В Муссо конвой останавливают партизаны. Они готовы пропустить немцев, но не итальянцев. Лейтенант СС убеждает дуче надеть пальто люфтваффе, нацистской авиации, и надвинуть шлем пониже на лоб. На него надевают темные очки и дают в руки автомат для завершения образа. Но, вероятно, именно немцы его и сдают. Gh’è chì el Crapun («Это главный мошенник»), – говорит партизан Джузеппе Негри своему командиру Урбану Лаззари по прозвищу Билл. Немец просит оставить его пьяного товарища в покое.
Здесь версии расходятся.
Согласно самой распространенной, Билл трясет дуче: «Вы итальянец?» Именно тогда Муссолини вздрагивает: «Да, я итальянец».
Сам Билл в интервью Repubblica рассказывает по-другому: «Я окликнул его. Сначала – „Товарищ!“ Ничего, никакого ответа. Тогда я сказал: „Ваше превосходительство!“ Снова ничего. „Кавалер Бенито Муссолини!“ И вот это было как удар током».
Партизаны везут его в Донго. Союзники требуют выдать дуче им, партизанам эти требования кажутся лишней причиной поскорее его расстрелять. Коммунисты присылают из Милана Вальтера Аудизио, известного также как полковник Валерио. Он жесток: притворяется фашистом, пришедшим освободить Бенито; затем он доложил бессвязную фразу, которую Муссолини сказал ему: «Я знал, что меня не бросят. Браво! Я подарю вам империю!»
Муссолини застрелили в воротах его виллы вместе с Кларой, отвезли трупы на площадь Лорето, где 10 августа 1944 года чернорубашечники убили 15 партизан, и повесили обоих вверх ногами.
Было бы лучше судить дуче? Может быть. Было бы лучше отнестись к его телу с бóльшим уважением? Конечно да. Было бы лучше не выставлять его напоказ? На этот вопрос нам тоже придется ответить «да». В то время казалось необходимым, чтобы все знали – диктатор мертв. Впрочем, все равно возникла легенда о том, что на озере Комо был застрелен двойник, что это не тело дуче, что настоящий Муссолини сумел бежать в Южную Америку и рано или поздно вернется, как Наполеон с Эльбы…
Наконец, после 25 апреля наступила месть. Это короткое слово объединяет самые разные события: казни преступников; сведение личных счетов; убийства во имя идеологии.
Фигура Беппе Фенольо, чья фраза о партизане, «стоящем на последнем холме», открывает эту книгу, запомнилась очень многим. Фразу помнят и через сто лет после рождения писателя, который показывает участников Сопротивления прежде всего живыми людьми. Все верно, и у Фенольо всегда понятно, где добро, а где зло. Кроме того, в его шедевре «Частное дело» есть страшная страница, когда старый фермер Ланге говорит главному герою Мильтону, он же сам Фенольо: «Всех, вы должны убить их всех, потому что ни один из них не заслуживает меньшего. Смерть, я уверен, станет самым мягким наказанием для наименее плохих из них. Медсестер, поваров, даже капелланов – всех. Послушай меня, мальчик. Я могу называть тебя мальчиком. Я плáчу, когда мясник приходит, чтобы купить у меня ягнят. И все же я говорю, что вы должны их убить…»
Очевидно, это не совпадает с мнением Фенольо, который не предается никакой мести и даже голосует за монархию на референдуме. Но именно о мести думают там, где гражданская война была тяжелее всего. Именно так считают многие, чей дом был сожжен и кто испытал зверства фашистов на собственной шкуре. Это их не оправдывает, но помогает понять…
Прежде чем кто-то бросит обвинение в оправдании насилия, важно прояснить два момента.
Все, что творили фашисты с 1919 года по 25 июля 1943 года, остается, по сути, безнаказанным. Не только государственный аппарат, от судебной системы до полиции, от высшей бюрократии до вооруженных сил, довольно быстро становится аппаратом республиканского государства, невзирая на вопросы добра и зла, компетенций и ответственности. Происходит и кое-что похуже: у вождей фашизма, в том числе у тех, кто навсегда запятнал себя кровавыми преступлениями, после войны практически нет проблем. Даже у маршала Грациани, возглавлявшего коллаборационистскую армию.
Расплачиваются некоторые из тех, кто выбрал Сало, то есть нацистскую Германию, с последовавшими страшными событиями, в том числе преследованием и истреблением евреев. Часто они платят по справедливости. Иногда это целенаправленные акции, но в других случаях правосудие становится массовым, всеобщим, и оттого несправедливым. Происходят массовые убийства наподобие резни в Хиосе. И наконец, совершаются казни, на которые мы сегодня смотрим совсем другими глазами, нежели те, кто там был. В то время такие казни в основном кажутся справедливыми или как минимум неизбежными. Например, туринский федерал повешен на дереве, где он казнил партизан, включая 17-летних парней и героя Бовеса, католического офицера Игнация Виана. Игнаций одним из первых ушел в горы, а когда попался, молчал под фашистскими пытками. «Вы не сможете представить, что мы пережили», – отмечает Франка Валери.
Обычное правосудие и судебные процессы блокируются амнистией, которую подписывает в 1946 году министр юстиции Тольятти, и ее интерпретацией, которую дает судебная власть. Амнистия не распространяется на «жестокие и продолжительные пытки». Те, кто кастрировал заключенных, уходят оправданными, поскольку эта пытка не была «продолжительной».
Разумеется, происходят частные вендетты и преступления, связанные с идеологией, в частности (но не только), в «треугольнике смерти» в Эмилии, пока Тольятти и его люди не прекратили это. Коммунисты Эмилии считали, что революция неизбежна, и рассчитывали заранее устранить «классовых врагов», от помещиков до священников. В других случаях, даже во время гражданской войны, жертвами стали белые партизаны, как в Порзусе[257].
Это преступления, о которых мало говорят даже сейчас и долгое время не говорили вообще. Их тоже нужно изучить и осудить. Это черная страница, которую мы, антифашисты, не можем и не должны вырвать. Прежде всего мы сами должны знать и рассказывать об этом.
В истории правильная и неправильная стороны не совпадают с добром и злом. На стороне антифашизма было и некоторое меньшинство злых людей, и они совершали преступления, которые мы должны не скрывать, а судить. И на стороне фашизма были определенно хорошие люди, которые иногда жестоко платили за это.
Антифашизм когда-нибудь тоже выйдет из моды; но пока время для этого еще не пришло. В том числе потому, что фашизм не умер с Муссолини. Завершился исторический феномен, возникший в период между двумя мировыми войнами. Тысячи людей, как в нашей стране, так и в других местах, продолжают воплощать эти идеи в жизнь. Насилие к насилию, преступление к преступлению…
Глава 12Миф о «хорошем дуче»
9 мая 2022 года Фердинанд Маркос триумфально избран президентом Филиппин. Это, конечно, не диктатор, который обескровливал страну с декабря 1965 года по февраль 1986 года. Это его сын, носящий то же имя, хотя чаще его называют по детскому прозвищу: Бонбон.
На Филиппинах 115 миллионов жителей и около 88 миллионов пользователей Facebook[258]. В последнее время массовая кампания ЦРУ в Интернете систематически стирает упоминания о диктатуре Маркоса – гигантская цифровая чистка.
Более 10 лет армия влиятельных лиц, блогеров-волонтеров и наемных работников работает над опровержением фактов, отрицанием цифр, стиранием новостей о преступлениях режима и семьи. 3400 убитых оппозиционеров? Нет, что вы. 70 тысяч арестованных? Явное преувеличение. Картины Микеланджело и Пикассо? Инвестиции для народа. 10 миллиардов долларов, украденных у государства? Частные средства, быть обеспеченным – не преступление. В Сети даже гуляет легенда о кладе, который подарен Маркосу неким монархом, имя которого также было придумано – Талиан. Бонбон, конечно, раздаст сокровища народу.
Руководит этой операцией, разумеется, не Фердинанд. Это его мать, жена диктатора Имельда Маркос, чье имя ассоциируется с сенсационной коллекцией тысяч пар туфель. Именно она шаг за шагом проводит медленное и неумолимое восстановление власти. Она создает культ, центром которого стало забальзамированное тело Фердинанда Маркоса: его вернули на родину и похоронили на Кладбище героев в Маниле по воле бывшего президента Родриго Дутерте, большого поклонника диктатора. Дочь последнего, Сара Дутерте, теперь вице-президент компании «Бонбон Маркос». А что насчет преступлений режима? Убийство Ниноя Акино в аэропорту Манилы, который теперь носит его имя? Долгая надежда и огромная работа его жены, Корасон Акино[259]? Великое народное восстание, изгнавшее Маркоса в 1986 году? Все забыто большей частью населения.
Неизбежен вопрос: может ли подобное случиться в Италии?
Ответ – нет. Не только внуки и правнуки Муссолини, даже будучи избранными в парламент и городской совет Рима, не вернутся к власти: сам фашизм раздавлен и остался в истории. Кроме того, события не повторяются точь-в-точь.
Сейчас, летом 2022 года, когда я пишу эти последние строки, все опросы указывают на крупную победу правых на выборах. Когда вы их прочтете, мы уже будем знать результаты. Первыми в списке наверняка будут две партии правых, которые возглавляют два молодых лидера, Джорджа Мелони и Маттео Сальвини. Они анти-антифашисты. Они не празднуют 25 апреля, считая его «левым партийным праздником». В их партиях много руководителей и рядовых членов, которых можно отнести к ярым фашистам. В ультраправой вселенной, которую Сальвини открыто строит уже несколько лет, похвала Муссолини – постоянная практика, даже если закон запрещает подобное. Крайние, но терпимые взгляды. Остаточные или растущие? Скорее второе… Правыми называются люди, которые не знали настоящего фашизма и не готовы узнать его. Как правило, их осуждает еврейская община, и хорошо, что так, хотя осуждение должно быть общим. Однако основной вопрос совсем в другом. Он по меньшей мере настолько же интересен.
Вопрос о нашей памяти, национальном достоинстве. Он касается всех нас.