Прибытие в Морони было менее драматичным, но не менее запоминающимся. Коморы, это цепь вулканических островов и дым от главного вулкана Картала в ясную погоду виден за 70 миль, он поднимается на высоту более полутора миль. Все острова относительно молодые, вулканы всё ещё активны, дно уходит на глубину практически от самого пляжа. Не имея подробных карт я находил утешение в том, что по дороге туда всегда будет глубокая вода.
Подходя к Морони после заката с умирающим бризом, мы увидели сухогруз, стоящий на якоре в 200 ярдах от мола. - Смелый чёрт — подумал я — встал так близко к суше. - Приятель, померь глубину, я предпочитаю встать здесь, подальше. У меня лот старой модели — свинцовый груз в четыре фунта на прочной верёвке. Через каждую сажень завязан узелок, чтобы легче считать ночью. Когда верёвка ослабнет, начинаешь её сматывать и считать узелки по мере подъёма. Если дошёл до двойного узелка, а дна нет, значит слишком глубоко. Верёвка имеет длину 20 саженей (36 метров).
В Морони ветер был слишком слабым, чтобы рулить, но достаточным, чтобы мы дрейфовали на стоящий на якоре сухогруз. Я надеялся, что нас пронесёт мимо, но нет — глухой удар известил о нашем контакте. Я убрал парус и с помощью Джамалы мы оттолкнули Кехаар от парохода. Последний толчок длинным шестом дал нам достаточно инерции, чтобы проскользить сто ярдов и я нашёл дно на глубине 6 саженей. Вниз пошёл якорь, цепь и весь канат, что был в наличии.
Федеральная Исламская Республика Коморы состоит из трёх суровых островов, покрытых горами и сухим кустарником. Четвёртый остров — Майотта, когда в 1974 году была объявлена независимость, отказался присоединиться к федерации, и до сих пор управляется и спонсируется из Франции. Майотта богат и дорог. Там есть лагуна и целая толпа круизеров французов. Отношения с остальными Коморами натянутые и контактов между ними почти нет. На Майотте также базируется группа яхтсменов, прозванная в Дурбане «Хулиганы Индийского океана» - отец, два сына и дочь. На четверых у них три лодки, в то время как мадам, их мать, занимается домом на острове. Они первоклассные моряки и все три лодки имеют такой же выраженный характер, как и шкиперы. У отца бангкокская карьерная лодка, оригинальная джонка, у старшего сына катамаран, типа Варрамовского, больше 50 футов, с вооружением «клешня краба», третья лодка — шотландский гафельный рыболовецкий траулер. Их подвиги обросли легендами и они всё ещё в форме. Сами они предпочитают конфиденциальность и я это уважаю. Они ещё будут появляться на этих страницах под разными эвфемизмами, но только тогда, когда я имел к ним прямое отношение.
Коморы знамениты открытием латимерии - рыбы, живого ископаемого. Предположительно они являются связующим звеном между рыбами и рептилиями, у них есть зачатки конечностей. Она живёт изолированно в глубоких морских пещерах и никакого прямого влияния на повседневную жизнь островов не оказывает. Другая знаменитость Комор — Боб Денард, последний пират, стареющий французский легионер, который со своими наёмниками пытался свергнуть правительство Комор, ранее он уже делал это трижды. В последний раз в 1995, когда его выпустили из французской тюрьмы за хорошее поведение. Он был женат на местной женщине и сам был гражданином Комор, что делало его совсем местным парнем.
Французы уже не могли выносить его и прислали для наведения порядка своих легионеров с Майотта, Джибути и Реюниона.
На мой же взгляд, главной достопримечательностью Комор являются поразительно красивые женщины, будь они белые, чёрные или желтокожие. Смесь африканской Банту, арабской и полинезийской кровей даёт удивительно красивые черты лица. Лица сохраняют свою притягательную красоту ещё долгое время после того, как тело уже сморщилось от старости. Здесь придерживаются ислама, но никогда не закрывали женских лиц, поэтому идя по улице рискуешь свернуть шею. Уже представляю ваши комментарии, люди привыкли мыслить стереотипами. (Французский поэт Поль Эюар написал однажды: «Самое прекрасное в этом мире — обнажённое женское тело. Но если вы признаетесь в этом кому-нибудь, то всё что получите в ответ, сальную ухмылку: - О, да! Конечно. Кто она? Она была хороша?»). На Коморах, видеть женскую красоту доставляет чисто эстетическое наслаждение.
Люди здесь говорят на коморском — грубо звучащем диалекте суахили, и часто на хорошем французском. Они не то чтобы откровенно недружелюбные, просто довольно сдержанные и их тяжело растормошить.
Для коморцев обувь имеет важное значение, даже самый последний нищий всегда во что то обут. Шлёпанцы ассоциируются с нижайшим социальным классом и закрытые кожаные туфли являются целью каждого уважающего себя коморца.
Медина, старинный арабский город, переплетение вызывающих клаустрофобию улочек, шириной не больше пяти футов, резные двери и дверные косяки, закрытые дворы, дети, выбегающие и пропадающие в тёмных проёмах, лица, наблюдающие за тобой из нависающих окон. В остальном город представляет собой хаос из пустотелых бетонных блоков и ржавого гофрированного железа. Дома выглядят полуразрушенными ещё до того, как их заканчивают строить.
Сельская местность, начиная километров с десяти удаления от города, выглядит лучше.
Крохотные белые деревушки разбросаны по крутым горным склонам, посёлки карабкаются по уступам большого вулкана. Более близкому взгляду открываются всё те же вездесущие бетонные блоки.
Капитан Джамала получил свою визу, других дел в Морони у нас не было. Говоря словами Марко Поло: «Так как о Коморах больше сказать нечего, перенесёмся на остров Мозамбик».
Да, есть такой остров, называется Мозамбик. Это был сначала арабский а потом португальский торговый город. Он лежит на плоском острове длинной в две мили, вместе с массивным фортом, пляжем для килевания, полным местных парусных лодок и длинным виадуком, связывающим его с Африканским материком. На лежащем от него в трёх с половиной милях острове Гоа стоит каменный маяк великолепной кладки с горизонтальными красными и белыми полосами. Он не работает, как и все маяки в этой зоне, и если вам доведётся увидеть бледный огонёк в направлении на маяк, это керосиновая лампа в хижине смотрителя. А если вдруг маяк, по какой то случайности, заработал, благоразумный моряк должен действовать очень осторожно — на Таматаве главный огонь сдвинулся во время циклона и зелёный сектор, обозначавший узкий южный проход, приведёт вас прямиком на рифы. Маяк на Гоа безобиден, иногда в нём устраивают дискотеки.
В городе Мозамбик говорят на двух языках, суахили и португальском. Здесь сейчас нет гавани, из за эрозии порт обмелел и большие суда не могут в него заходить. Большая часть перевозок осуществляется парусными лодками не имеющими мотора. По спокойной воде носятся как тараканы маленькие долблёные пироги без балансиров, распространённые на Мадагаскаре и Коморах. Автомобильное движение, какое бы оно не было на материке, заканчивается у виадука, на единственной заправке в городе, на которой, к тому же нет бензина.
По узким улицам города, засыпанным песком, передвигаются только пешеходы и случайные велосипедисты. В свои лучшие времена он мог составить конкуренцию любому торговому центру в Средиземноморье. Большие каменные дома напоминают о средневековой Италии или Португалии, и немного похожи на современную Сицилию, как отметил Джамала.
Остатки мостовых из обработанного булыжника говорят о прошлой роскоши. ЮНЕСКО хочет реставрировать остров Мозамбик, удачи им, но мне интересно, они приедут сначала посмотреть, степень разрухи нужно увидеть, чтобы поверить. Полы верхних этажей провалились, в парках совсем нет травы. Там совсем нет обычных продовольственных лавок и дешёвых точек общепита, которые встречаются во всех странах третьего мира.
Единственное «кафе» во всём городе, которое нам удалось отыскать, предлагало лишь чёрный кофе и простые булочки, ничего больше. К десяти часам утра они уже всё продали и стояли пустые. Рынок тоже очень бедный: ни фруктов, ни мяса или яиц, лишь немного грустных овощей, хороший хлеб и множество продавцов табака.
Наш обратный путь на Мадагаскар изобиловал поломками, в чём была полностью моя вина, и штилями, в которых я не виноват. Штиль, вкупе с морской болезнью и гонореей, составляют триумвират самых страшных врагов мореплавателя, думаю что штиль, худший из них. Ветер в Мозамбикском проливе подвержен влиянию муссонной системы, пассатов, депрессий, идущих от мыса Доброй Надежды и морских бризов с обоих сторон, и все эти факторы накладываются друг на друга. Солнце в зените и почти не даёт тени, от него некуда спрятаться. В каюте от жары начали плавиться свечи, стальная палуба раскалилась так, что по ней невозможно ходить. Питьевая вода приобрела дурной вкус и её осталось мало. В последних двух портах не было ничего из продовольствия и мы разнообразили нашу монотонную диету мечтами о великолепных блюдах итальянской пасты. Мы потели в штиль, дрейфовали с течением и не могли дождаться, когда придём на Мадагаскар, где жизнь стоит дёшево, еда отличная, женщины прекрасны и доступны, люди не агрессивны и не высокомерны. Я правил на Тулеар, на юге Мадагаскара, но непредсказуемая депрессия и северное противотечение отбросили нас обратно на север, к Морондава. Чёртов фал порвался в очередной раз.
Я вооружил короткий аварийный фал и пошёл к берегу, где дно было пологое и без кораллов. Мы встали на якоре довольно далеко от берега и стали ждать пока стихнет ветер, как это бывает здесь каждый вечер. На берегу была видна деревня, откуда мы надеялись добраться до цивилизации. Цивилизация для меня в данный момент означала — вода и верёвка для фала, для Джамалы — его дом в Носи Комба.
Ожидалась длинная, трудная ночь, для бодрости и ясности ума я заварил крепкий отвар листьев ката. Кат, это наркотик пролетариата в западной части Индийского океана. Так же как и кофе, он пришёл с эфиопских нагорий и сегодня его можно встретить везде от Адена до Пакистана и Мадагаскара. Блестящие зелёные листья горного кустарника, называемого на латыни Catha Edulis. Вы можете свободно купить их на рынке. В Йемене вся производственная активность замирает в два часа после полудня, когда всё население делает перерыв, употребляя кат. В Кении водители мататус — маршрутных такси, смотрят сквозь тебя налитыми кровью глазами, крепко вцепившись в руль. Они ничего не едят и не пьют, только жуют кат, работая без сна три четыре ночи подряд. Говорят, что во время войны за Огаден, между Сомали и Эфиопией, была взаимная договорённость пропускать ежедневный рейс DC-3 с эфиопского высокогорья с грузом ката. Когда драгоценный груз выгружали, обе стороны, воюющие за аэропорт, прекращали огонь.