Остается понять, за что наша армия, помимо личной доблести, терпела такие суровые кары на всех фронтах. Не хватало ни оружия, ни снаряжения, ни подготовки, но прежде всего итальянцам не хватало желания убить врага и желания бороться. По сути, здесь сбывается пророчество Адольфо Омодео, великого христианского ученого, ученика Джованни Джентиле, от которого тот дистанцировался, чтобы приблизиться к Бенедетто Кроче и антифашистам. Для Омодео муссолинизм – позор, который «совершенно разъедает все социальные структуры». Что касается перспектив войны, он говорит: «Я с ужасом думаю, что может случиться, когда придет время принести жертву униженным и израненным толпам или тем, кто из-за малого или большого терроризма замыкается в своем эгоцентризме. Это будет катастрофа Второй империи». Он предлагает вспомнить, как режим Наполеона III рухнул под ударами прусской армии.
Далеко не «все итальянцы – фашисты». Режим и война, которую Бенито Муссолини и его приспешники якобы готовили 20 лет, так и не достигли единства внутри себя. Впрочем, не только противники войны, но и представители «серой зоны» отнеслись к боям и бомбардировкам с мрачным смирением. Большинство думало только о собственном спасении. С другой стороны, совсем скоро десятки тысяч итальянцев поднимут оружие против нацистских захватчиков, организовав Сопротивление.
Падение
Утром 5 марта 1943 года рабочие Mirafiori, доведенные до предела тремя годами сквадризма и 20 годами режима, начинают забастовку. В течение нескольких часов антивоенный протест распространяется на другие заводы Турина, а на следующий день перекидывается на Милан. Муссолини осторожничает. Он приказывает провести аресты, как обычно. Подозреваемых в принадлежности к коммунистической партии отправляют в тюрьму, но милиция не двигается с места – никто не рискует стрелять в толпу.
Иерархи начинают сомневаться в психическом здоровье дуче. Приходит известие о падении Триполи, принадлежавшего итальянцам более 30 лет. Подчиненные на всякий случай все равно приветствуют Муссолини криком: «Мы победим!» Тот кипит от ярости: «Вы ничего не понимаете. Мы уже победили!»
Муссолини 9 марта принимает Роммеля, нацистского генерала, и просит его удержать Тунис «любой ценой». Маршал объясняет ему обстановку: англичане и американцы наступают сразу по двум направлениям – из Ливии и из Алжира, Африка потеряна. Дуче взбешен. В ящике у него лежит золотая медаль для Роммеля, но Муссолини решает оставить ее себе. Роммель высказывается довольно сурово: «Теперь дуче с горечью видел, как его мечты испаряются. Удивительно, но он совершенно не думал о последствиях. Может, мне и надо было что-то ему объяснить, однако я так устал от этого вечного оптимизма, что не стал этого делать».
Муссолини в последний раз выступает с балкона Пьяцца-Венеция. Поначалу его речь полна пафоса: «Великое предприятие не закончено, это лишь пауза. Я знаю, я чувствую, что миллионы итальянцев страдают от неопределимого зла, которое называется африканским злом. Как от него избавиться? Есть лишь одно средство: вернуться. И мы вернемся!» Затем дуче мрачнеет: «Итак, честь нашим воинам, презрение дезертирам и, безусловно, свинец предателям любого ранга и расы».
События разворачиваются стремительно. 12 мая итальянцы сдают Тунис. Страна в депрессии, люди голодают. Муссолини принимает сообщения об этом в штыки, обрушивается на «слабеющую нацию, увечную морально и физически, состоящую из слепых, калек, беззубых, идиотов, дезертиров и тыловых крыс. Они никогда не воевали, потому что не способны на это! Сейчас они оправдываются – якобы эта война не должна была случиться вообще». Англо-американцы безнаказанно бомбят города, ни авиация, ни зенитная артиллерия не способны помешать им. Дуче планирует воссоздать боевые бригады и ударить по антивоенным элементам. 11 июня Пантеллерия сдается англичанам без единого выстрела. Муссолини требует: «Мы должны иметь мужество, товарищи, взять пораженцев за горло, осудить их».
Ситуация продолжает ухудшаться. Дуче традиционно провозглашает, что враг никогда не ступит на итальянскую землю, что любая подобная попытка будет «остановлена на той линии, которую моряки называют del bagnasciuga – линии прибоя, где заканчивается вода и начинается земля». Но дуче ошибается: bagnasciuga – ватерлиния.
В ночь с 9 на 10 июля к берегам Сицилии подходит самый большой флот вторжения в истории. Рекорд будет превзойден только через год во время высадки в Нормандии. Сопротивление вторжению более чем нерегулярное.
Вражеские бомбардировщики 19 июля впервые обрушились на Рим. Район Сан-Лоренцо, сопротивлявшийся фашистам в 1922 году, разрушен до основания, включая базилику. Папа, посетивший руины, выглядит «ангелом в очках», напишет Франческо де Грегори[244].
Падение режима происходит в ночь с 24 на 25 июля. Немало написано о заседании Большого фашистского совета, который полностью отнимает у дуче военные полномочия и возвращает их королю, но до сих пор неизвестно, что думал Муссолини. Сдался ли он? Или до последнего верил, что никто не посмеет и пальцем его тронуть? Конечно, он не слушает Ракеле: «Пусть арестуют всех, Бенито, пусть их арестуют еще до начала совета. Не доверяй Гранди и его дружкам! И осторожнее всех будь с Галеаццо!»
Галеаццо на всякий случай берет на Большой совет гранату, Гранди и Боттаи – по две.
Оглашение повестки дня, фактически знаменующее его свержение, очень длинное, и Муссолини слушает в позе Юлия Цезаря, прикрыв глаза одной рукой и отвернувшись от обвинителя. Большинство иерархов голосует «за». Муссолини позволяет себе ядовитый намек: если произошел раскол между итальянцами и режимом, то причиной тому «экономическое положение многих иерархов». Гранди резко спрашивает: «Что вы сделали за те 17 лет, когда были главой правительства и управляли тремя военными министерствами?» Когда-то верный последователь, а теперь «предатель и обвинитель» продолжает: «Итальянский народ был предан вам в тот день, когда Италия начала германизацию. Вы вели нас за Гитлером, вы втянули нас в войну, которая противоречит интересам, чести и чувствам итальянского народа. И вы все еще верите, что народ вам предан? Сотни тысяч матерей говорят: „Муссолини убил моего сына!“»
Слово берет зять, Чиано, чтобы объяснить, почему он принимал сторону тестя. Начинается «четверть часа самого бешеного исступления Бенито Муссолини, – отмечает Федерцони. – Глаза закатываются от гнева, брань и зловещие угрозы кривят рот. Чиано комментирует: „Словно раненый кабан“».
Король 25 июля ждет дуче в 5 часов на вилле Савойя. «Ты сегодня не вернешься», – предупреждает Ракеле. Бенито отвечает: «Я обязан внести ясность. Документы о войне подписывал не только я». Он все еще верит, что может остаться во главе правительства, уступив королю командование вооруженными силами: «Важно получить подкрепление из Германии». Лео Лонганези больше не думает, что дуче всегда прав: «Муссолини правит в соответствии со своими личными амбициями, мелочными и безграничными».
Король хочет взять реванш за события октября 1922 года. Баланс сил изменился, теперь страдает дуче. Виктор Эммануил сообщает Муссолини, что правительство возглавит другой: «Италия разъята на куски», а Муссолини сейчас «самый ненавистный человек для всей Италии».
На выходе из резиденции короля дуче встречает отряд карабинеров. Он тщетно ищет своего шофера Эрколе Боратто. Эрколе заперт в маленькой комнате с бутербродами, прохладительными напитками и колодой карт. Его освободят только в полночь.
Карабинеры загружают Муссолини в машину скорой помощи и отвозят в казармы. Бадольо в письме предлагает бывшему дуче выбрать место заключения. Муссолини благодарит и называет Рокка-делле-Каминате в его Романье – поместье, записанное на имя его жены.
Режим разваливается за одну ночь. В Риме толпа добирается до Палаццо-Венеция, разъяренные итальянцы вторгаются на виллу Торлония. Ракеле укрывается в доме садовника. В Турине штурмуют резиденцию федерации и германское консульство. Повсюду шествия с трехцветными флагами. Бюсты Муссолини расколоты на части, вымпелы уничтожены, орлы сбиты.
Фашисты внешне спокойны. Лишь Морганьи, директор информационного агентства режима, совершает самоубийство. В Бари военные открывают огонь по родственникам политзаключенных, прибывших освободить их; погибают 23 человека. В Эмилии убиты девять рабочих из мастерских Reggiane.
Геббельс комментирует: «Дуче войдет в историю как последний римлянин, но за его могущественной спиной народ цыган прекратит гнить». На итальянский берег высаживается 18 немецких дивизий. Бадольо уверяет, что война продолжается, но на самом деле идет речь о перемирии. Бадольо не сможет удержать Рим. Когда прибывает командир американских десантников – посмотреть, может ли он рискнуть своими людьми, – маршал принимает его в пижаме. Король готовится к бегству.
Военные вынуждены выбирать между Германией и англо-американцами, между нацизмом и свободой. Основная часть военно-морского флота берет курс на Мальту, чтобы сдаться англичанам. Большинство самолетов приземляется на Сицилии: мало кто готов воевать за Гитлера. Армия, однако, брошена на произвол судьбы. Многие из них будут сражаться против немцев, а дивизию «Акви» на Кефалонии ждет тяжелейший бой, который превратится в настоящую резню. 800 тысяч итальянских солдат доставят в Германию, но практически все предпочтут остаться в лагерях, а не на стороне фюрера и дуче, и это тоже Сопротивление.
Муссолини страдает. Он по-прежнему не понимает, что происходит, и вновь говорит безумные вещи: «День победы на суше, в воздухе или на море укрепил бы ситуацию и в этом году…»
Бадольо отмалчивается. Он не повез Бенито в Рокка-делле-Каминате. Бенито Муссолини на обычной машине скорой помощи переправляют в Анцио, а затем на корабле в Понцу. Бадольо хочет убрать Бенито, может быть даже просто выбросив за борт: «Если это случится, – говорит Бадольо сопровождающему генеральному инспектору Ксаверио Полито, – один толчок может решить все…»