Он многое рассказал Мими о жизни и обычаях по ту сторону Тихого океана, такое, что она бы никогда в жизни не узнала. Взамен Мими показывала ему тайные места Кремниевого Острова, те, о которых не знали даже местные. Приливы в бухтах, розовый закат солнца, черные струи грязной воды, низвергающиеся в море, механические судороги трупов чипированных собак, под воздействием электронных сигналов.
– Ты не боишься, что они о тебе говорить станут? – спросила Мими Кайцзуна.
– О чем?
– О том, что ты все время среди «мусорных людей», что позоришь имя семьи Чень.
Последние слова Мими произнесла, опустив глаза. Волны ласково накатывали на берег, будто слегка покусывая его; вода обтекала их ноги у лодыжек, омывая их белой пеной; в воде не было ни ракушек, ни крабов, только мусор, мусор, сброшенный в море и который море выкидывало обратно волнами, распространявшими тяжелый запах.
– А ты не боишься, что они о тебе говорить станут?
– О чем?
– О том, что ты все время проводишь с поддельным иностранцем, позоришь «мусорных людей».
Кайцзун сказал это с совершенно серьезным лицом, и Мими широко улыбнулась.
После того как Мими привели работать в мастерскую на территории клана Чень, Кайцзун каждый день с ней общался, пытаясь лучше понять, как живут «мусорные люди». Как и все остальные, она поначалу относилась к нему настороженно, говорила холодно и бесстрастно, подобно тому, как можно было бы отвечать незнакомцу, проводящему опрос на улице. Это продолжалось до тех пор, пока Кайцзун не стал есть и работать вместе с ними, вдыхать тот же запах горелого пластика, который они вдыхали, погружать руки в наполненные химикатами ванны, в которых очищали куски пластика. Она постепенно осознала, что внешний вид этого юноши обманчив. Он не такой, как большинство местных, глядящих на мигрантов с предубеждением. Даже его слова и жесты неуловимо отличались от них. Будто его кожа китайца была лишь маскировкой, под которой скрывался человек странной расы, для нее непонятной.
Они находили все больше тем для разговоров. Голова Мими была наполнена бесчисленными «почему». О самом Кайцзуне, обо всем, что происходит на другой стороне Тихого океана. Она кивала, выслушивая его сухие объяснения и понимая их лишь наполовину, а потом тут же задавала другой вопрос, совершенно невпопад.
Было несколько загадок, которые уже некоторое время ее беспокоили.
Например, мертвая собака.
Труп собаки, весь в порезах и ссадинах, лежал рядом с кучей сожженных печатных плат. Из-за жаркой погоды тело уже раздулось, будто сердитая рыбка-собака, и в любой момент могло лопнуть, обнажив копошащихся в гниющих тканях червей. Зловонный запах разложения смешивался с запахом горелых печатных плат и был совершенно непередаваем.
Поначалу Кайцзун удивился тому, что никто не убрал труп собаки, но вскоре он узнал причину этого.
– Я его часто подкармливала. Он хозяину надоел, и другие собаки с ним водиться не хотели.
Мими присела на некотором расстоянии от трупа, будто пытаясь телепатически передать свое сожаление.
– Как его звали? – спросил Кайцзун.
– Хороший Пес. Я просто называла его Хорошим Псом.
Мими улыбнулась.
– Он перед всеми хвостом вилял, но на это никто внимания не обращал.
Кайцзун сделал пару шагов в сторону мертвого пса. Мими уже хотела остановить его, но было поздно. Хвост собаки начал вилять, быстро и сильно, подымая с земли пыль. Это выглядело смешно и страшно одновременно. Кайцзун инстинктивно попятился. Хвост замер. Но как только он снова приблизился, хвост снова начал двигаться.
– Страшновато, правда? – печально сказала Мими. – Будто его душа до сих пор заточена внутри его тела, если, конечно, у собак душа есть. Но он действительно хорошим псом был, не таким, как остальные, что все время на людей бросаются, лают и кусаются. Почему же судьба уготовила ему такое?
Кайцзун уже подметил, что «мусорные люди» придерживались анимистического взгляда на мир. Они молились ветру, морю, земле, очагу в надежде, что прибывающие из далеких стран контейнеры будут полны хороших вещей, которые будет легко переработать или отремонтировать, что они не будут токсичными. Они ощущали некое раскаяние, разделяя на части искусственные человеческие тела, ведь японские изделия были настолько натуралистичны, что возникало ощущение, что режешь живую плоть.
Насчет Хорошего Пса он догадался сразу. Видимо, неудачный эксперимент по созданию киборга.
Очевидно, предполагалось, что он станет вести себя точно так же, как остальные чипированные собаки – нападать на всех, от кого не исходит заданный сигнал; но, видимо, что-то получилось не так при имплантации чипа, и пес вилял хвостом вместо того, чтобы нападать. В здешней параноидальной обстановке, где каждый был постоянно начеку и в любом встречном предполагал врага, добрый пес был обречен на такое же обращение, как и добрый человек.
– Глупости! Нет никакой души. Он мертв, просто сервоприводы в его теле еще работают.
Кайцзун долго пытался объяснить Мими, как проистекает жизнь чипированных собак. Затем вытащил из кармана телефон, и Мими с сомнением посмотрела на него. Директор Линь предоставил Кайцзуну и Скотту временную авторизацию на острове, чтобы на них ни одна собака не напала случайно. Кайцзун передал с телефона кодовый сигнал, а потом махнул Мими рукой, подзывая ее. Мими нерешительно пошла вперед.
Хвост Доброго Пса остался в неподвижности.
Мими шумно выдохнула. И посмотрела на Кайцзуна со смесью восхищения и разочарования. Будто скрывающий мир туман немного рассеялся, с одной стороны, открыв истину, с другой – лишив мир малой доли очарования. Кайцзун тоже немного жалел о сделанном. Быть может, иногда стоит не сводить к механической логике материализма некоторые вещи, сохранить хоть частичку первозданной красоты и загадочности.
Это вечная дилемма – позволить кому-то и дальше пребывать в детских фантазиях как можно дольше или насильно погрузить его в жестокую реальность мира, как можно скорее.
Но как-то ночью, на берегу моря, под небом, полным сверкающих звезд, Кайцзун выбрал третий путь.
Они наняли электрический сампан и вышли в море на закате. К тому времени, когда они добрались до аккуратной кромки искусственной береговой линии, небо и море вдали слились, приобретя цвет индиго. Воздух был наполнен тихим рокотом и ритмичным плеском волн о берег, прерываемым лишь редкими криками морских птиц. Царила чудесная гармония.
– Это электростанция? – спросил Кайцзун, показывая на два гигантских куполообразных сооружения неподалеку. Рядом с ними возвышалась большая дымовая труба, окрашенная в красные и белые полосы, будто фаллический монумент какого-нибудь дикого племени.
Мими не успела ответить, ее опередил лодочник.
– Точно! Посмотрите, какого цвета море рядом, совсем черное. Каждый день сточные воды в море сбрасывали, пока вся рыба не сдохла. Я раньше рыбаком был, а теперь вот могу только крохи собирать, туристов катая…
Он внезапно умолк. Уже темнело, и разглядеть выражение его темнокожего лица было невозможно.
– Слышите, насос работает. Каждый день берут воду из моря, для системы охлаждения, и вместе с водой пару грузовиков рыбы и креветок всасывают. А потом токсичную еду на рынке продают. Грех, да и только!
– Дядя… – тихо прервала его Мими. – Мы сюда приплыли, чтобы морские огни посмотреть.
Лодочник счел за лучшее перестать жаловаться. Повернулся к рулю и повел сампан к другому краю берега. Здесь морская вода пахла резче, и от нее шло тепло. Видимо, где-то поблизости выходила вода из системы охлаждения.
– Гляди! – сказала Мими, хватая Кайцзуна за руку и показывая на темную поверхность моря.
Кайцзун посмотрел туда, куда она показала. Глаза уже привыкли к темноте, и в глубинах темно-зеленой, будто агатовой воды он увидел сине-зеленые светящиеся точки. Сначала их было немного, но их становилось все больше, они начали образовывать линии и пятна, будто постепенно поднимаясь из глубины, пока не стали отчетливо видны их очертания. Сотни тысяч маленьких прозрачных колокольчиков. Они ритмично пульсировали, сокращаясь и расширяясь, мягко и изящно, как в танце, будто бесчисленные светодиодные лампы, мерцающие в море, будто колеблющийся вихрь звездного неба, вышедший из-под кисти Ван Гога. Казалось, что сампан плывет в море звезд, что его пассажиры видят сон, а их эмоции колышутся в такт волнам, до головокружения.
– Так мило, – сказала Мими. Ее лицо, залитое исходящим от моря светом, было будто слегка пьяное.
– Никогда столько медуз не видел, – ответил Кайцзун, вспоминая «Аквариум» в Сан-Франциско, где он однажды побывал. – Почему они здесь собираются? Я думал, здесь вода токсичная.
– Слышал по телевизору, что свечение медуз вызвано реакцией между какими-то их белками и ионами кальция в сточных водах, – сказал лодочник. – Те, что вы видите, – уже второе поколение.
– В каком смысле? – спросила Мими.
– Сбросы с электростанции разогревают воду, искусственный берег снижает силу прибоя; поэтому каждую зиму медузы здесь плодятся. Малыши вырастают в небольшие стебельки со щупальцами для питания и растут до лета, а потом делятся на несколько взрослых медуз, дисковидных. Сейчас вы видите уже взрослых медуз.
– Все равно не понимаю, – сказал Кайцзун, показывая на светящийся синим поток в глубине. – Их же обратно всасывает.
Подводное течение шло к какому-то водозабору, было видно, как прозрачные колокольчики медленно кружатся водоворотом, ускоряющим свое вращение по мере приближения к заборному отверстию. Затем их светящиеся тела деформировались и разрывались на части, пропадая внутри. Их жизненный путь заканчивался, едва начавшись.
– Им каждый год приходится тратить много денег на забившиеся трубы, – сказал лодочник. – Но медузы плодятся быстрее.
Мими смотрела на происходящее, постепенно осознавая его.
– Что же это за родители, которые бросают своих детей в таком опасном и ядовитом месте? – выпалила она. – Их совсем собственные