Первым, кто сказал об усталости, был Черепаха. Вскоре после привала он заявил, что если сделает ещё хоть шаг, то рухнет замертво, а нам его хоронить придётся. С этими словами он вскарабкался на телегу с провизией и устроился там с самым невинным видом. А мы продолжали идти до позднего вечера, пока силы не покинули последних.
Через считанные минуты после остановки костёр уже горел, котёл с водой над ним висел, а подстилки заполнили все мало-мальски ровные места вокруг. Ещё через час наш лагерь накрыло плотное одеяло многоголосого храпа.
Не спалось только мне. Я лежал, заложив руки под голову, и рассматривал Пандору. До чего же странно она выглядела. Невозможно ведь, чтобы нечто столь огромное оставалось на месте без малейшего движения. Или это всего-навсего мои личные предрассудки? Сомневаться даже в том, что вижу своими глазами, если это не укладывается в привычную картину мира.
А каким бы мир Клоаки был, если бы хоть изредка проникал сюда свет? Какие чудесные леса покрыли бы местные просторы, какие необыкновенные звери обжили бы их? Может, и реки бы потекли, моря образовались. Расцвела бы Клоака, будь в ней хоть немного света, не назвал бы её никто смердящей помойкой. И всё это Пандора уничтожала, не дав зародиться. Как проклятие, заставляющее темноту быть истиной.
— Подойди, — услышал я вдруг и рывком сел.
Вокруг всё было тихо, если не считать храпа. Все спокойно спали и видели седьмые сны, угли от костра давно остыли и скрылись во мраке. Неужели показалось? Звучало так отчётливо, будто кто-то на ухо мне шептал.
Я уже собирался снова лечь, когда голос прозвучал вновь:
— Подойди ко мне, Константин.
Он не вызывал опаски, словно говоривший не способен был причинить вред. Может, моя осторожность уже давно спала, но стало вдруг так любопытно, что я встал и прислушался повнимательнее.
— Иди ко мне, я жду тебя, — повторил голос свой призыв.
На удивление легко я определил, откуда он доносился. Достал пистолет на всякий случай и двинулся навстречу.
Глава 34
Я забрался на холм и взглянул на лагерь, прежде чем уйти дальше на зов. Всё было тихо. В темноте виделись лишь очертания моих спящих товарищей и телег, оставленных чуть в стороне. Всё это оставалось неподвижным, замершим в ожидании продолжения пути.
Чудовищно неправильным казалось мне то, что шёл я неизвестно куда и непонятно к кому, при том не сказав своим людям ни слова. Абсолютно точно это была ошибка, но я не мог с собой ничего поделать. А когда голос повторил призыв, сомнения и вовсе отступили:
— Не останавливайся, Константин, иди.
Он звучал всё так же тихо и возле самого уха, но слова эти обволакивали сознание и гнали вперёд. Я не мог, да и не хотел бороться. Отвернулся от лагеря и начал аккуратно спускаться.
Не сразу, лишь когда позади осталось ещё две кучи, я разглядел силуэт человека. Он ждал меня в ложбине, скрытой от лишних глаз.
— Ближе, Константин. Подойди ближе, — позвал голос, словно прочитав мои мысли.
И вновь я без лишних вопросов исполнил его волю.
Только когда между нами осталось всего несколько шагов, я смог его разглядеть. Весь облачённый в чёрное, с капюшоном на голове и слоем мелких чёрных частиц с перламутровым отливом вместо лица. Пусть и прошёл с нашей прошлой встречи не один месяц, я узнал его сразу. А рот его — единственная светлая полоса на сплошной черноте — улыбнулся в ответ.
— Опять ты? — спросил я.
— Опять.
— И в этот раз ты более разговорчивый?
— А ты в этот раз не такой испуганный.
— Много времени прошло. Устал бояться, знаешь ли.
— И послушал мой совет.
Тут меня озарение будто обухом по голове ударило. Я так и не узнал у Иннокентия Витольдовича, что за приглашение такое от Главного я не заметил. А теперь смотрел на то подобие человека, что встретилось мне на второй день присутствия в Клоаке, и понимал, что именно оно-то и есть это самое приглашение.
— Ты от Главного, что ли? — уточнил я.
— Я и есть Главный. Я часть его. Я уста его.
— Очень… впечатляюще.
— И я здесь, чтобы убедить тебя отступить.
— С чего это вдруг?
— Всё то, что покоится в Пределе, должно здесь и остаться. Этот баланс хрупок, как и весь мир, — разжёвывая слова, расплываясь в пространных фразах, заговорил Главный. — Отнимешь лишь самую малость, и всё рухнет, как карточный домик. А ты сам не будешь рад. Пожелаешь изменить решение, но будет слишком поздно.
Я дождался, когда он сделает паузу, и с вызовом спросил:
— И ты предлагаешь мне сложа руки ждать, когда… — но вдруг осёкся, боясь, что наговорил лишнего. Любое моё слово сейчас обличало планы, а потом ждать меня в городе будут во всеоружии.
Впрочем, я совсем забыл, от кого пытался скрыться в недомолвках.
— Когда ребёнок твой не станет тебе надеждой? Брось, забота об одном уничтожит всех. Не слишком ли это эгоистично: обречь тысячи людей ради собственной прихоти?
— Нет, не слишком. Для своего ребёнка я сделаю всё, что от меня зависит. Если придётся принести такую жертву, поверь, я не буду колебаться. Чёрт, да если даже мне самому придётся ради этого сгинуть, вряд ли я остановлюсь.
— Самоотверженно, но будет ли твой ребёнок за это тебе благодарен? Не возненавидит ли за тот груз, что ты на него обрушишь, не дождавшись его рождения?
— Он даже не узнает, от чего я его спас. Я никому не позволю ему это рассказывать, а жизнь подкинет достаточно прекрасных вещей, чтобы он не задумывался о такой древности.
— Ты сам будешь знать об этом и не сможешь молчать. Да и говорить ничего не придётся, всё и так слишком ясно будет.
— Что будет ясно? Ты хоть объясни, что произойдёт, если я сделаю то, что задумал? — вспылил я. Надоело говорить о том, что толком не понимал. Почему вдруг так опасно моё возвращение? Уж не опаснее, чем моё здесь появление.
— То, что произойдёт, если ты нарушишь баланс, неведомо мне. Но последствия могут изменить мир до неузнаваемости. А могут и вовсе его уничтожить.
— То есть, ты не уверен, что именно произойдёт? А может, вообще ничего не случится? Как тебе такое? Тонкий вон сколько раз отсюда таскал вещи, и ничего. Целый особняк обставил в крепости, все склады там консервами забил. Что ж ты его не останавливал? Или это другое, а я просто ничего не понимаю?
— Он не помышлял твоими помыслами, и остановился, когда увидел грань своими глазами.
— Просто перед ним не было такой проблемы, вот и отступил.
— И перед тобой такой проблемы нет. Не получится в первый раз, получится в другой.
— Ты серьёзно? — возмутился я окончательно. Многое мог стерпеть, но это уже был перебор. — Я похож на крысу, что ли, какую-то? Плодиться, пока не получится что-то похожее на здоровое потомство? Это же бред!
— Это закон жизни.
— Да к чёрту такие законы! Сидите тут среди помоев и гадаете, авось повезёт в этот раз? Не в этот, так в следующий точно. Не в следующий, так как-нибудь в другой. Отлично, прекрасно, но давайте без меня.
— Разве в вашем мире не так? Чем люди от зверей отличаются что здесь, что где угодно ещё? Ничем. Те же инстинкты, те же желания и страхи.
— Мне надоел этот разговор. Давай так. Если ты такой всемогущий и всё такое, то гарантируй мне, что с моим ребёнком всё будет нормально, — поставил я вопрос ребром. Вдруг он неожиданно сможет предложить мне достойную альтернативу?
— Я не могу. Ты слишком большого мнения обо мне, но я не всемогущий.
— Ну и всё тогда. Не убедил.
Я развернулся и быстро пошёл обратно. Не хотел слушать, что придумает он, лишь бы убедить меня испугаться неведомого так же, как боится он сам.
— Ты делаешь ошибку, — вслед мне произнёс Главный и замолчал.
Пугать меня собрался. Посмотрим, как заговорит, когда я воткну в него антенну.
Но сколько бы возмущения не бурлило во мне сейчас, я не мог не отметить, что многое из сказанного им было мне близко. Ещё в прошлой жизни, на Земле, я придерживался главного правила: не делай то, последствия чего неизвестно. Но это было в прошлой жизни. Как изменила меня Клоака…
Уже с последнего холма я увидел, что костёр в лагере разожжён и возле него сидит Тонкий. Он ждал меня и поманил рукой, чтобы не кричать.
— Главный вызывал? — спросил, не отрывая взгляда от пламени, когда я подошёл.
— Как догадался?
Я устроился рядом, достал флягу и хорошенько отпил. Во рту после странной встречи сильно пересохло.
— Это же очевидно, — признался Тонкий. — На того, кто сбежит при первой же возможности, ты не похож. Значит, с Главным встречался.
— Обычно эта новость вызывает другие эмоции, — усмехнулся я.
— Думаешь, стоит упасть без чувств от восхищения?
— Нет. Просто интересно, почему этого не произошло.
— Можно сказать, что это личные счёты. В прошлый раз не очень хорошо расстались.
— Так он и с тобой разговаривал? О чём, если не секрет?
— Да плевать, даже если это секрет. Хотел бы я знать, какое он мне ещё наказание придумает, кроме того, что уже есть. Превратил в ничтожество безвольное, над которым весь город ржёт. Ну да ладно. Дело прошлое, — Тонкий выговорился и замолчал. Только угли в костре помешивал. А потом уже гораздо спокойнее продолжил: — Десять лет назад я решил зайти дальше дозволенного. Обычно мы ходили с ребятами только до города и обратно, но в тот раз мне стало интересно, что же там дальше. Эту идею поддержали и мои товарищи. Не сразу и заранее настроившись на провал, но мы всё-таки отправились вперёд, а уже через полдня увидели яркий свет ещё одного города. Там были огромные палатки и высокие ангары, но всё это скрывалось за несколькими рядами заборов с колючей проволокой. Вот это как раз и была та самая черта.
— И ты отступил?
— Мне пришлось. Нам предстояло пройти через ущелье, чтобы выйти к воротам города, но именно там на нас напали страшные чудовища. Таких я никогда раньше не видел. Ужас, как он есть, пришёл из темноты, и мы были вынуждены отступить. Я был вынужден, если точнее.