Приехавших впервые поражает большое количество новых, дорогих немецких автомобилей. Потом вы узнаете, что БМВ, Мерседес, Фольксваген и Опель открыли свои фабрики в Южной Африке. При таком изобилии вы ожидаете что попали в общество потребления, где выбрасываются тонны вещей, которые проворный мусорщик, вроде меня, может использовать. Но нет. Всё что выбрасывается богатыми, незамедлительно подбирается и пускается в дело бедными чёрными. Только еда остаётся дешёвой и в достатке, также как алкоголь и трава, называемая здесь «dagga».
Старые времена, когда Дурбан был популярен у яхтсменов местом для пополнения судовой кассы — давно прошли. Чтобы найти работу в новой Южной Африке, вам нужно быть правильного цвета. Белый, среднего возраста, не имеет никаких шансов. При отсутствии системы пособий по безработице люди крепко держатся за свою работу. Они живут тяжёлой жизнью, всегда на грани. Когда гуляют, гуляют вовсю. Дикая команда спортивного рыболовного катера, только вернувшаяся после шести месяцев лишений в мозамбикских водах, взяла меня с собой в загул. Чудили они по южно-африкански, на грани фола. Один из новых законов Манделы говорит, что пьяных в общественных местах нужно не арестовывать,а сопровождать домой. В два часа ночи ночной клуб закрылся и парни с лодки не могли найти транспорт до дома. Они вышли на середину дороги, остановили первую попавшуюся полицейскую машину и начали доставать копов, достаточно назойливо, чтобы сойти за пьяных и нарушающих порядок, но не настолько, чтобы быть арестованными за нападение на офицера. Их было четверо, здоровые как лоси, слишком крепкие, чтобы полиция могла применить к ним силу. Они жили на лодке и полиция покорно доставляла их каждое утро после пьянки в Пойнт Яхт Клуб совершенно бесплатно.
Спустя восемь месяцев после того как Мандела стал первым чёрным президентом и апартеид был отменён, расы в Дурбане по прежнему остались разделёнными, за исключением ситуации господин-слуга или коллеги по работе. Смешанных пар нет, только не в Дурбане. Единственная социальная группа, в которой не имеют значения расовые отличия, это бродяги. Дурбанские бомжи, братья по бутылке, приняли меня как своего. Они подсказали, в каком парке можно найти деревья со съедобными фруктами и принесли, найденные в мусорных контейнерах за яхт клубом, куски верёвок, кранцы, мочки и другие дельные вещи, выброшенные богатыми яхтсменами.
Социальное неравенство и расовая ненависть написаны у людей на лицах, суровое выражение сквозит даже в редких улыбках. Люди постоянно на грани, готовые сорваться, броситься в драку в ответ на малейшую провокацию. Никаких следов толерантности и расслабленного сосуществования, даже дома, в семье. Насилие пропитывает всю жизнь. И худшее насилие творят чёрные против чёрных, и не только коса Нельсона Манделы против зулу Мангосуту Бутелези. Ситуация сложная, здесь одиннадцать крупных племён и разделяющие их линии не очень чёткие. Причины скорее экономические, чем политические. Чёрные молодёжные банды всеядны. Днём они курочат парковочные автоматы из за мелочи, ночью грабят одиноких прохожих, пьяных и бродяг. Ограбления, стрельба, вооружённые нападения, никого не удивляют, здесь это обычные повседневные происшествия. Угон шикарных автомобилей среди бела дня, сравнительно новый трюк. При всех антиугонных устройствах, установленных на каждом дорогом автомобиле, гораздо проще подождать, когда он остановится на красный свет на перекрёстке, направить на водителя ствол и отобрать его.
Хотя в целом люди дружелюбные и очень гостеприимные, как чёрные, так и белые, сразу, как только выяснят, что вы белый не из Южной Африки.
Мужское слово или обещание здесь ничего не значат, просто пустые слова и напрасно потерянное время. Вас могут пригласить куда-нибудь или попросить сделать какую-нибудь работу, назначить дату встречи и не появиться, а встретившись с вами в следующий раз, даже не упомянуть об этом. Все их разговоры, это просто сотрясение воздуха, а если напомнить им о их словах, они запираются в своей раковине. Терри был типичным представителем — врач англичанин с успешной практикой и двумя килограммами золота нанизанными на конечности. В отличии от большинства своих соотечественников, он свободно говорил на многих языках. Его скромная яхта была перманентно припаркована через дорожку от моей. При каждой нашей встрече Терри жаловался на Дурбанских яхтсменов, на то, что они только говорят, говорят, говорят и ничего из этого не выходит. Я спросил, чего именно он хочет. Терри хотел инвестировать деньги в какой то полулегальный проект застройки береговой линии, о котором он слышал, но никто не хотел брать его в долю и бла, бла, бла... Одажды, отойдя с ним в сторону, я изложил ему два имеющиеся у меня предложения по торговле с Мадагаскаром, абсолютно легальные в Южной Африке. - Не заинтересует? Он ничего не ответил и молча удалился. Какое то время я его не видел, а при следующей нашей встрече он не упомянул ни о моих предложениях, ни о болтливых дурбанских яхтсменах.
Три самых больших города Южной Африки различаются по структуре населения. Йоганесбург - чёрный, Кейптаун - белый и цветной (смешанные расы), Дурбан - индийский, как индуистский, так и мусульманский. В Дурбане больше миллиона жителей, километры великолепных пляжей, огромный естественный залив, в котором построен крупнейший в Африке порт и приятный средиземноморский климат. История никак не отразилась в зданиях Дурбана. Первая линия застройки вдоль моря здесь не отдана под офисные здания, там возвышаются 35 этажные жилые корпуса с квартирами: от пентхаузов, на верхних этажах, до однокомнатной мышиной норы, с балконом и захватывающими дух видами.
Системы безопасности следят за вами повсюду. В каждом магазине, жилом доме, офисном здании, в банке у дверей обязательно вооружённый охранник, обычно молодой чернокожий. Самый убогий на вид охранник, которого я видел, был пожилой шотландец у входа в магазин одежды в городе, самый крутой — старый наёмник, которого мне посчастливилось встретить во плоти — худощавый, жилистый, равнодушный и абсолютно бдительный, небольшие усы и белая кожа, с тем нездоровым оттенком, который появляется от долгого пребывания под тропическим солнцем, вооружён до зубов, настоящий киллер. На следующий день этот человек, по дороге на работу, зашёл на пирс, посмотреть на яхты. Расслабленный и почти улыбающийся, он сидел на лавке в своей униформе с бейджем. Я подошёл, просто удостовериться, что помню то лицо. Он улыбнулся: - Мы крутые ребята — имея ввиду охранников. Да, они крутые, и в них стреляют довольно часто.
Южная Африка одна из немногих стран, где к пришедшим из за океана яхтсменам до сих пор относятся не как к туристам, как к морякам. Прибывшему на яхте даётся разрешение на пребывание на нелимитированный срок. Пока ваша лодка стоит в порту, вы можете находиться здесь. Некоторые стоят здесь годами. Для плавания вдоль побережья требуется прохождение всех формальностей как для выхода из страны, если же вы хотите пересечь сухопутную границу, то должны списаться с судна и получить туристический штамп. Мне самому пришлось через несколько дней искать иммиграционную службу, хотя я и был пришвартован у места N1 международного причала, напротив Пойнт Яхт Клуба, прямо в городе. В Дурбанском порту нет мест для якорной стоянки, поэтому приходится швартоваться с комфортом.
Большинство марин с понтонами для швартовки, полные роскошных пластиковых мыльниц, запрещают заход в них под парусами, бормоча что-то о страховом покрытии. Туда можно заходить только под мотором. Во время коротких остановок я игнорирую это правило, но в Дурбане я собирался стоять долго, поэтому подчинился. Дойдя под парусом до первых причалов, встал на якорь на небольшой глубине с илистым дном. Трюк заключался в том, чтобы встать так, чтобы не перегораживать подход к понтонам, но встать достаточно некомфортно близко к нему. Минут через двадцать кто-нибудь подойдёт попросить вас отсюда. Примерно через это время подошёл один из буксиров капитана порта и шкипер обматерил меня. Я спокойно его выслушал и с улыбкой сообщил, что мотора у меня нет и я не могу зайти в марину. Он смутился, торопливо извинился и ушёл, разговаривая по радио со своим боссом. Потом вернулся, сделал круг вокруг Кехаара и снова ушёл, по прежнему переговариваясь по радио, похоже не решил, что предпринять. Когда буксир подошёл в третий раз, я махнул ему и предложил отбуксировать меня в яхт клуб последние двести ярдов. - Я не попорчу вашу яхту? Я рассмеялся, показывая на ржавеющую палубу, и бросил ему конец, мы пришвартовались бортами. Виртуозно маневрируя, он прошёл перед самой верандой яхт клуба. Потом мне рассказывали, как элита клуба, сидя в своём ресторане «Махагони риф», потягивая мартини, с удивлением смотрели, как огромный океанский буксир вторгся в их владения.
В Пойнт Яхт Клубе так заведено, что когда приходит какая-нибудь необычная или примечательная яхта, они звонят своим приятелям из масс медиа и приглашают репортёров из газет, радио и телевидения. Не раз многомиллионные яхты из Кейптауна, убегающие от банковских платежей, вынужденно заходили в Дурбан для короткой остановки, чтобы переждать непогоду. После появления в утренних газетах их пребывание здесь значительно затягивалось стараниями заинтересованных сторон. Кехаар был признан достаточно вызывающим чтобы привлечь такое внимание и результат был похожий. Набежало множество репортёров и фотографов, которые пили мой кофе, донимали расспросами, выведывая истории. Они ничего мне не платили, но обещали сделать фото, но ни один из них так ничего и не передал, даже после выхода статей в печати. Когда прибыли люди с телевидения, я вежливо попросил их, не люблю зомбоящик.
У всей этой рекламы были многочисленные последствия. Самым раздражающим было внимание, которое стало проявлять ко мне министерство транспорта. Южная Африка вся связана правилами и предписаниями поистине африканской сложности и Кехаар им не соответствовал. Сделав запрос в Австралию, они обнаружили неточности в регистрационных документах. Регистрация прогулочных судов в Австралии сильно различается от штата к штату. В Новом Южном Уэльсе и Квинсленде это обязательная и дорогостоящая процедура, в Тасмании же для лодок без двигателя она не требуется. На северных территориях (Дарвин), регистрация прогулочных судов вообще не существует, хороший мотив заявить, что ваша лодка из Дарвина. Для плавания за границу нужны соответствующие документы на лодку. В Австралии процесс их получения сложный и дорогой, так как не делается никакого различия между «Кехаар» и «Куин Мэри» - судно есть судно. Необходимо предоставить документы о каждом из владельцев и строителей, начиная с того, кто заложил киль. Пошлины придётся платить такие же, как за сухогруз. Если судно пробудет за границей более пяти лет, по возвращении придётся заплатить полную импортную пошлину. Такие вот сложности, с другой стороны, шкиперу не требуется никаких сертификатов. Нет никаких бесполезных курсов, экзаменов, документов, ничего. Если вы хотите выйти в море, просто идите.