И вид этого швейцара, и пыльный медведь, и зеркала в золоченых рамах настраивали на некий купечески-разгульный лад. Андрей и бутафорил в том же духе, но удовольствия никакого это не приносило… Напьюсь, решил он. Напьюсь в три звезды. За себя и за Сашку Зверева.
Обнорский оглядел себя в зеркале и подумал, что с размерами одежды Рогозин действительно попал в цвет, предусмотрел все, вплоть до носового платка и расчески… Напьюсь, решил он окончательно.
…В зале было практически пусто, только за одним из столов обосновалась какая-то компания. Впрочем, все типажи выглядели весьма характерно и узнаваемо: очень короткие стрижки, мощные шеи и золотые цепи у мужчин. Короткие юбки и яркий макияж у их спутниц… Все вроде понятно: братва с боевыми подругами.
Обнорский по-хозяйски сел за столик с ослепительно-белой, хрустящей скатертью. Громко щелкнул пальцами. Тут же нарисовался халдей. Халдей тоже оказался «типажный»: Ширвиндт из «Вокзала для двоих». Только более вальяжный, сонный и почтительно-наглый. На ходу он зевал, прикрывая рот левой рукой. Мизинцем правой ковырял в ухе… Как-то механически, помимо воли и логики, появилось желание дать ему в морду. Но с этим, решил Обнорский, торопиться не будем… Оставим на десерт. Успеем…
Халдей подошел, перестал зевать и даже ковырять в ухе.
— Здрасьте, — сказал он, с интересом разглядывая вынутый из уха мизинец.
— Водки, — сказал Обнорский. Официант его услышал.
— А… — начал было он, но Андрей перебил:
— Водки, я сказал. Соточку. Для разгону. Понял?
— Сию минуту.
— Да, вот еще что… Руки вымой. И в ухе больше не ковыряй.
Официант ушел, но подошел Рогозин. Взялся за спинку стула.
— В зале полно свободных столиков, господин майор, — сказал Андрей, глядя в живот Александра Петровича.
— Не понял, Андрей Викторович.
— Хулево, Александр Петрович, что не понимаете. Я же по-русски говорю: в зале полно свободных мест.
— Я думал…
— Напрасно. Я с вами за одним столом сидеть не расположен.
Андрей оскорбил Рогозина обдуманно и расчетливо. Ему хотелось посмотреть на реакцию «майора ФСБ». И по реакции косвенно определить, какие инструкции в отношении Андрея получил Рогозин. Насколько далеко распространяется его, Обнорского, «свобода». Рогозин прищурился.
— Ну что ты щуришься, майор? Что ты пыжишься? На дуэль меня вызовешь? Да хрен там! Ты даже пощечину мне дать не можешь. Потому что ты — шестерка, приставленная ко мне. А я в нашей колоде самый главный козырь. И ты будешь вокруг меня на цирлах ходить… Все! Уйди с глаз, пока сам не позову.
Рогозин аккуратно поставил стул на место и, не сказав ничего в ответ, отошел, сел за соседний столик, справа от Андрея. Обнорский коротко, издевательски хохотнул.
Появился халдей с запотевшим графинчиком водки и минералкой на подносе.
— Ваша водка, — сказал он.
— Руки мыл? — спросил Обнорский. Спросил, хотя отлично знал: не мыл, конечно, засранец.
— Разумеется.
— Врешь, наверное… Ну, да ладно. Сообрази-ка мне, братец, похавать как белому человеку.
— На какую сумму располагаете?
— Я же сказал, чучело… как белому человеку!
Официант нерешительно мялся, хотел что-то спросить, но Обнорский уже наливал водку в фужер для вина.
— Позвольте, — сказал официант, — обратить ваше внимание…
— Ты все еще здесь? — с деланным изумлением произнес Андрей. Халдей исчез. Андрей одним махом влил в рот водку. Настроение было паскудным до крайности. И совершенно очевидно, что водка снять эту проблему не сможет. Скорее, усугубит… Да и черт с ним!
Но ведь возвращение у него украли! Нагло и беспардонно. А ведь возвращение зэка на волю — дело исключительно интимное. Интимное, как близость с любимой женщиной, которую ты не хочешь и не можешь делить ни с кем… Но появился Рогозин со своими боевиками и все превратил в групповуху. Андрей испытывал презрение к Рогозину, но это ничего не меняло и не могло изменить. Факт оставался фактом: возвращение у него украли.
Он налил минералки, посмотрел на веселый хаос пузырьков газа… ну ладно, я вам устрою! Мало не покажется.
Андрей снова налил водки. Справа неодобрительно смотрел на него Рогозин… «Смотри, смотри! Смотреть — бесплатно. Это, майор, только начало. Самое интересное у нас впереди… тебе, конечно, не очень понравится, ну так ведь я тебя не звал — сам пришел».
Обнорский поднял фужер, наполовину налитый водкой. Потом, будто что-то вспомнил, обернулся к Рогозину:
— А вы что сидите-то, майор?
— А что, прикажете танцевать для вашего развлечения?
— На хрен мне нужен твой танец!
— Так что же вы хотите?
— Бабу хочу… Ну, что ты таращишься? Давай-ка лучше организуй тетеньку поаппетитней.
— Послушайте, Обнорский…
— А ну давай телефон. Щас позвоню Роману, и он тебе навтыкает таких звездюлей, что ой-ей-ей. Я для тебя нынче — VIP[2]. Ты волчком закрутишься, Саня.
Рогозин сидел не поднимая головы… Андрей отлично представлял, какие эмоции в нем бушуют.
— Ладно, — сказал наконец Александр Петрович, — ладно… Отнесемся с пониманием. Попробуем решить ваши сексуальные проблемы.
— Это у вас проблемы, — бросил Обнорский и выпил водку.
Рогозин достал из кармана телефон, набрал номер и произнес в трубку несколько фраз.
— Отдал распоряжение, — сказал он Андрею, — сейчас ребята найдут кого-нибудь.
— «Кого-нибудь…» — протянул Андрей недовольно. — Второй сорт мне не нужен. Мне подайте телочку VIP-класса… А вообще, майор, из тебя, я смотрю, нормальный сутенер получится. Задатки у тебя есть.
Рогозин посмотрел на Андрея с нескрываемой ненавистью. Обнорский захохотал. Шея у Рогозина побагровела. Он едва сдерживался.
Появился «Ширвиндт» с подносом, споро уставил стол тарелками и вазочками.
— Горячее придется немного подождать, — сказал он.
— Ладно… водки еще неси, — ответил Андрей. Официант повернулся, чтобы уйти. — Стой! Ты руки вымыл?
— Я…
— А, да… я, кажется, уже спрашивал. Иди, братец, иди. Смотреть на твою морду не могу… фу, какая рожа продувная.
Официант ушел. Его спина выражала крайнее недоумение и желание обсчитать не на двадцать процентов, как обычно, а на сорок. Нет, лучше на пятьдесят. Что же это — за бесплатно всякие обидные выражения выслушивать? Изви-и-ните! Тут приличное заведение, а не шалман привокзальный.
Андрей налил водки. На этот раз немного. Пригубил и принялся за салатик… Какую-то долю своего раздражения он уже излил. Да и водка начала действовать. Вспомнилось давно забытое ощущение накрахмаленной скатерти, нормальной посуды, а не лагерной ШЛЕМКИ… вилки в левой руке… В общем, всего того, что на воле не замечается, считается совершенно естественным, привычным, ежедневным. ОБЫДЕННЫМ.
Но все это не могло заглушить мысль о том, что возвращение украли. Подло украли… Ладно, козлы, я вам устрою!
— Ну так где телка-то, начальник? — спросил Обнорский.
Рогозин, не поворачивая головы, процедил:
— Будут вам телки… До чего же вы мне противны, Обнорский.
Андрей громко рыгнул и ответил:
— Да брось ты, майор… Кто воевал, имеет право у тихой речки помечтать!
Александр Петрович ничего не ответил. Пришел официант, принес второй графинчик с водкой, молча поставил на стол и повернулся к Рогозину. Тот быстро сделал заказ. Андрей продолжал жевать, оглядывая пустой зал… «Зацепился» глазами за высоко оголенные ноги бандитской подружки. Ноги были — вполне. Негромко звучала музыка, по телу разливалось тепло. Он испугался, что сейчас опьянеет, расслабится и не доведет задуманное до конца.
В зал вошли Сергей и Виктор в сопровождении двух девиц. Андрей усмехнулся: классическая схема — одна блондинка, другая брюнетка. Обе весьма смазливы. Вся компания села за столик неподалеку от Обнорского. Сергей выразительно посмотрел на Рогозина. Рогозин на Андрея.
— Выбирайте, Обнорский, — сказал Александр Петрович.
— Из чего? Выбор сводится к простому: гонорея или сифилис. Не, такой хоккей нам не нужен, начальник.
Рогозин пожал плечами и отвернулся. Это означало: пошел бы ты на хрен, Обнорский… Ну нет, подумал Андрей, представление только начинается.
— Слушай, Александр Петрович, — задушевно сказал Обнорский, — вон там мамка сидит, — он ткнул вилкой в сторону компании братков, — ее хочу. Пойди договорись.
— Не дурите, Обнорский, — раздраженно ответил Рогозин.
— Э-э, несолидно… оч-ч-ч несолидно. Ну ладно. Я и сам с усам. — Андрей хлопнул рюмку водки, поднялся, одернул пиджак и поправил узел галстука.
— Сядьте, Андрей Викторович.
— Пошел ты, друг ситный, в даль розовую.
Андрей решительно, почти строевым шагом, двинулся через зал. Рогозин покрутил головой и сделал знак Сергею с Виктором: внимание.
Андрей шел, и настроение у него было какое-то бесшабашное. Он не без некоего злорадства наблюдал за Александром Петровичем и понимал, что тот сейчас в очень непростом положении. Он шел почти не хромая, аккуратно огибая столики, и вслед ему смотрели напряженные глаза «конвоя». За бандитским столиком его тоже заметили, но там напряжения никакого не было. Музыка играла что-то знакомое, но что именно, он вспомнить не мог.
Андрей остановился у столика, на него смотрели восемь пар глаз: шесть мужских и две женских. Обнорский остановился в метре от стола, щелкнул каблуками.
— Прошу прощения… Позвольте пригласить вашу даму на танец.
С кем именно из братков пришла «дама», он не знал и обратился наугад к ближнему из мужчин. Над столиком повисла тишина. На него смотрели кто с недоумением, кто с ухмылкой: лох!
— Прошу прощения, — повторил Обнорский. — Позвольте пригласить…
— Слышь, мужик, — сказал тот, что сидел во главе стола, — иди обратно. Пей водочку, закусывай… ладно?
Братаны заулыбались. Такой расклад Обнорского вовсе не устраивал.
— Извините, я, кажется, не к вам обращаюсь, — вежливо сказал он. За столом засмеялись.