Керимба остались мусульманскими даже при правлении португальцев. Небольшая территория вдоль побережья говорит на суахили, это тоже осталось от арабов. Через несколько миль вглубь материка начинается настоящий Вавилон разных языков и диалектов, племенного подданства и ревности, это характерно для Мозамбика.
Посёлок Керимба, яркий пример методичного исламского разделения. Я привык к мадагаскарским деревням, где царит полная коммунальная анархия. Маленькие хижины без окон, разных размеров, разбросаны без плана и какого либо порядка, плотной кучкой, каждое здание обращено в другом направлении. Тесное пространство между ними является общим.
Нет оград и нет никакой приватности. Керимба от Мадагаскара отделяет всего лишь узкая полоса моря, но там совсем иная картина. Прямоугольные дома мазанки, с окнами и крытыми пальмовыми листьями крышами, широкие дворы обнесены высокими заборами.
Дома каждой семьи расположены рядом и объединены большим огороженным двором, неправильной формы. Широкое незанятое пространство отделяет их от другой семьи.
Большие пространства и чувство неприкосновенной приватности, это то, что замечаешь в первую очередь.
На Керимба есть странные и прекрасные места, и у каждого острова свой характер. На Вамизи есть древний арабский колодец, облицованный камнем, и большой посёлок, занимающий западную часть острова. На Тамбузи фантастические коралловые сады, в отлив практически достигающие поверхности воды. Там встречаются такие диковинные существа что я даже не имею представления, что это может быть. Керо Ниуни — маленький бугорок, выступающий из заиленного Вадузу рифа, площадью двадцать пять квадратных миль. Там мне предложили работу супервизора на строительстве каменного дома для семьи из Южной Африки, но у меня тогда не было настроения работать на кого-либо.
Самое странное место, остров Кифуки, узкая плоская полоса, длиной около трёх миль. Он похож на затерянную во времени территорию оставленную таинственными визитёрами. Там почти нет пляжей, большая часть береговой линии, коралловый утёс изъеденный морем.
Остатки очень старых каменных построек разбросаны вдоль северного берега, рядом с квадратным подземным хранилищем для воды. Семь или десять лет назад была предпринята ещё одна попытка заселить остров. Поселенцы расчистили полосу леса, скосили траву, высадили ряды кокосовых пальм. Вглубь суши от этого паркового пояса начинаются плотные джунгли из корявых деревьев с непроходимым подлеском. Люди расчистили участки под посадки, построили несколько хижин и снова оставили всё это. Остров снова зарастает джунглями, по берегу бегают раки отшельники размером с кулак, большие серые обезьяны спускаются с деревьев, глянуть на вас. Здесь нет никого, кто бы щипал траву, и она растёт по колено. На восточной оконечности Кифуки, на открытой скальной площадке под баобабами, я нашёл недавний рыбацкий лагерь. Укрытия представляли собой просто норы, вырезанные в густом подлеске. Там бродил одинокий старик рыбак, худой, беззубый, в драных шортах и грязном тюрбане. Говорил на ужасном диалекте суахили. Он сказал, что на острове нет воды и никто здесь не живёт. Он остался один, когда начались дожди. Лодки, чтобы ловить рыбу, у него нет, во время отлива он бродит по рифу с заострённой палкой, гарпуня осьминогов скрывающихся под камнями, вывёртывает их наизнанку и сушит на солнце.
Я купил у него одного большого осьминога и потратил час, отбивая его об песок, чтобы очистить кожу и сделать мясо мягче. Во время отлива появлялось множество гигантских моллюсков и удивительные соломенные кораллы, тонкие жёлтые трубки, растущие вертикально из морского дна, иногда пяти шести футов в длину. Всё место в целом вызывало приятное умиротворение и, в то же время, оставалось загадкой. Я был уверен, что если вернусь сюда, оно останется в точности таким же, не важно сколько времени пройдёт.
Люди на Керимба дружелюбные, спокойные и очень обходительные, правильная смесь уважительности и любопытства. Именно здесь я увидел, что по настоящему означает бедность. Бедность, это когда пытаешься выменять у рыбака его улов и он не хочет денег, сигарет или одежду, он хочет чашку риса. Поплавки, смытые с иностранных траулеров, выброшенные на берег, здесь используют для хранения воды, старые автомобильные покрышки разрезаются на тонкие полоски и используются вместо верёвок при строительстве хижин. За восемь банок тушёнки можно купить АК-47 и полный ящик патронов к нему. К счастью никто ими больше не пользуется.
Следующий остров — прославленный Ибо. Сначала он был резиденцией независимого султана, потом там была большая португальская торговая фактория, сегодня он снова зарастает джунглями, порт обмелел и там нечем торговать. Растительность отвоёвывает свою территорию, молодые деревца прорастают прямо посреди булыжной мостовой, инжирные деревья заполняют пустующие дома, поддерживая осыпающиеся каменные стены. Люди двигают куски ржавой гофрированной кровли по крыше, пытаясь закрыть хоть несколько комнат от дождя. В других комнатах, где обвалился потолок, они сажают кукурузу, тыкву и маниок. За пятнадцать лет гражданской войны выросло целое поколение людей, не видевших еды продающейся в магазине, которые не знают, что такое электричество и регулярный транспорт.
Пальма — центр округа. Чистый городок, десять тысяч жителей, в основном рыбаки и нет ни одной лодки с мотором. Там нет магазинов продающих еду, на рынке можно купить кассаву, кокосы, соль, кофе и хлеб, если прийти вовремя. Однако там нет нехватки в чиновниках. Одно из самых смешных бюрократических происшествий случилось со мной на этом берегу. В Пальме есть капитан порта, не смотря на то, что мелкий залив осушается во время отлива на несколько миль и нет никакого порта. Служба иммиграции находится в старых бараках под манговым деревом. У таможни нет своего офиса о она свободно перемещается по всей набережной. У них у всех было лишь одно общее, они хотели денег.
Сколько денег, вопрос обсуждаемый, то есть речь идёт о взятке. От того, как вы решите данный вопрос, зависит как вы будете чувствовать себя в Африке в целом. Дискутировать о законности взятки, всё равно, что спорить о том, по какой стороне дороги правильно ехать: либо ты следуешь местным правилам, либо никуда не едешь. Взятка, неотъемлемая часть африканской жизни и не дискутируется, дискутируется лишь сумма. Взяточничество, это тонкое искусство с фиксированными правилами. Банкноты брошенные на стол без всякого обсуждения воспринимаются как оскорбление, как плевок в лицо. Это может привести вас за решётку за попытку подкупа честного чиновника, который в противном случае готов был рассмотреть возможность «специального разрешения» в вашем случае. К вопросу нужно подходить незаметно. Необходимо нащупать общую почву, общие интересы, достичь безусловного взаимопонимания, прежде чем спрашивать об альтернативном решении или специальном разрешении.
На Занзибаре мне пришлось раз столкнуться с ревностным санитарным инспектором. Он требовал у меня сертификат о прививке от жёлтой лихорадки. У меня его не было, я сказал, что потерял. По правилам я должен был сделать прививку за двадцать долларов, для этого нужно было идти в больницу. Но это означало, двадцать долларов для больницы и ничего для инспектора. Он привёл меня в маленькую комнатку в главном офисе и взял за руку. Мы сели на пустую армейскую койку и он рассказал мне всё про свою молодую жену и детей, о трудностях провинциальной жизни, о своих устремлениях. Потом он сказал, что это опасно, делать ещё одну прививку от жёлтой лихорадки, пока прежняя ещё активна (она действительна десять лет). Это был подходящий момент спросить, сколько будет стоить позабыть всю эту историю с жёлтой лихорадкой. - О.. Ну это сколько вам будет не жалко. Я предложил ему доллар. Тут его поведение сразу изменилось. Сентиментальность испарилась, молодой обременённый отец семейства превратился в тёртого уличного торговца. Мы торговались, спорили, умоляли, шутили, пока не пришли к компромиссу. За три доллара наличными я получил специальное устное разрешение и штамп в судовой роли, позволяющий въезд в страну. Это заняло час времени и было увлекательно.
Всё это время через открытую дверь я наблюдал за офисной рутиной. Мы находились в офисе капитана порта и я знал, что придётся идти ещё и к нему. В обеденный час, когда остался лишь один младший клерк, я подошёл к нему. Читая через плечо свод правил в его книжке, я сумел убедить его, что Кехаар это не является яхтой, круизной лодкой (они платят приличные пошлины) а относится к традиционным судам, которые освобождены от пошлин.
Я ясно дал понять, что он не может быть развлекательным судном без мотора, без радио и без холодильника. Я заплатил один доллар и оставил молодого клерка в полной растерянности.
Самый опасный момент в даче взятки, это когда делаешь начальное предложение. Это должен быть наивный вопрос, тонко завуалированный. В Пальме иммиграционный офицер шлёпнул въездной штамп мне в паспорт. - На какой срок? - спросил я. - На срок вашего пребывания. Семь долларов, пожалуйста. Всё что у меня оставалось из твёрдой валюты, пятидолларовая банкнота, и я не желал с ней расставаться. Но у меня была стопка шиллингов из Танзании, которые не конвертируются. Танзания находится сразу за рекой. Я начал шарить по карманам, будто бы в поисках семи долларов. Пачку танзанийских банкнот положил на стол, чтобы её было видно. Вот дела. У меня нет с собой долларов. Может быть вас заинтересуют танзанийские шиллинги, мы ведь тут совсем рядом с границей? Офицер щёлкнул языком: - Возможно. По какому курсу? Я понял, мы договоримся. Как только предложение принято, нужно торговаться. Нельзя быть мягкотелым, торгуйтесь как уличный лоточник, с этого момента, это только бизнес. Мы ругались, спорили, смеялись, но с самого начала знали, что сойдёмся где то посередине, и мы договорились. Я получил свою визу, он свои шиллинги, которые мне были не нужны, и я сохранил свою пятёрку.
Моя самая любимая пограничная история произошла в Мтвара, и в ней вовсе и не замешана взятка. Я уходил из Танзании и остановился в там, чтобы пополнить припасы. Мтвара большой город, но там невозможно найти продукты, свежие или нет -