Тем временем Муссолини 23 октября 1921 года направляется из Милана в Неаполь и по пути останавливается в Риме, чтобы встретиться с Антонио Саландрой, пожилым руководителем националистов. Муссолини обещает ему полную поддержку в обмен на пять министерств. В то же время Дино Гранди дает понять лидеру либеральных правых Витторио Эмануэле Орландо[75], что его возвращение к власти будет для фашистов идеальным решением. Воодушевленный Орландо встречается на публике с Д’Аннунцио и обменивается с ним даже не двумя, а 14 поцелуями! По крайней мере, так пишет Луиджи Факта жене. Похожее предложение делают фашисты Франческо Саверио Нитти. Тот также поддается искушению и пусть с большой осторожностью, но высказывается по поводу фашизма в целом и его «идеальной части», которую следует применить в учреждениях. Префект Милана Альфредо Лузиньоли[76] заверяет Джованни Джолитти, что Муссолини признает только его авторитет. В то же время Микеле Бьянки, секретарю партии, хватает наглости заявить Джолитти о жгучей необходимости ввести в новое правительство приспешников Муссолини.
Обобщая, следует отметить, итальянские либералы решают воздержаться от прямых выпадов в сторону фашистов, поскольку надеются получить выгоду от новой власти.
Бенито Муссолини стремится умаслить грозного конкурента – Габриэле Д’Аннунцио. Тот обвиняет Муссолини в нелояльности и «пиратстве»: он так и не простил лидеру фашистов присвоения большей части денег, собранных по подписке Il Popolo d’Italia для легионеров.
Дуче перестает рассчитывать на лояльность Д’Аннунцио, хотя уверен – тот вряд ли пойдет против него напрямую. В роковую ночь Муссолини пишет ему: «Дорогой команданте, ты все узнаешь из газет и от предъявителя этого письма. Мы вынуждены мобилизовать все свои силы и разорвать печальный замкнутый круг. Мы полностью владеем ситуацией в большей части Италии, а на оставшейся территории захвачены основные объекты. Если ты встанешь на нашу сторону, это принесет огромную пользу, но главное – я рассчитываю, что ты не станешь чинить препятствий замечательной молодежи, сражающейся за твою и нашу Италию. Прочти воззвание! После у тебя наверняка найдется что сказать. С сердечным и преданным приветствием, твой Муссолини». Другими словами – «Оставь-ка эти проблемы мне».
Председатель совета Луиджи Факта на рассвете 28 октября является в Виминале. Он находит начальника кабинета Эфрема Феррариса потрясенным и обеспокоенным. Феррарису позвонили из префектуры Перуджи. «Приветствую, кавалер Ардженты, – раздался голос в телефонной трубке. Феррарис узнал Микеле Бьянки, одного из квадрумвиров – руководителей марша на Рим. – Поручаю вам доложить Его Превосходительству: механизм запущен и будет вращаться. Пришло время правительству взять на себя полную и однозначную ответственность. Надеюсь, в интересах Его Превосходительства избежать пролития итальянской крови».
Реакция Факты достойна мелодрамы: «Восстание! Нужно сражаться!» Он добавляет на пьемонтском диалекте: «Если они хотят меня уничтожить, им придется разрезать меня на куски». Министр-либерал Джованни Амендола пытается подбодрить Луиджи Факту: «Мы поставим этих негодяев на место». Король, однако, думает по-другому.
В половине седьмого Виктор Эммануил III принимает одного из лидеров восставших, Эрнесто Чивелли. Тот и уговаривает, и намекает: «Фашисты совсем рядом. Уверены, король нас поддержит». Потом Эрнесто перестает сдерживаться: 70 тысяч чернорубашечников идут на Рим с беспрецедентным для итальянской истории требованием полностью передать власть Бенито Муссолини. Король расстается с Эрнесто Чивелли вполне дружелюбно.
На самом деле к Риму движется немногим более 5 тысяч фашистских головорезов. В прекрасной книге «День, который длился двадцать лет. 22 октября 1922 года. Марш на Рим»[77] журналист и историк Антонио ди Пьерро реконструирует их путь час за часом. В начале дня четыре фашистские колонны трогаются из Пизы, Абруццо, Флоренции, а также с юга Италии. Военные готовы перехватить их. Тысячи чернорубашечников приближаются к Риму пешком или на грузовиках под проливным дождем, но об их реальном местонахождении остается только гадать. Судя по всему, часть фашистов застряла в коммуне Санта-Маринелла без провизии и снабжения в ожидании приказов. Генерал Апулии убежден в численном превосходстве: по его оценкам, фашисты могут мобилизовать самое большее 26 900 человек против 28 тысяч солдат регулярной армии. Кроме того, у сторонников Муссолини лишь 60 пулеметов и 24 пушки.
В Перудже штаб-квартира фашистов занимает два номера на первом этаже отеля «Бруфани». Де Векки, только что прибывший из Рима, свидетельствует: «Комнаты, где я провел эти бессонные ночи, полны подносов, стаканов и бутылок игристого вина. Пепельницы переполнены окурками и остатками табака. Пахнет вином, перегаром и спящими людьми: запах ночного разгула, а не солдатского бивуака[78]. Ситуация крайне сложная, а идеи запутанны и противоречивы».
Луиджи Факта, оставаясь в Риме, начинает рассылать телеграммы. Первая – для префекта Милана Лузиньоли: приказ арестовать «всех без исключения руководителей и инициаторов повстанческого движения против государственной власти». Это означает, что префект должен посадить в тюрьму своего друга Муссолини, только накануне пообещавшего ему кресло в министерстве внутренних дел при следующем правительстве? Естественно, Лузиньоли не устраивает такое развитие событий. Тем более что председатель совета отправляет еще одну телеграмму, требуя срочно объявить осадное положение. Префект мгновенно перекладывает ответственность за арест Бенито Муссолини на военных.
Три бронетранспортера и батальон королевской гвардии направляются к редакции Il Popolo d’Italia, где забаррикадировался лидер повстанцев. Ситуация для соратников Муссолини стремительно ухудшается. В 8 часов утра поезда из Пизы остановлены армией. Чернорубашечники отказываются сойти, но армия взрывает рельсы. По всей Италии расклеены плакаты об осадном положении. Фашисты неожиданно обнаруживают, что восстание пошло не по плану, правительство отреагировало жестко и энергично. И в то же время остановить мятеж уже практически невозможно. Разогнанный механизм насилия рискует врезаться в стену, возведенную вооруженными силами, и тогда кровопролития не избежать…
Муссолини готов стоять до последнего. Его хотят остановить, арестовать? Браво, он окажет вооруженное сопротивление. Он хватает винтовку из сейфа и выходит на улицу вместе с Альдо Финци и Чезаре Росси, вооруженными пистолетами. Армейский офицер оказывается лицом к лицу с маньяком, который целится в него из винтовки и орет: «Италия наша!» – «Италия – это итальянцы», – спокойно отвечает военный. Муссолини бешено возражает: «Майор, поймите, мы движемся по всей Италии! Милан будет поглощен, как масляное пятно!» – «Я предпочитаю масляные пятна кровавым, – хладнокровно отвечает офицер. – Прикажите своим людям вернуться в редакцию, и все будет в порядке».
Эта выходка сойдет Муссолини с рук: ему сочувствует сам король. Пока правительство отдает приказ арестовать лидеров восстания, суверен вызывает одного из них, Чезаре Марию де Векки, в Квиринал. Ситуация становится парадоксальной: де Векки в Перудже противостоит генералу Франческо Корнаро, требующему, чтобы фашисты освободили префектуру и отель «Бруфани». Во время войны Корнаро командовал альпийскими стрелками, среди которых был и де Векки. Теперь фашист пытается уклониться, заявляя: «Генерал, уверяю вас, всего через несколько часов ситуация изменится. Я вынужден спешить, меня призывает Его Величество. Вам пришлют другие приказы, я уверен в этом, поскольку жив». Но пока генерал, разумеется, должен выполнять уже полученные приказы: «Город изолирован. Вы не получите подкрепления. Мы можем просто пустить в ход пулеметы. Сопротивляться нам – безумие». Де Боно и Бьянки настаивают на капитуляции, Бальбо выступает за бой и обвиняет товарищей в трусости.
В итоге де Векки удается выгадать время. Ему приходит на помощь депутат-профашист Ромео Галленга-Стюарт, аристократ из Перуджи, известный как совершенно безрассудный водитель (он хвастается, что водит машину «как Муссолини»). Стюарт предлагает отвезти Чезаре де Векки в Рим всего за четыре часа.
В это время в столице дела у чернорубашечников обстоят из рук вон плохо. В 9 утра королевская гвардия занимает штаб-квартиру противника на Авиньонской улице. Отыскивается министр иностранных дел, пропустивший общее совещание, поскольку был у любовницы. Теперь министр слезно просит позволить ему поставить подпись в протоколе о введении осадного положения. Только это может дать ему возможность сохранить лицо перед страной и особенно – перед супругой.
Перелом еще впереди.
Король больше ничего не подписывает
Факта добирается до Квиринала. Он настоятельно советует королю подписать указ об осадном положении, однако Виктор Эммануил III отказывается и даже запирает документ в ящике. Председатель совета поражен, но король уже определился. «У правительства всего восемь тысяч человек. Вооруженных фашистов в городе больше ста тысяч. Мы не в силах предотвратить оккупацию Рима», – объясняет правитель.
Цифры обманчивы. Фашистов гораздо меньше, и, кроме того, они еще далеко. Виктор Эммануил не осмеливается повторить слова Армандо Диаса, человека большого авторитета: армия выполнит свой долг, «но лучше не подвергать ее испытанию», тем более что другие генералы, в том числе Гульельмо Пекори Джиральди, командующий 1-й армией, защищавшей плато Азиаго и взявшей Тренто, ответили примерно то же самое.
Виктор Эммануил хочет избежать гражданской войны. Он боится, что часть армии, симпатизирующая фашистам, перейдет на сторону мятежников. Он опасается и за страну, и за себя: ни для кого не тайна, что двоюродный брат короля, Эммануэль Филиберт, сторонник Муссолини, жаждет отнять трон. Даже мать Виктора, королева Маргарита, 16 октября приняла Бальбо, де Векк