрашиваешь!
— Тогда вперёд! Жак, ты не сможешь, у тебя рука ранена. Помогай гвардейцам, мы скоро!
Помахав скорбевшему де Терриду, Олег понёсся к лестнице.
На втором этаже донжона их уже поджидал Рошфор, приплясывавший от нетерпения. Толстая волосяная верёвка в руках пажа внушала доверие — такая и быка выдержит.
— Яр! Вяжи свои узлы! Ты же у нас скалолаз?
— А то!
Затянув крепкий узел, Быков вывалил тяжёлый моток за бойницу вниз. Конец верёвки шлёпнулся в неглубокий ров, заросший травой.
— Ты первый!
— Есть!
Ярослав, ловко перебирая руками и ногами, соскользнул вниз и встал, натягивая канат, чтобы следующим за ним было полегче.
— Лучше наденем перчатки, господа мушкетёры! — сказал Олег. — Не то ладони сотрём.
Просунувшись в узкую бойницу, Сухов полез вниз, перехватываясь за колючее «вервие простое». Зато не скользит. Дождавшись, пока в ров спустятся Виктор с Александром, Нолан, барон де Сен-Клер и Анри, Олег быстро сказал:
— Застанем кого перед воротами, не стрелять! Снимаем по-тихому. Огонь откроем во дворе. За мной, бегом!
Огибая крепостную стену, Сухов выбрался к воротной башне. Оба воза по-прежнему находились здесь. Тут же околачивались и возницы. Один из них сидел на козлах, нервно вертя кнут, а другой прохаживался, держа мушкет наперевес.
Олег повернул голову, осматривая свою «опергруппу». Мушкетёрские плащи, камзолы, ботфорты… Ему или барону трудновато будет прикинуться местным крестьянином.
— Нолан, ты у нас одет проще всех. Сможешь снять возничих?
Чантри ухмыльнулся.
— А я зачем сюда добирался? — спросил он весело. — Сниму!
— Я с тобой! — тут же вызвался Акимов и обернулся к Сухову за разрешением: — Можно?
— А сдюжишь? Ножом ведь!
Виктор сглотнул всухую, но мужественно кивнул.
— Ступай.
Обнявшись и покачиваясь, как дружки, воротившиеся с попойки, «американец» и «слуга» направились к возницам.
Те их заметили, вскинули разом мушкеты, но потом медленно опустили, приняв за местных забулдыг.
Сердито крикнув, чтобы проваливали, «водители кобыл» недвусмысленно повели стволами в сторону деревушки, но «пьянчугам» было море по колено.
Нудно бранясь и шатаясь, они приблизились, делая широкие жесты руками. Усыпив бдительность возниц, Акимов с Чантри выхватили ножи. Нолан полоснул одного по горлу, тут же выхватывая из рук умирающего мушкет, а Виктор всадил второму нож в сердце, как Олег учил — надавив ладонью на рукоятку.
Обернувшись, он неловко махнул окровавленным ножом — всё чисто.
— Пошли! — скомандовал Сухов.
Вооружившись мушкетами, они ворвались во двор замка.
Гугеноты рассредоточились по территории, укрываясь за контрфорсами, подпиравшими крепостную стену, за колодцем, сложенным из округлых глыб, за красной каретой с гербом Ришелье на дверце.
Прячась, нападающие лихорадочно заряжали свои ружья, порой роняя пули и просыпая порох из рожков.
Выстрелы гремели не часто, но постоянно. Целых стёкол уже не осталось, а дверь была изрешечена настолько, что просматривался её каркас из брусьев.
Неожиданно через парапет на плоской крыше донжона перевесился гвардеец с мушкетоном.
Выстрел грянул как гром среди ясного неба, а метко выпущенная пуля поразила гугенота, стоявшего на четвереньках за колодцем. Он тут же распластался, подёргиваясь в агонии, а его товарищ вскинул мушкет.
Олег не поспел самую малость — два выстрела слились в один, и оба были удачны. Стрелок на крыше выронил мушкет, а следом и сам ушёл в долгий кувырок, только красный плащ с крестом затрепетал в полёте.
Его убийца получил пулю в грудь и упал замертво рядом с тем, за кого отомстил.
Акимов с Быковым и Пончевым выстрелили залпом, мушкетёры с Ноланом вскинули своё оружие секундой позже. Четверо гугенотов пали от их руки, но, как оказалось, боеспособных нападающих было куда больше, чем ожидал Сухов. Добрый десяток разъярённых ларошельцев кинулись на них, отбрасывая бесполезные мушкеты, выхватывая шпаги, палаши и даже дедушкины мечи.
Выстрелов в спину они не шибко опасались, ибо гвардейцы кардинала, засевшие в доме, не стали бы открывать огонь, боясь поразить своих.
— С нами Бог! — провопил бородатый гугенот, размахивая шпагой.
Уклоняясь от сильных, но неуклюжих выпадов, Олег дождался подходящего момента и поразил бородача в горло.
Освободив клинок от трепещущей плоти, он вонзил его в грудь «следующему в очереди». Пользуясь секундной передышкой, окинул взглядом поле боя.
Быков сцепился еще с одним добрым молодцем. Рубил «добер молодец» мощно, как дерево топором, но неумело. Ярослав успел уже ранить его, так что бой обещал быть скоротечным.
Мушкетёры, барон и граф, уже расправились с парочкой противников и уделывали ещё одного. Нолан Чантри лучше справлялся с оружием огнестрельным, чем с холодным, поэтому орудовал мушкетом — заехав коренастому грузному гугеноту стволом под дыхало, добавил травмированному еще и прикладом по черепу.
А вот Пончику с Акимовым пришлось туго — вынужденные отступить, они бросились к распотрошённым возам, нагруженным сеном. За ними гнались трое гугенотов, уходя в прорыв, однако «военные слуги» не праздновали труса — кинувшись к убитым возницам, они подхватили брошенные мушкеты и выстрелили с разворота по догонявшим. Своего Виктор убил наповал. У Пончика дрогнула рука, и он лишь нанёс рану, разорвав ларошельцу бок, но и такая травма была не слишком совместима с жизнью.
Бросившись на подмогу «слугам», Сухов проделал дыру в третьем нападавшем, а тут и гвардейцы де Кавуа подоспели. Виктория.
Кардинал спустился в трапезную, ужасаясь учиненному разгрому и пролитой крови. Осторожно вышел во двор, где развернулась такая славная баталия.
Скрипя сапогами по битому стеклу, подошли Рошфор, потерявший шляпу, и раненый мушкетёр с наспех перевязанной рукой.
— Тысяча чертей!.. — вырвалось у него. — О, простите, ваше высокопреосвященство!..
Ришелье усмехнулся.
— Бог простит, сын мой, — сказал он мягко.
Тут, широко шагая, возвратились победители — разгорячённые, с окровавленными клинками, они поклонились кардиналу. Олегар де Монтиньи выступил вперёд, за ним шагнул де Кавуа.
— Ваше высокопреосвященство, — поклонился корнет, — враг разбит и уничтожен.
Тут к нему, прихрамывая, подошёл мужчина в разорванной рубахе, на шее у него болтался крестик на верёвочке. Он что-то прошептал Олегару на ухо, тот кивнул и почтительно обратился к Ришелье:
— Ваше высокопреосвященство, Нолан допросил одного из раненых гугенотов, и тот сообщил, что они были посланы герцогом Бэкингемом, дабы захватить вас.
— Однако! — хмыкнул кардинал. — Джордж Вильерс никак не уймётся. Что ж, мы и это ему припомним. Господин корнет, капитан, господа! Я приношу вам свою искреннюю благодарность.
Тут все набрали побольше воздуху и грянули:
— Да здравствует король! Да здравствует кардинал!
Улыбаясь, Ришелье обратился к де Монтиньи:
— Вы вернулись из Англии очень вовремя, господин виконт. Скажите, что я могу сделать для вас?
Олегар слегка поклонился и сказал:
— Ваше высокопреосвященство, славу я добуду сам, но вот мой костюмчик слегка пострадал.
Кардинал рассмеялся, мушкетёры и гвардейцы поддержали его смех своим грубоватым хохотом.
— Я обещаю обновить ваш гардероб, любезный виконт, — проговорил Ришелье, — и обязательно доложу о ваших подвигах его величеству.
Де Монтиньи поклонился и молвил:
— А не соблаговолит ли ваше высокопреосвященство устроить к себе на службу хорошего парня, стойкого и закалённого? Его зовут Нолан Чантри.
Мужчина с крестиком, заробев сперва, приосанился, выпятив и без того широкую грудь.
— Нолан Чантри? — приподнял брови Ришелье. — Англичанин?
— Он католик, ваше высокопреосвященство, за что и пострадал не раз. Ещё в детстве ему пришлось отплыть в Новый Свет, однако пуритане и там не дали ему жизни.
— Это меняет дело. Что вы скажете, Луи?
— Нолан бился храбро, ваше высокопреосвященство, — сказал де Кавуа. — Стрелок он замечательный, хоть со шпагой и не в ладах. Зато умудрился справиться с фехтовальщиком, вооружившись незаряженным мушкетом!
Ришелье кивнул и сказал ласково:
— Нолан Чантри, вы приняты в мою гвардию.
Чантри выпучил глаза и гаркнул:
— Да здравствует кардинал!
Глава 22,в которой до Олега доносится эхо
Еще лет двадцать назад появились первые подзорные трубы, но пока что ни адмиралы, ни генералы не имели в своем распоряжении никакой оптики.
Олег высунул голову поверх бруствера и, сощурив глаза, разглядывал укрепления Ла-Рошели.
Фарватер, ведущий к городской гавани, был узок, и по обеим сторонам створа возвышались башни: с запада — массивная шестигранная Ла-Шен (Цепная), а с востока — пятигранная башня Сен-Николя.
От Ла-Шен крепостная стена тянулась до башни Лантерн, высокой, как маяк, с готической часовней наверху и острым шпилем.
Сухов вздохнул. Они с Алёнкой бывали тут проездом.
Бродили по набережной Вален, входили в город через во-он те ворота. Там начинается главная улица, Рю-де-Пале, а к востоку протянулась ещё одна, параллельная главной, — Рю-де-Мерсье.