Он на меня смотрит? О чем он думает? Кажусь ли я ему хорошенькой? Сможем ли мы поладить?
Эти фантазии мучили ее, и она наконец осмелилась попросить одноклассника спросить того мальчика, что он о ней думает. Судя по смущенному взгляду мальчика, он и понятия не имел, кто такая Мими, и ее далеко идущие планы разрушились в мгновение ока.
Она пообещала себе, что больше никогда не позволит себе так фантазировать. Никогда. Когда Кайцзун как-то раз шутливо высказался по поводу ее мальчишеской стрижки, она сразу же решила, что больше не будет слушаться совета матери и отрастит волосы хотя бы до плеч, ради него, а может, и до пояса, хотя это и будет доставлять ей постоянные неприятности, такие, какие у нее были, когда она жила дома.
Но в следующее же мгновение Мими холодно сказала Кайцзуну:
– Это мои волосы. Мне совершенно плевать, что о них другие думают.
Однако сегодня, когда она его уже час прождала на хорошо знакомом грязном перекрестке, Кайцзуна все не было.
Она начала чувствовать себя брошенной и тут же выругала себя за это ощущение. Какая нелепость. Мими сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, стараясь избавиться от тревоги, вьющейся вокруг нее, будто облачко москитов. Она знала, что ей надо. «Халкионские Дни».
Ей надо найти Брата Вэня.
4
Ло Цзиньчен стоял на плоской крыше своего дома, глядя на океан. Морской ветер дул через просветы парапета, неся с собой дух перемен.
В отличие от домов остальных местных жителей, окна которых были закрыты решетками против грабителей так, что их обитатели всегда видели небо в клетку, особняк Ло был выстроен на утесе у моря, так что от грабителей его защищали крутые склоны. Дополнительную безопасность обеспечивали камеры видеонаблюдения и чипированные собаки. Ло предпочитал смотреть на мир без ограничений. Из его дома открывался вид на гавань Шаньтоу, а в хорошую погоду был виден даже мост через залив, перекинувшийся через океан, будто гигантская паутина.
Если клан Чень действительно решил действовать заодно с «ТерраГрин Рисайклинг», ситуация осложняется. Три года назад, когда произошел коллапс цен на сталь и медь на международном рынке, это сильно ударило по клану Чень. Воспользовавшись возможностью, кланы Ло и Линь перехватили у клана Чень множество высокодоходных активов. Два семейства даже пошли на сговор с покупателями, чтобы искусственно занизить цены, в попытке окончательно похоронить клан Чень, но члены клана сплотились и объединили ресурсы, чтобы пережить кризис. Теперь, похоже, клан Чень решил пойти на сговор с иностранцами, дабы возвыситься и обрести прежнюю силу.
Тесак пришел к нему и доложил, что клан Чень перехватил эту «мусорную девку» по имени Мими, и в этом даже замешан кто-то из «ТерраГрин».
Зачем же им так возиться из-за какой-то «мусорной девки»?
Ло Цзиньчен пытался рассмотреть проблему со всех сторон, но никак не мог найти ответа. В том, что болезнь Цзысиня еще остается тайной, он был уверен. Лосинпу принадлежала клану Ло, и она не настолько глупа, чтобы проговориться. В любом случае это непохоже на Ченя Сянь-Юня, если только там нет еще какой-то тайны по поводу этой девушки. Ло Цзиньчен приказал Тесаку остерегаться действовать неосмотрительно на территории клана Чень, но, если ему снова предоставится возможность, второго провала Ло не потерпит.
Между ним и кланом Чень не было какой-то особенной вражды. С его точки зрения, все это было простой конкуренцией в бизнесе, но, раз уж оказались замешаны иностранцы, дело принимает иной оборот, вне зависимости от того, белая кожа у иностранцев или желтая. Он не доверял им, это недоверие очень глубоко сидело внутри него.
Ло Цзиньчену довелось посетить многие страны мира, он даже некоторое время пытался жить в Мельбурне, но в конце концов он все равно вернулся на Кремниевый Остров. Ему так и не удалось приспособиться к жизни среди этих западных людей, с их патологической вежливостью; он никак не мог привыкнуть, что на пешеходном переходе надо обязательно дождаться зеленого света, не смог привыкнуть постоянно говорить «простите» по самому мелкому поводу, не смог привыкнуть к этим странным улыбкам, таким дружественным и таким лживым. Услышав, что он из Китая, они делали преувеличннно заинтересованные лица. О, как быстро растет китайская экономика! Как много китайцы покупают! И каждый раз: Как мне нравится китайская кухня!
Поначалу Ло Цзиньчен относился к этому как к простым жестам вежливости, но потом он увидел демонстрантов на улицах Мельбурна, и наконец понял, что за этой похвалой скрываются ужас и отвращение. Тогда он слишком плохо знал английский, чтобы понять, что написано на транспарантах демонстрантов, но то, как жгли китайские флаги, было вполне понятно. Австралийцы считали, что китайцы взвинтили цены на местную недвижимость, что они отнимают у них работу, что дешевые китайские товары гробят местное производство. Они сравнивали китайцев с саранчой, которая грабит австралийцев, забирая их ресурсы и скапливая невероятные богатства, при этом ничего не вкладывая в социальные программы и помощь неимущим.
ЭГОИСТИЧНЫЕ КИТАЙЦЫ! Так было написано на их транспарантах, перечеркнутых кроваво‐красными крестами.
Ло Цзиньчен перепугался, подобно случайному прохожему, среди ночи увидевшему разбитую о стену «чашу огня», и на следующий день купил обратный билет в Китай. Оставил идею эмигрировать, но начал еще усерднее изучать английский. Нанял дорогого преподавателя, каждый день читал газеты на английском. Со временем смог даже общаться с иностранными партнерами по бизнесу на их языке, пусть и с сильным акцентом.
Конечно же, Ло понимал, что им движет не старая мудрость о том, что переехать никогда не поздно, а чувство опасности. Он хотел применить максиму «познай врага своего» в бизнесе, контролировать ситуацию, не полагаясь на переводчика. Но более всего его встревожил визит дальнего родственника.
У большинства коренных жителей Кремниевого Острова были родственники за границей. После войн двадцатого столетия и беспорядка, сопровождавшего приход к власти коммунистов, многие бежали в Гонконг и Юго-Восточную Азию. Но, обосновавшись там, они продолжали говорить на родном языке и тосковать о родной земле. Те, кому удалось разбогатеть, иногда приезжали на Кремниевый Остров навестить родственников, вложить деньги в здешний бизнес. Местные называли их хуэнке [13]– заморские гости.
Двоюродный брат отца Ло Цзиньчена эмигрировал накануне Второй мировой войны и обосновался на Филиппинах. После того как в Китае начались реформы Дэн Сяопина, брат пару раз приезжал на Кремниевый Остров, с детьми, и Ло Цзиньчен делил с ними трапезу каждый раз. Однако на этом их отношения и исчерпывались.
Так что, увидев своего троюродного брата, сына двоюродного брата его отца, который ждал его в одиночестве, сидя на стуле за столом восьми бессмертных[14], он сразу понял, что брат пришел к нему просить помощи.
Они обменялись дежурными любезностями, и Ло Цзиньчен улыбнулся. Говори честно, чем тебе помочь. Мы родня.
Брат смущенно поглаживал подлокотник из красного дерева и молчал. А потом заставил себя сказать одно слово. Восемьдесят.
Ло Цзиньчен на мгновение остолбенел. Насколько он знал, у брата его отца с бизнесом все хорошо было, и такая сумма вряд ли представляла для них проблему. Наркотики? Азартные игры? Ло лихорадочно размышлял. Местные семьи обычно впадали в нужду в силу этих двух причин. Если двоюродный брат отца пристрастился к игре, давать им деньги – все равно что кидать их в бездонную яму. Однако Ло Цзиньчен помнил, что семья брата отца немало помогла их семье, когда они сами были в отчаянном положении, и он был готов сполна отдать им этот долг.
Я дам тебе сто. Он не стал расспрашивать о подробностях. Это не его дело, да и он опасался, что если узнает детали, то еще больше увязнет в паутине обязательств.
Уголки губ брата дернулись, но он все-таки смог сказать «спасибо». Для уроженцев Кремниевого Острова просить об одолжении считалось делом постыдным.
Когда троюродный брат уехал, Ло Цзиньчен нашел длинное письмо, написанное от руки. Там было все, о чем брат не осмелился сказать вслух. Брат решил воспользоваться ручкой и бумагой вместо губ и языка, опасаясь, что не сдержит эмоций, и не желая взваливать свои заботы на Ло Цзиньчена. Узнав правду, Ло Цзиньчен пожалел о тех дурных мыслях, которые возникли у него по поводу семьи брата.
Все началось с того, что на Филиппины прибыли представители американской компании. Они дали взятки чиновникам в Маниле и получили разрешение на постройку промышленного центра по экологически чистой переработке резины. Имевшиеся на тот момент фабрики по переработке резины были закрыты по указанию правительства. Фабрику по переработке резины, принадлежавшую двоюродному брату отца Ло Цзиньчена, снесли, счета заморозили, оборудование конфисковали, а рабочих уволили. Будучи владельцем предприятия, двоюродный брат отца был арестован, его посадили в тюрьму, а на семью наложили астрономический штраф за «загрязнение окружающей среды в особо крупном масштабе».
Некоторые из местных воспользовались возможностью и устроили традиционные для Филиппин китайские погромы. Они громили, грабили и сжигали магазины, принадлежащие этническим китайцам, угрожали семьям китайцев насилием. Их давняя зависть к этим пришлым людям, столь искусным в делах, нашла выход, они дали волю своему желанию грабить и ломать под маской «закона» и «защиты окружающей среды».
Троюродный брат приехал к Ло Цзиньчену просить денег лишь для того, чтобы выплатить залог, чтобы его отца выпустили из тюрьмы. Как только это будет сделано, они постараются сбежать из этой страны, превратившейся для них в ад.
Мир огромен, но есть ли в нем место, где мы будем в безопасности, написал брат в конце письма. И этот знак вопроса в конце письма стал для Ло Цзиньчена знаком полного отчаяния.