Кайцзун поначалу не понял причины ее ужаса; даже подумал, что ее суеверия немного смешны. Однако когда они уже уходили, он глянул назад, и ему показалось, что он увидел внутри этого адского доспеха, когда-то испепелившего невинного человека, холодную голубую вспышку. Присмотревшись внимательнее, он понял, что это всего лишь отражение света маяка, стоящего вдали и бросающего свой луч на пустынное кладбище и светло-серый пляж, прочерчивая призрачную полосу по поверхности моря, и временами превращающегося в яркую точку вдали.
Ночное море походило на дремлющего черного зверя, чье ровное мощное дыхание обладало гипнотической силой. Сюда ходили немногие. Многие годы назад эта земля стала братской могилой для безымянных тел тех, кто не смог тайно переправиться в Гонконг. Ло Цзиньчен глядел в окно машины на поднимающийся и опускающийся у берега прибой, будто в свете луны и маяка медленно сворачивалось и разворачивалось белое, как кость, погребальное покрывало. У его края виднелось оранжевое свечение, придававшее хоть какой-то теплый оттенок холодной картине.
Туда он и ехал, в место, которое люди между собой называли «Залом Благотворительности и Набожности». На Кремниевом Острове живые не нуждались в благотворительности, в ней нуждались лишь мертвые.
Девушка оказалась даже моложе, чем он себе представлял. Ее грудь резко вздымалась и опускалась, а ссадины от того, что ее волокли по земле, еще кровоточили. Из ее заткнутого кляпом рта вырывались звериные стоны, ее глаза были наполнены ужасом; однако в них не было растерянности, будто она давно предчувствовала, что этот день настанет.
Ло Цзиньчен знаком приказал, чтобы ее развязали. Она выплюнула изо рта грязный кляп, пропитанный ее слюной, будто комок шерсти, отрыгнутый кошкой, и закашлялась.
– Не бойся, – сказал он, присев и ласково посмотрев на нее. – Я сразу тебя отпущу, если ты ответишь на несколько вопросов.
Страх на ее лице ни капли не уменьшился.
– Ты видела этого мальчика? – спросил Ло Цзиньчен, разворачивая к ней телефон и показывая фотографию на рабочем столе.
Ее зрачки расширились и тут же сузились.
– Скажи мне, что ты с ним сделала? – безмятежно спросил Ло Цзиньчен. Со стороны могло бы даже показаться, что в его голосе прозвучала жалость.
Пару секунд девушка была неподвижна, а потом судорожно затрясла головой.
Ло Цзиньчен посмотрел на потолочные лампы, освещавшие всех находящихся в зале теплым желтым светом, создававшим уютную, домашнюю атмосферу, прямо как в ситкоме. Если бы не сверкающие металлом инструменты, возможно, эти актеры смотрелись бы в такой сцене даже более уместно. Он вздохнул.
– Почему этот американец всегда с тобой?
На лице девушки промелькнуло мечтательное выражение, будто она сама себе этот вопрос задала. Через некоторое время она заговорила, в первый раз за все время.
– Он говорит, что ему нравится беседовать со мной…
Тесак и двое других бандитов истерически засмеялись. Так громко, что, казалось, даже висящие на потолке лампы стали раскачиваться.
Ло Цзиньчен обернулся и зло посмотрел на них. Смех тут же стих. Покачав головой, он снова посмотрел на мусорную девушку. Такая хрупкая, того и гляди переломится. Я теряю время, чтоб ее. Он встал.
– Держите ее здесь; приведете ее ко мне в восьмой день лунного месяца.
Ло Цзиньчен пошел к двери и вдруг будто что-то вспомнил. Обернулся, заметил непонятное возбуждение на лицах негодяев, долгие годы служивших ему, и вдруг понял, что смотрит на себя много лет назад. И добавил громче:
– Она нужна мне живой.
Кайцзун бежал в панике; назначенный час встречи с Мими давно миновал. Его внутренности будто сжимала невидимая рука, сердце колотилось как бешеное, с каждым его ударом он ощущал некую смесь ощущений удушья и тошноты. Он не мог выбросить из головы ужасную сцену; он поверить не мог, что такое варварство было в порядке вещей тысячелетиями, на той самой земле, где он родился, что в его жилах течет кровь наследника таких дикарей.
Он с трудом дышал, так, будто сам стал тем самым псом, которому связали лапы и кинули во вздымающиеся волны, бросив один на один со смертью, в окружении пены и сине-зеленых отблесков света, пока его неумолимо несло к далекому берегу. Затем в его сознании собака превратилась в младенца, ребенка, рожденного вне брака, мягкая кожа которого стала бледной и морщинистой от соленой воды, будто покрывшись распухшими пиявками. Его кружило и кувыркало водоворотами, возникающими между волн. Медленно, будто комок водорослей, кружащий в воде ребенок превратился в молодую женщину, которую гнуло в разные стороны потоками воды, чье тело принимало невероятные позы, будто марионетка, у которой обрезали нитки, наполненная хрупкой и ужасающей красотой.
Порочные женщины и их дети-ублюдки. Слова старшего звучали в его сознании, словно заклинание. Они не оставили следа на Кремниевом Острове, точно так, как та неофициальная история, которую я тебе рассказал.
Тогда откуда вы все это так хорошо знаете? Кайцзун задал вопрос и тут же пожалел об этом.
Тело женщины в его воображении закружило водоворотом, ее волосы, будто водоросли, разошлись в стороны, открыв ее бледное лицо.
Лицо Мими.
Кайцзун наконец-то добрался до хижины Мими. Наклонился вперед и уперся ладонями в колени. Он хватал ртом воздух, по его спине ручьями тек пот, и он не обращал внимания на странные взгляды, которые бросали на него работающие здесь женщины. На работе ее не оказалось, не оказалось и в хижине. Мими куда-то ушла, никто не знал куда. Тревога обрушилась на Кайцзуна, будто стая ворон. Он дрожал всем телом, точно так же, как дрожал, увидев голубые искорки в глазах главы клана Чень.
Он никогда не сможет забыть ответ и выражение лица старшего, когда тот сказал эти слова.
Я тоже созерцал прибой. Лицо старика было совершенно спокойным. Весь его разговор с Кайцзуном был подготовкой к этому мгновению.
Или, возможно, он просто хотел, чтобы Кайцзун опоздал на свидание.
Кайцзун стоял в закатном полумраке, потерянный, глядя на пустую дорогу и в ожидании того, что никогда не случится. Мышцы на его лице дергались, их сводило судорогой, будто он отчаянно пытался отогнать какую-то мысль, которая не отставала от него, словно назойливая муха. Чем больше он старался, тем сильнее становилось это предчувствие, будто метастазы рака, расползающиеся в его мозгу.
Он больше никогда не увидит Мими.
Часть втораяРадужная волна
Для всех потребностей завтрашнего дня!
7
Каждые пятнадцать секунд в единственное окно зала падал яркий белый свет, мгновенно появляясь и исчезая и на мгновение превосходя неяркий желтоватый свет ламп внутри. Каждый раз тени будто оживали, в панике уворачиваясь от луча света, взбираясь на заплесневевшие и потрескавшиеся стены, а затем вновь сливаясь с полумраком.
Увидев луч света в первый раз, Мими подумала, что это проблеск надежды. В безумии бросилась на стену и стала звать на помощь хриплым голосом, отплевываясь от крови. Но затем свет исчез, и воцарилась тишина, прерываемая лишь ритмичным дыханием океана.
Когда луч света появился в седьмой раз, Мими уже заклеили рот, сантехническим скотчем. Как бы она ни старалась, растрепав волосы, с безумным взглядом, ей удалось лишь сделать небольшую вмятину в гладкой серебристой поверхности на месте ее губ. Кисти рук ей связали за спиной той же лентой, отведя их назад так сильно, что ее лопатки сошлись вместе, образовав тупой угол. По ее лицу, смешиваясь, текли слезы и пот, глаза щипало, ворот промок. Болело все тело, но она не могла сказать в точности, где у нее раны, ощущение было такое, будто бесчисленные невидимые муравьи кусали ее нервные окончания, будто ее медленно казнили через тысячу мелких порезов.
Свободными остались лишь ноги Мими. Перед этим она пыталась изо всех сил лягаться, целясь мужчинам в пах, даже попыталась убежать, миновав железные ворота, но они легко нагнали ее и отволокли назад, будто бродячую кошку, а затем поставили на колени в углу.
Яркий луч света мелькнул в пятнадцатый раз. Лица мужчин осветило светом маяка, светящаяся цветная пленка на их плечах на мгновение померкла на ярком свету маяка; Мими увидела волосы на их предплечьях, кровеносные сосуды в локтевых сгибах и окровавленную иглу; их движения во влажном воздухе стали медленнее; с их лиц капал пот, уголки их ртов приоткрылись, обнажая желтые, как воск, зубы.
Кто-то что-то сказал, и взрыв смеха заглушил шум прибоя и рокот компрессора холодильника.
Мими в отчаянии глядела, как движется туда-сюда кадык на горле Тесака, как его дыхание становится чаще, а зрачки расширяются. Но того, чего она больше всего боялась, еще не произошло. Тесак не расстегнул ремень и не снял свои свободные зеленые спортивные брюки. Вместо этого он надел странной формы шлем и встал прямо перед ней.
Шлем был соединен проводом с сенсорным устройством, похожим на осьминога с шестью щупальцами. Бритый и Шрам вытащили его из бака, заполненного питательной жидкостью, и обернули бледно-серые мокрые щупальца вокруг тела Мими. От этих холодных и скользких щупалец ее кожа покрылась мурашками.
Тесак дал знак остальным отойти. Закрыл глаза, будто сосредотачиваясь. Тяжело вздохнул, когда на верхней части шлема загорелся красный огонек, сигнализируя об установке соединения.
Мими слышала про такие устройства. Именно от этого ее предостерегал Брат Вэнь, умоляя соблюдать меру в использовании «Дней Халкиона». Это могло привести к тому, что захочется большего, говорил он, все больше и больше, пока ты не будешь готова на все, заплатить любую цену ради следующей дозы.
В слабом свете щупальца имели неземной вид, смесь техники и кошмара. Они способны причинить одному человеку сильнейшую боль и при этом преобразовать ее в сильнейшее удовольствие для другого, как слышала Мими. Для того, кто надел шлем, эти ощущения будут ярче, сильнее и привязчивее, чем любой наркотик в истории человечества.