минание о сделке.
Рамадан на Занзибаре.
Мы, я и Кехаар, становимся известными. Я зашёл в лагерь ловцов акул на крохотном песчаном островке, недалеко от мадагаскарского берега, и мена приветствовали с улыбкой: - Bola tsara, Kristian. Y vovo? - Привет, Крис. Чего нового? В пригороде Занзибара, я сидел под манговым деревом, ожидал автобус в город, наблюдая за парнишкой суахили, который с трудом крутил педали перегруженного кокосами велосипеда. Он остановился напртив меня и расплылся в улыбке: - Sasa, captain, habari za leo? - Ну, капитан, как вы сегодня? Это был шкипер моторной доу с курорта Али. Когда в прошлом году я привёз сюда ром, он напился в дрова. Однажды мадагаскарская пирога с аутригером и маленьким мотором зашла на несколько миль в открытое море, чтобы перехватить Кехаар со словами: - Misi lamba alafu? - У вас есть какая-нибудь одежда на продажу? - Это был предприимчивый дилер, которого я как то встречал раньше. Он узнал, что я вернулся на Мадагаскар и потратил три дня, следуя вдоль побережья и руководствуясь лишь слухами, пока не нашёл меня.
Я продолжал торговать в отдалённых деревнях в розницу, не смотря на то, что объём продаж у меня значительно вырос. В последний из вояжей на юг у меня было 1200 фунтов одежды, эквивалент 3500 футболок. Я пытался найти дилеров или оптовиков, но это не оправдывало усилий. Дилеры работают в городах, а там слишком много любопытных чиновников, доставка груза с судна на берег может стать проблемой. Индийские торговцы люди очень консервативные и осторожные, они рисковать не станут. Хотя это не совсем верно, что я продавал лишь строго в розницу, многие предприимчивые мальгаши вкладывали все свои семейные сбережения, покупая у меня 40, 50 или даже 100 футболок на продажу. Я поощрял их в этом, и, насколько я знаю, все они остались в прибыли и просили ещё больше товара. В какой то момент я даже думал расширить бизнес, поставлять одежду контейнерами прямо на Мадагаскар, но когда узнал о связанных с этим бюрократических препонах и сколько времени придётся тратить на оформление разных документов, решил, что и так не плохо.
Точно так же и с будущими контрактами. При мальгашской концепции времени на Мадагаскаре бесполезно рассчитывать на какие-то обязательства в будущем. Занзибар в этом отношении выглядит более многообещающим. В первую поездку я встретил там серьёзных людей с деньгами, заинтересованных в Мадагаскарской продукции, гроге и ванили.
Вернувшись туда несколько месяцев спустя, я стал искать их. Замир, Али, Шанну, Ибрагим, мои коммерческие контакты пол года назад. Хочу сначала представить их.
Замир, один из них. Не любит воду и никогда не ступал на палубу яхты, великий комбинатор. Он работает в офисе, но он не бизнесмен. Шанну бизнесмен, хотя у него и нет офиса. Он работает в маленькой комнатке позади своей лавки «Шелл Эмпориум» на центральном рынке. В чём разница между ними? Ну, скажем Шанну узнал, что на продаже тыквы можно заработать. Он арендует пол акра земли на окраине города и нанимает двух кули выращивать тыкву. Урожай отвозит друзьям оптовикам, чтобы узнать их мнение. Они покупают и просят ещё. Шанну сажает три акра, через три года у него появляется репутация поставщика лучших тыкв в городе, кроме того у него растёт акр кабачков и он экспериментирует с перцем. Через шесть лет он открывает небольшой консервный заводик, чтобы экспортировать тыкву в Канаду.
Теперь Замир узнаёт, что на тыкве можно заработать. Он звонит своему другу, отставному полковнику в Хараре, и убеждает его, что тыква может сильно поднять боевой дух зимбабвийской армии, Полковник одобряет заказ на поставку 5000 тонн тыквы в течении следующих трёх лет, армия оплачивает весь проект. Через шесть месяцев полковника убивают во время дворцового переворота и всё идёт прахом. Но Замир не очень беспокоится, теперь теплоходик, курсирующий вверх и вниз по реке Замбези зарабатывает ему деньги.
Оба парня сильные личности, они индийцы, родившиеся на Занзибаре. После революции 1964 года их семьи вынуждены были бежать, чтобы спасти свои жизни и мальчики выросли на западе, один в Ирландии, другой в Канаде. Можно догадаться, кто вырос в Ирландии.
Когда, несколько лет назад, обстановка в Танзании улучшилась, они вернулись и открыли бизнес на Занзибаре. Я провёл много времени в разговорах с Замиром в его маленьком офисе, из которого он управляет своим агентством по прокату автомобилей. С Шанну я встречался редко, но именно у него я взял лучшие тюки поношенной одежды на продажу, на его складе, где они лежат вместе с сушёными водорослями. Он унаследовал от отца бизнес по обработке раковин, который тот открыл в Индии и на Занзибаре, и постепенно расширился, стал заниматься сушёными водорослями и поношенной одеждой, импортируя её контейнерами с богатого Запада. Изначально все эти тряпки были благотворительными подарками для бедных африканцев, но, едва прибыв в Занзибар благотворительность превращается в прибыльный бизнес.
Замир — предприниматель, полон проектов, в основе которых всегда какая нибудь афёра, обычный пляжный мошенник, не смотря на мобильный телефон, бороду эспаньолку и изысканные манеры. Али — местный суахили растаман. Ему чуть за тридцать, маленький, худой и очень живой. Носит дреды, у него мягкие манеры и большие восторженные глаза.
Вместе со своими братьями они купили права на постройку туристских бунгало на берегу в Кендва Рокс. Начали строительство с высокой крутой крыши из пальмовых листьев, нескольких столов и лавок и центральной тенистой площадки. На холме поставили навес для кухни, под ней первые несколько хижин для гостей. Привлечённый высокой травянистой крышей на пляже я бросил якорь между коралловыми глыбами напротив курорта Али.
Тяжёлые плоскодонные долблёнки «хори» стояли на якорях у пляжа, за мысом множество больших океанских доу конопатились на обсыхающем мелководье. К курорту нет дорог. По холму, через заросли баобабов можно попасть в нетронутую деревню Кендва. Там нельзя ничего купить, потому что нет магазина. В отлив можно пройти две мили по пляжу до Нангви, большого рыбацкого посёлка на северной оконечности Занзибара. Там есть несколько местных магазинов и пара чайных, где подают кашу из маниока и пончики. На берегу можно поучаствовать в ежедневном аукционе рыбы и осьминогов. Ещё в Нангви полно земляных блох, это мелкие, едва видимые насекомые, они проникают под ногти ног и откладывают яйца. Кокон с яйцами под кожей разрастается до размеров горошины, и если его не вытащить, личинки начнут поедать вас живьём. Я вытащил двенадцать штук только из левой ноги.
У Али была небольшая доу с мотором, для доставки продуктов и гостей из Нангви, где заканчивается дорога. Кроме капитана доу на него работали ещё два парня, которым он платил доллар в день, плюс еда, грог и марихуана без ограничений. Они были счастливы и совершенно не организованы. Сам факт, что им было позволено вести подобный бизнес в Танзании, говорит о наличии нужных связей и Али это подтвердил, для меня это было ценное знакомство. Он женился на девушке из Финляндии, и у них был сын четырёх лет, поэтому он делил время между бизнесом в Занзибаре и семьёй в Хельсинки.
Ну и последний в этом параде, Ибрагим. Сам он считает себя оманским арабом, хотя является занзибарцем уже в третьем поколении. Свободно говорит на арабском, суахили и английском, работал в Египте, Кувейте и Эмиратах, вернулся домой банкротом. Он худой, нервный и всегда взвинченный. Здесь, в Занзибаре он зарабатывал на жизнь торговлей, спекуляцией и посредничеством - всем чем мог. Знал и имел связи со всеми оптовыми торговцами любых товаров. Он сэкономил мне много денег, имея, конечно, свою небольшую долю за беспокойство.
До революции 1964 года отец Ибрагима был большим чином в полиции последнего султана Занзибара и Омана. Народная революция свергла султанат и стала кровавой бойней для богатых индийцев и тысяч этнических арабов, их обвиняли в том, что они по сей день скрытно практикуют рабство. Рабство, очень чувствительная тема на Занзибаре. Сейчас циники спрашивают, что победившие массы выиграли в результате революции? По исламским законам рабы должны были работать на хозяина три дня в неделю, оставшееся время они были вольны работать на своих участках. Если они заболевали или становились неработоспособными от старости, хозяин был обязан заботиться о них. В прошлые времена люди зачастую сами продавались в рабство, чтобы защититься от голода и превратностей судьбы. После революции бывшие рабы стали правящим классом. Теперь они обязаны работать шесть дней в неделю, а их земли конфискованы и переданы неэффективным коллективным хозяйствам.
Семья Ибрагима пережила революцию без потерь. Им даже было позволено остаться в их квартире в старом кирпичном доме в Стоун Тауне. В квартире с тех пор ничего не изменилось, выцветшие обои в пятнах от протечек крыши, фотография молодого Саддама Хуссейна на стене, коллекция старых мадагаскарских серебряных монет, для защиты от дьявольских духов. Какая причуда африканского мышления уберегла комиссара султанской полиции от стражей революции - за пределами моего понимания.
Африканские политики изумляют, но они внутренне последовательны, в их сумасшествии присутствует система. В следующий раз я попал на Занзибар когда там проходили первые свободные выборы, с кандидатами от разных партий, международными наблюдателями.
Атмосфера была напряжённая, люди нервные, нервы на пределе. Везде царила подозрительность, друзья не желали знать меня, чужаки явно не приветствовались, никто не знал, что случится завтра. Я временно свернул все дела и укрылся на якорной стоянке среди мангров, ожидая результатов выборов.
Им понадобилось семь дней, чтобы сфабриковать несколько тысяч голосов. Правящая партия ССМ выиграла с 50,2 процентов против 49,8 у оппозиционной коалиции. Я слушал результаты выборов по радио Кении через маленький китайский радиоприёмник. Моей первой реакцией было типичное негодование «мзунгу» (бледнолицего пришельца): неужели кто-то всерьёз верит, что африканские политики добровольно отдадут свою власть в обмен на чуждую концепцию демократии? Я выбрал якорь и постарался скорее убраться из этого места, фальшивые выборы никогда ни к чему хорошему не приводили.