Флот – наше лучшее оружие, но на протяжении всей войны он будет стараться избегать англичан. Иногда он может нанести несколько ударов, но чаще благодаря рейдерам, чем на море. Например, в декабре 1941 года Луиджи Дюран-де-ла-Пенне и Эмилио Бьянки потопили «Королеву Елизавету» и «Валиант» в гавани Александрии.
В других случаях флот застают врасплох, как в ужасную ночь в Таранто в ноябре 1940 года, когда торпедоносцы «свордфиш» за короткое время успевают потопить «Кавур», «Дуилио», «Литторио», которые ложатся на дно. «Серьезно поврежден только один корабль», – заявляет фашистский бюллетень… Однако английские разведчики документируют произошедшее, и газеты по всему миру публикуют фотографии трех полузатонувших линкоров.
Судьба итальянских подводных лодок также сурова, несмотря на мужество многих военных. Можно вспомнить хотя бы Пьетро Вентури, второго главного торпедиста «Гальвани». Подводная лодка, пораженная англичанами в Красном море, тонет. Есть только один способ спасти товарищей – быстро закрыть залитое помещение. Капитан захлопывает водонепроницаемый люк, обрекая себя на ужасную смерть. Это поистине героический жест. 31 матрос обязан ему жизнью. Еще 25 умирают вместе с ним.
Но самая грандиозная катастрофа – авиация, придуманная как фашистское оружие превосходства. Дело не спасает и то, что в числе авиаторов – Витторио и Бруно, сыновья дуче, министры Чиано и Паволини, Этторе Мути, будущий секретарь партии. Итало Бальбо тоже известен как летчик. Сам Бенито Муссолини часто фотографируется в костюме летчика. Однажды на аэродроме Форли в хорошем настроении фашистский лидер говорит генералу Франческо Приколо: «Великолепный же истребитель мы видели на испытаниях!» Никто не осмеливается объяснить «знатоку», что на самом деле это туристический самолет.
В Африке и Испании итальянские бомбардировщики формально проявляют героизм, но на деле просто некому оказать им сопротивление. Бенито Муссолини вручает медали «За доблесть» военным, которые подло били по беззащитным мирным жителям. Когда дело доходит до британской авиации, события развиваются куда хуже.
Муссолини хочет отправить итальянские войска повсюду, чтобы после сказать: «Мы там были!» Ради этого он ослабляет патрулирование над Средиземным морем и посылает авиацию в битву над Ла-Маншем. Трагикомическая история: две сотни самолетов уходят с опозданием в два месяца. Первая посадка – в Бельгии, и уже здесь обнаруживается недостача «аппаратов»: часть сломаны, часть сбились с курса, некоторые пошли на вынужденную посадку во Франции или Германии. Муссолини ждет известий об итальянской бомбардировке Лондона, предвкушает успех, и его совершенно не радует объяснение, что в эту экспедицию отправлены пилоты, не подготовленные к ночным полетам, поскольку единственная авиашкола в Гвидонии закрыта, и что самолеты не приспособлены к северному холоду. В ходе учений два экипажа, видя, как лед утяжеляет крылья, спаслись, выпрыгнув с парашютом. Немцы и англичане тоже воюют в декабре, но итальянские истребители CR-42 укрыты брезентом. Муссолини настаивает. Ему нужны достижения, любой ценой! Десять бомбардировщиков пытаются днем штурмовать Харвич в Эссексе. Шесть из них сбиты, четыре брошены на обратном пути. Гитлер предлагает Чиано отозвать экспедиционный корпус на родину, тем более что больше половины самолетов вышли из строя. Из пяти тысяч авиаторов часть возвращается домой на поезде. Итак, единственным планом остается победа немецкого союзника.
«Лейтенант, греки стреляют!»
Если самой драматичной страницей фашистской войны можно считать Россию, то самой мрачной, пожалуй, будет нападение на Грецию – противника, которого они преступно недооценили.
План Муссолини прост: «Начало операции назначено на 26 октября. Разгром Эпира состоится приблизительно 10 ноября, а затем нас ждет победоносный марш на Афины». В заключение он прямо добавляет: «Я месяцами мечтал об этой операции, еще до нашего вступления в войну».
Очевидно, этот план был обречен на провал. Немцы высадятся в Афинах. Итальянцы атакуют в горах. Впереди зима. Чиано, считающий себя владыкой Албании, уверяет, что развратил греческих министров и генералов из своей феодальной Тираны.
Командующий войсками Себастьяно Висконти-Праска отказывается от подкрепления. Он генерал армейского корпуса. Если бы армия Албании увеличилась, из Италии прибыл бы генерал более высокого статуса. Это, пожалуй, единственный случай в истории, когда войсковой командир сознательно недооценивает количество и силу врага. Бадольо удивлен, но дуче холодно говорит ему: «Я уйду в отставку, если кому-то будет трудно сражаться с греками».
При этом воевать с греками нет ни единой причины. Абсурдно оттягивать войска с реального африканского фронта, положение на котором довольно тяжелое: там против итальянской армии действуют англичане. В Афинах командует профашистский диктатор Иоаннис Метаксас, в Тиране – греческие министры и генералы.
Посол Италии Эмануэль Грацци среди ночи является домой к Иоаннису Метаксасу, чтобы предъявить ультиматум: Италия претендует на стратегические позиции на греческой земле. Метаксас встречает его в халате и спрашивает по-французски: «Что за стратегические позиции?» Посол не знает. «Значит, это объявление войны», – говорит Метаксас. «Необязательно», – возражает Грацци. «Неизбежно», – припечатывает диктатор.
28 октября, годовщина марша на Рим. Для греков этот день станет Днем «нет»[237].
По сравнению с планом Муссолини, атаку пришлось отложить на целых два дня из-за отвратительной погоды. У греков нет большой армии, но есть то, чего не хватает итальянцам: мотивация. Греки защищают родную землю, которую прекрасно знают. Итальянцы продвигаются в горах Эпира под дождем, через мороз ранней зимы, буквально на ощупь, пока не врезаются в стену противника. «Лейтенант, греки стреляют!»
Греки стреляют; более того, они контратакуют в касках и под звуки труб. Альпийские стрелки не справляются. На пути к Албании постоянно происходят словесные и даже физические столкновения с чернорубашечниками, но именно альпийская дивизия «Юлия» спасет всю экспедицию, выдержав атаки врага в горах Пинд и на мосту Перати. Позже об этих боях сложат душераздирающую песню:
На мосту Перати вьется черный флаг —
Траур по альпийцам, ушедшим на войну,
Лучшая молодежь лежит в земле.
Горы Греции залиты кровью альпийцев.
Альпийцы «Юлии» на вершине сердца!
На мосту Перати вьется триколор[238].
Война, которую Муссолини якобы готовил годами, стремительно катится к катастрофе. Висконти-Праска отозван, его отправляют в отставку. Альпийские стрелки выступают против солдат Бари, которых называют «беглой дивизией». Это не вина солдат Бари, отправленных на фронт форсированно и едва успевших высадиться. Однако факт остается фактом: девиз «Юлии» «Всегда вперед и никогда назад» прекрасно работает и позволяет другим войскам отступать.
Греки вторгаются в Албанию. Спешно высылается подкрепление. Самолеты, приземляющиеся на поле рядом с Кóрицей, обстреляны еще при посадке. Мертвые остаются на взлетно-посадочной полосе, раненых заново загружают на борт и доставляют в Италию. «Верные» албанцы убегают. Во французских газетах появляются заголовки: Les Grecs à Coriza, les Italiens dans la merde[239]. В Ментоне таможенники вывешивают издевательский транспарант: Grecs arrêtez-vous, ici France[240]. В греческих городах ликование, люди выходят на улицы с праздничными флагами. У тех, кто это видит, остается очень яркое впечатление.
Дуче поражен: «Греки ненавидят итальянцев как никакой другой народ. Это необъяснимо. Всеобщая, глубокая, дремучая ненависть к нам. Во всех городах и деревнях, наверху, внизу, повсюду. Почему – загадка». Муссолини как будто не приходит в голову, что греческий народ берется за оружие для защиты, а не для порабощения другого народа.
«Вы, Санторо, – зло говорит он генералу ВВС, – сравняете с землей все греческие города с населением более десяти тысяч человек!» Тем временем английский флот беспрепятственно обстреливает Геную. Муссолини вынужден оправдываться перед Адольфом Гитлером за то, что не предупредил его и теперь немцы вынуждены вмешаться. Нападение на Советский Союз снова откладывается. Немцы, по выражению Муссолини, «сломают Греции хребет», но сначала Муссолини хочет искупления, пусть даже личного.
Новому командующему албанским фронтом Уго Кавальеро удается остановить наступление противника. Баланс сил наконец-то меняется в пользу Италии. Дуче отправляется в Албанию. Он лично пилотирует самолет, чтобы лично возглавить последний штурм.
Немцы собираются уйти из Румынии, так что итальянское нападение на албанские горы совершенно бесполезно, но оно необходимо диктатору ради престижа. Кавальеро льстит дуче: «Как только наступление пойдет полным ходом, вы примете командование». Эти слова звучат 9 марта 1941 года. Бенито Муссолини занимает наблюдательную позицию на высоте 800 метров, разворачивает немецкие географические карты, вооружается цейссовским биноклем, личным подарком Адольфа Гитлера, и наслаждается кровавым зрелищем. Он корректирует стрельбу гаубиц и радуется: «Ах, как бьют!»
Наступление останавливается. Командующий Кальяри генерал Джузеппе Джанни болен. Муссолини не на шутку встревожен: «Генералы, болеющие в день наступления, заставляют задуматься…» Еще одна попытка – 13 марта. Дуче на этот раз в хорошем настроении. В бинокль он рассматривает мертвых, скопившихся перед греческими окопами, и наконец практически удовлетворен. Фашистский лидер звонит Кавальеро и делится впечатлениями: «Сегодня все очень хорошо прошло. Я считаю, греки дрогнули, поскольку мы действовали чрезвычайно энергично, как я и рассчитывал».