Профессора-гуманитарии вне закона
Женщины для дуче – «приятное дополнение», но чем «мужественнее и умнее» мужчина, тем меньше он в таком дополнении нуждается. В минуты уныния Муссолини думает, что ему, самое большее, поставят бюсты на Пинчо[181], и комментирует: «Прислуга и медсестры будут ходить туда на свидания». В другие дни он выражает презрение одновременно к женщинам и животным. В поезде, который везет Муссолини в Германию на встречу с Гитлером, он откровенничает с Галеаццо Чиано об англичанах: «В этой стране поклоняются зверям. Для них придумывают кладбища, больницы, дома. Целые состояния завещают попугаям. Не упадок ли это? Все дело в том, что англичанок в стране на четыре миллиона больше. Четыре миллиона сексуально неудовлетворенных женщин, которые искусственно создают множество проблем, лишь бы возбудиться или успокоиться. Любым способом. Не имея возможности обнять человека, они якобы обнимают человечество».
Не случайно в 1931 году Муссолини вводит еще один налог – для владельцев собак: 150 лир на домашних собак, 50 на охотничьих и сторожевых, 15 на пастушьих.
Дуче очень доволен работой Специального трибунала, даже хвастается ею в палате. В том числе, как он утверждает, работа столь «превосходна» благодаря «исключению женского элемента». Депутаты хохочут и одобряют пошлый юмор дуче: «Женщины даже в серьезные вещи вносят безнадежное легкомыслие».
Для Муссолини миссия женщин – материнство, и только оно одно. Работа вне дома всячески затрудняется, а иногда и открыто запрещается. Плата за обучение для девочек выше, чем для мальчиков. Чем меньше девочек учится, тем лучше.
Вводятся ограничения на присутствие женщин в государственном управлении и образовании.
Тенденция закрепляется уже в 1925 году, когда женщинам запрещено участвовать в конкурсах на директоров учебных заведений, запрещено даже занимать посты директрис частных школ. Дальше женщинам запрещается преподавать гуманитарные науки в лицеях и училищах и любые предметы в технических институтах. (Вы правильно прочли: дуче запрещает преподавателей-гуманитариев.)
Доступ женщин в органы местного самоуправления ограничивается в 1934 году. Тогда же вводится ограничение на их присутствие в государственных учреждениях. Таким образом, в лучшем случае женщины могут составлять 20 % сотрудников, а на руководящих должностях – никак не более 5 %.
В 1938 году репрессивный механизм вращается еще быстрее. Установлен новый потолок: не более 10 % женщин как в государственных, так и в частных компаниях. То есть 90 % рабочих мест зарезервированы исключительно для мужчин. На предприятиях с менее чем 10 сотрудниками женщины в принципе не могут работать. Жестокий закон, впрочем, фактически не выполняется: предприятиям дается три года на то, чтобы приспособиться, но тем временем начинается война, и мужчины уходят на фронт. С другой стороны, война лишает мест тысячи секретарей, клерков и рабочих, а это, в свою очередь, закрывает рынок труда для молодежи. Мест нет.
Странно, даже невероятно, но в национальной памяти итальянцев все это будто стерто.
С 1930 года уголовный кодекс предусматривает убийства чести: тот, кто застает свою жену или сестру с другим мужчиной и убивает ее, даже не всегда попадает в тюрьму. Этот дикий закон будет отменен только в 1981 году! Изнасилование, грабеж, инцест – преступления против морали, но не против человека, и так останется вплоть до 1996 года. Ужесточаются наказания за аборты как за преступление против «государства и расы». Другая норма кодифицирует так называемый восстановительный брак: если изнасиловать женщину и жениться на ней, то преступление «исчезает»… Женщина, конечно, при этом фактически вынуждена провести всю жизнь с изувером. Молодая сицилийка Франка Виола в 1965 году первой публично откажется от восстановительного брака: «Никто не сможет заставить меня любить человека, которого я не уважаю. Честь теряет тот, кто насилует, а не та, над кем надругались!» По этому пути решительно двинутся и многие другие девушки, причем не только южанки.
Муссолини заботится только об одной женщине: о своей первой дочери. Он невероятно нежен с Анной-Марией, которая с семи лет страдает полиомиелитом, но обожает именно Эдду. В детстве он убаюкивал ее игрой на скрипке. Анжелика Балабанова помнит Эдду как постоянно недоедающего ребенка. Теперь, когда ее отец возглавляет правительство, Эдда наслаждается куда более роскошной жизнью вместе со своим новым мужчиной, Галеаццо Чиано, – сыном Констанцо, – одного из первых фашистов, удостоенного титула графа Кортеллаццо, к радости своих врагов и скрытой оппозиции, которые чеканят стихи:
Галеаццо Чиано,
Граф Кортеллаццо —
Прекрасная рифма для «анус»,
Для «вагины» высшего класса!
Дуче ревнует. Связь с Эддой облегчает карьеру Галеаццо, но однажды дуче узнает о походе Эдды и Галеаццо Чиано в ночной клуб. Муссоллини орет на Галеаццо: «Твое поведение оскорбительно!»
Свадьба проходит на вилле Торлония. Вместо горстей риса молодожены проходят под аркой из обнаженных кинжалов, которую в их честь образуют молодчики дуче, затянутые в черную форму. Затем Эдда в спортивном платье садится за руль «альфа ромео», Галеаццо рядом, и после формального прощания они уезжают. Муссолини сходит с ума. Он толкает Ракеле в другую машину и бросается в погоню. Дочь вскоре останавливается: «Как далеко ты хочешь уехать, мой смешной папа?» Только она могла относиться к нему так непочтительно. Муссолини лишь устало бросает: «Я уже собирался вернуться…»
Было хуже, когда было хуже[182]
Постепенно дурная экономическая политика фашистов начинает обеднять итальянцев. Фунт стерлингов, эталонная валюта во всей Европе, стоит 150 лир. Муссолини вводит потолок в 90. Это останавливает инфляцию, но душит развитие экономики. Дуче, впрочем, в этой науке несведущ, для него всего важнее престиж. Создается порочный круг дефляции, кредитных ограничений, краха промышленного производства и падения доходов сельского хозяйства.
Дуче требует погасить военные долги американцам и англичанам. Возможно, именно поэтому власти обеих стран в какой-то мере благосклонно относились к жестокому режиму, который стабилизировал Италию и поработил итальянцев. Удовлетворен даже канцлер казначейства – министр экономики на итальянский лад – Уинстон Черчилль. Британские консерваторы считают итальянцев народом, непригодным для демократии: пусть дуче у себя дома орудует своей палкой.
Экономика переживает полный застой. Конечно, в 1929 году произошел крах Уолл-стрит[183], а за ним последовал длительный международный кризис, однако в любом случае монетаристская политика противоположна экспансионистской. Зарплаты на государственных предприятиях сокращаются на 12 %, на частных – чуть меньше.
Есть и противонаправленное движение, например создание IRI[184]. Сначала Институт промышленной реконструкции должен взять на себя акции предприятий, принадлежащих проблемным банкам, возродить их, затем перепродать. Именно эта организация станет после войны одним из маховиков экономического чуда, пусть и ценой кумовства, расточительности и коррупции. Впрочем, это уже другая история.
Факты остаются фактами: в конце 1930-х итальянцы живут значительно хуже, чем в начале 1920-х. И ответственен за это фашизм.
В 1939 году, в последний год мира, реальная заработная плата рабочих даже ниже, чем в 1922 году, в последний год свободы. По подсчетам историка Федерико Шабо, она упала на треть. Фашизм упразднил профсоюзы, право на забастовку, свободные торги между сторонами. Крестьяне и мелкие землевладельцы, то есть большинство итальянцев, живут еще в несколько раз беднее.
Сокращается потребление пшеницы, овощей, мяса, масла. Сахара едят меньше на четверть. Увеличивается только потребление молока и рыбы. Покупательная способность неуклонно падает. Резко увеличивается разрыв между доходами итальянцев и французов или немцев. Фашизм начинает войны, от Эфиопии до Испании, и государственный долг растет взрывообразно, а вслед за ним бешеными темпами растет инфляция.
В конце Второй мировой войны сбережения итальянцев можно назвать мизерными.
Тем не менее достаточно даже быстрой поездки по Риму, чтобы с удивлением осознать – память о фашизме в столице Италии далека от негативной. Дуче смотрит со многих стен, а его имя превозносится во множестве мест, от обелиска в центре Итальянского форума до граффити современных художников.
Похвалы Муссолини часто звучат и в разговорах. Антифашисты кажутся многим итальянцам жалкими болтунами, напоминанием о режиме, которого давно нет.
Истинная ностальгия придерживается антифашистских взглядов.
И при всем этом Рим – отнюдь не правый город. Почти всегда на местных выборах выигрывают левые. С другой стороны, в Риме до сих пор сильны фашистские корни, и, конечно, их очень непросто выкорчевать.
Причины такого отношения достаточно разнообразны. Фашизм при дуче вкладывает в Рим немало средств. Власть расширяет общественные места, создает новые учреждения, целые районы и даже городки к югу от столицы. Муссолини строит станции, университеты, больницы, огромный район EUR[185], законченный после войны. Весомо, даже если учесть, что монументальность (а значит, пропаганда) при строительстве важнее удобства, красоты и качества жизни. Кроме того, Рим фактически избавлен от бомбардировок и ужасов войны все девять месяцев нацистской оккупации. (Впрочем, оценивая и это, и «строительное» наследие режима, важно помнить, что на остальной части Италии бомбардировки шли вовсю, а к концу войны, объявленной дуче, два миллиона построек будут уничтожены и еще миллион повреждены.)