— Мне и здесь неплохо, — просипел он.
— На Земле я был никем, а здесь — хозяин целого города, — поддержал его Квадрат.
— Извращенец хренов, — отозвался ещё один из землян.
— А что сразу извращенец? — возмутился Квадрат, словно каждый на его месте обязан был поступить так же. И быстро, влажно причмокивая, заговорил: — Разве Главный против? Вот когда чужие города по беспределу захватывают, вы все молчите, хотя Главный против. А теперь почему-то, когда Главный мне позволяет коллекцию собирать, вы все против оказались. Несправедливо, господа, несправедливо.
— К чёрту твоего Главного, — вскочил на ноги, с грохотом отбросив стул, мужчина, что сидел справа от меня. Его, кажется, звали Сергеем. — Я хочу домой. И большинство здесь присутствующих хотят домой. А если вас всё устраивает, то оставайтесь в этой помойке сколько хотите.
— Извинись за главного, — прошипел Владислав и злобно уставился на Сергея.
— Что? Это с чего вдруг? Мне Главный никто и звать никак…
Сергей хотел сказать ещё что-то, но Владислав выхватил пистолет и выстрелил в него. Попал в плечо, но вспыхнувшая в один момент суматоха быстро поделила присутствующих пополам. С их стороны четверо, спрятавшихся за поваленным буфетом, и с нашей одиннадцать. Мы положили на бок стол и скрылись за ним.
— Вы совсем умом тронулись? — кричал Николай Алексеевич. От ошеломления у него перекосило очки на носу, а седые волосы взъерошились, словно после неудачной укладки.
— Главный против! — крикнул из укрытия Квадрат.
И тут же прозвучало несколько выстрелов.
— Сейчас я им покажу, кто здесь главный, — проговорил я.
Отполз к тому углу, где припрятал автомат, чтобы в нужный момент его достать и поразить всех. Правда, поражать я рассчитывал немного другим способом, но ничего не поделаешь.
Наперевес с автоматом я встал и выпустил по гадам добрую половину рожка. Те затихли, но понять, живы ли они ещё, я не мог.
И только теперь в столовую ворвалась охрана особняка.
— Долго же вы, ребят, соображаете, — укорил я их, водрузив себе автомат на плечо.
Глава 42
Все недовольные были ликвидированы, а раненным оказана первая помощь. Благо, ранения их оказались неопасными, а пули прошли на вылет или просто поцарапали кожу. Ещё несколько часов понадобилось, чтобы привести мозги в порядок. Не то, чтобы кто-то испугался: каждый из землян убивал не раз, но неожиданность произвела эффект разорвавшейся бомбы. Одни не понимали, как могли те, кому они доверяли, оказаться предателями. Другие заранее разочаровались во всей затее, потому что она обречена была кончиться тем же, с чего началась.
И затем мы, наконец, приступили к тому, зачем собрались. Обсудили, сколько у кого есть человек, способных пойти против бесов. Таких набралось немногим больше сотни. Армия маленькая, но и нам надо было всего лишь прорваться к центру Тишины.
Что же до оборудования, то для него решили выделить два автобуса, курсировавших между городами. Их предстояло покрыть бронёй, чтобы они не превратились в бесполезный кусок железа посреди пути.
Кроме того, почти каждый хотел забрать с собой на Землю кого-то из Клоаки, и для них так же требовался автобус.
Мы закончили лишь поздней ночью, расписав свои шаги до мельчайших подробностей. Я обязан был за два дня обеспечить караван транспортом, и мне в помощь вызвались Олег Владимирович и Николай Алексеевич. Сергей, назвав своё ранение пустяковым, пообещал обеспечить снабжение армии в точке сбора. Остальные так же получили задания, но куда менее значимые.
И работа закипела. Сразу же, чуть только мы ударили по рукам, все взялись за дело. В крепость уже через час прибыл первый автобус, и механики принялись его переделывать, воодушевлённые щедрым вознаграждением.
Трудности, как они это любят, появлялись неожиданно и исключительно там, где их не ждали. То запасные части потерялись по дороге из Скалки в Чарку, то сварочные аппараты решили устроить забастовку и отказались работать в полном составе. Одним словом, постоянно приходилось держать руку на пульсе и напрочь забыть про сон.
Но оно того стоило. Уже через два дня в Чарке стоял бронированный караван, битком забитый оборудованием и оружием, один вид которого внушал страх и трепет. Кроме трёх автобусов, что должны были занять место по центру, в караване были ещё шесть внедорожников с огневыми позициями.
Механики постарались на славу, и когда они начали украшать автомобили рогами, странными картинками, похожими на наскальную живопись, и прочей варварской дурью, я слова им не сказал. Лишним это не будет, а по итогу зрелище получилось вполне достойное нашей самоубийственной задачи. Будто брать штурмом мы собирались не город, а саму Преисподнюю.
Когда всё было готово, я велел привезти в крепость Шанти, но дождаться её сил не нашёл. Не открывая глаз, на ощупь прошёл в спальню и уснул, едва положил голову на подушку.
Мне снился сон, полный бреда и абсурда. То я лежал в больничной постели и вокруг меня ходили люди в халатах. Я пытался кричать им, но голос мой был слишком слаб. Хотел пошевелиться, но тело меня не слушалось. Это пугало, особенно когда доносились обрывки фраз.
— В понедельник его отключим… Надежды нет…
И от того, с каким спокойствием это говорили, становилось страшно.
То вдруг краски смешивались, и я уже оказывался один, стоящий на каменном утёсе и обдуваемый всеми ветрами. Позади меня был крутой спуск с острыми камнями, которые обещали сорваться с места даже от самого аккуратного шага. А впереди — обрыв и бурлящие, вспененные от бешенства волны. Я не знал, куда двигаться, но понимал, что ветер скоро станет ещё сильнее и сбросит меня сам.
И это было не менее страшно: знать, что любое решение обрекает на погибель. Безысходность стала нестерпимой, словно прессом сдавила грудь и не давала вздохнуть.
Внезапно я открыл глаза, но увидел лишь темноту. Сердце бешено колотилось, в горле пересохло. Я хотел сесть, но рядом, свернувшись калачиком и положив голову мне на руку, лежала Шанти. Милая Шанти. Она крепко спала, уткнувшись лбом мне в плечо, и тихонько сопела.
Я не хотел её будить, да и сам ещё не выспался. Потому поцеловал её в макушку и снова закрыл глаза. Теперь мой покой охранялся лучше, чем золотохранилище, и я не переживал, что увижу ещё хоть один кошмар.
А на утро было намечено начало последней стадии подготовки. Армия уже получила вооружение и прекрасно знала, против кого придётся его использовать. Но каждый из рогатых был к этому готов. Их верность хозяевам за долгие годы стала куда сильнее, чем восхищение бесами.
Одним из солдат был Шаман. Он напросился идти с нами, заявив:
— Ты не взял меня в Предел, и я слова не сказал. Но, босс, второй раз так динамить не по понятиям. Я за тебя готов в любое пекло, ты же знаешь.
— Это будет непросто, а когда всё закончится, тебе надо будет Шатовкой управлять.
— Босс, чё будет потом — не важно. А в этой заварушке я пойду за тобой до талого! — пылко говорил он.
Уж не знаю, насколько это была правда, но глаза Шамана горели искренностью, а я не имел причин не верить.
— Ладно, ты идёшь, — согласился я и добавил: — Только давай ты обойдёшься без крайностей.
Прежде чем мы отправились в путь, Черепаха отозвал меня на пару слов. Он стоял у крыльца особняка вместе с Прелестью и наблюдал за нами.
— Слухай, Костолом, я тут краем уха слыхал… А как не слыхать, когда весь город об энтом и толкует? Сам-то я ни в жизнь в чужие дела нос бы не сунул, — мямлил он, разглядывая новые кроссовки. Новые, но разные, на манер известного футболиста, который не определился, какой бренд рекламировать, и решил выполнить сразу два контракта.
— Давай смелее, Черепаха. Что ты хотел? В любви мне признаться?
Горбун злобно глянул на меня исподлобья и проворчал:
— Да ну тебя! Я с тобой как с человеком, а ты шутки шутишь.
— Ладно, ладно. Прости. Так что ты сказать-то хотел?
— Вот то и хотел сказать. Перебивать меньше надо, а то слова сказать не дашь, а уже всё ему понятно. Прости… — передразнил наконец он меня и снисходительно продолжил: — Ты ведь насовсем, да? То бишь, я помню, как ты тогда по пьяни мне рассказывал, но я ж думал, у тебя сикось на кось завернула. У кого не бывает, а оно вон чаво. И сказать бы мне, что скучать не буду, да чаво-то язык не поворачивается. Я ж до знакомства с тобой был и ненужный никому, и сам себя ни в грош не ставил. Думал, что тебя продать, так это лучший бы вариант был, а ты вот так. И сам в авторитетные люди выбился, и меня не позабыл. Даже не знаю, как тебя и благодарить.
— Просто ты оказался надёжным человеком, — пожал я плечами.
Не ожидал, что услышу от горбуна такую душевную благодарность, и не знал, как на это реагировать. Вроде и сказать что-то надо, так говорить нечего. Я ведь не специально старался ему помочь, просто так вышло. И теперь соврать, что я сделал всё, что мог? Не самая лучшая идея для прощания.
Но горбун настаивал:
— Так в том-то и дело, Костолом. Меня кто в Шатовке за человека-то считал? Никто. А ты даже и не заметил, видать, что я малость не как все. И вишь ты, как всё переменилось от энтого?
— Ну… ты сам сделал всё правильно, когда получил такую возможность.
— Эт да. Тут, конечно, не поспоришь, — расплылся в чернозубой улыбке Черепаха.
Только я хотел добавить что-нибудь банальное, вроде: «ни пуха, ни пера», как голос подал Прелесть. Тявкнул, возмущённый, что о нём совсем позабыли.
— Ладно тебе, — сладко протянул горбун и погладил пса. — И за собаку тебе, Костолом, спасибо. Кто б сказал, что в комке шерсти столько ума может быть, ни в жизнь бы не поверил. Это уж не говоря о том, что Прелесть — он и есть прелесть.
— Да уж. Удивительное создание.
С тяжёлым сердцем я распрощался и с Прелестью, и с Черепахой и отправился к каравану. Сложно мне было поверить, что без меня горбун долго удержится у власти. Свалят его без всякой жалости, это точно. Непростые времена приближались к Клоаке. Одиннадцать глав городов исчезнут, оставив преемников не пойми по какому праву. Месяца не пройдёт, как появятся недовольные, а дальше одному Главному известно, что будет, если он действительно так проницателен, каким хочет казаться.