Первая же зима в Японии, хоть и говорили, что она была мягкая, извела остатки тропических насекомых вместе с гекконами, они все вымерзли. Но стоило мне снова спуститься в тропики, паразиты снова объявились. Насекомых победить невозможно. Пусть у нас есть интеллект, но они берут количеством и опытом. Они появились раньше, чем земля, по которой мы ходим, они выжили и заслуживают уважения.
Насекомые, единственные существа которые когда либо смогли вынудить меня покинуть лодку. Плавая в архипелаге Керимбас, на севере Мозамбика, я встал на якорь у небольшого островка, чтобы дождаться полуденного бриза. Сидел на корме, разделывал на филе рыбу, только что выменянную у рыбаков, когда услышал сильное жужжание. Рыбаки на своих долблёнках, которые всё ещё были рядом, вдруг начали кричать: - Ниуки, ниуки! - и рванули к берегу так, словно участвовали в гребной гонке Кембридж-Оксфорд. - Ниуки? На суахили это означает «пчёлы». - Пчёлы? - Да. Это были пчёлы. Большой рой диких пчёл пытался поселиться на Кехааре. Они выбрали широкую складку паруса у оконечности латы.
Я закончил с рыбой, поджарил её на гриле, поел и задумался над ситуацией. Пчелиный рой увеличился до размеров футбольного мяча. Много лет назад я держал пасеку и знал, что пока я их не трогаю, они мне ничего не сделают, а когда решил что-то сделать, действовать надо решительно. У меня не было ничего, чтобы окурить их дымом и я не хотел прожечь дыру в парусе. Я не мог смахнуть рой в коробку, так как подозревал что матка засела где-то глубоко в складках паруса. Но у меня было много воды и я выбрал оборону с её помощью, вылил на рой несколько вёдер, стараясь смыть матку. Потом приподнял край паруса из лэйзи-джека и снова окатил их морской водой. Пчёлам это не понравилось и они разозлились. Стараясь двигаться медленно и не прихлопывать инстинктивно жужжащих пчёл, я удалился вниз и под каждым люком зажёг противомоскитную спираль. Но их этим не проведёшь, они последовали за мной внутрь, теперь уже по-настоящему разозлённые. Вместо компактного роя на парусе теперь над лодкой висело облако из возбуждённых пчёл. Они путались у меня в бороде и в волосах, я начал отбиваться от них, сразу последовали первые укусы.
Потребовалось тактическое отступление, я бросился к люку и выпрыгнул за борт. Пчёлы жужжали повсюду, разыскивая свою потерявшуюся королеву. Барахтаясь в воде вокруг Кехаара я отметил дефект в моём плане отступления, на мне ничего не было. Дождавшись затишья пчелиной активности я быстро вскарабкался на борт, схватил валяющиеся на палубе шорты и снова нырнул в спасительную воду. Ничего нельзя было сделать, только ждать и надеяться, что я всё же смыл матку. Моя долблёнка лежала на палубе покрытой пчёлами, я отправился к острову вплавь. Сидя в тени казуарина, сбежав с собственной лодки, я размышлял о превосходстве насекомых. Они конечно бессловесные и безмозглые существа, но никто другой с лодки меня ещё не выгонял.
У этой истории был счастливый конец. К тому времени, когда подул послеполуденный бриз, лишь редкие заблудившиеся насекомые ползали по палубе. Я смог спокойно выбрать якорь и продолжить плавание вдоль побережья.
Архипелаг Керимбас, это цепь коралловых островов, протянувшаяся на сто двадцать миль от реки Рувума, на границе Танзании, до города Пемба (бывший Порт Амелия). Вся эта зона навевает необычное чувство меланхолии. В разные времена здесь жило приличное количество людей. Разбросанные среди развалин арабских городов дома, португальские форты, разрушенные спальные бараки эры коммунизма, заброшенные молодые кокосовые посадки и мангровые хижины. За исключением острова Вамизи, на нём вряд ли кто-нибудь сейчас живёт. С началом сезона дождей даже временные рыбацкие лагеря опустели. На островах очень мало грунтовых вод, люди периодически приходят, процветают некоторое время и снова исчезают.
По структуре поселений и по тому, что они оставили после себя, можно сказать, кто они были. Каждая из морских наций принесла собственный, отличный от других, стиль колонизации. Французы находили натуральный порт и начинали строить прямо на берегу. Когда они уходили, после них оставались багет и круасаны, как например на Мадагаскаре. Англичане искали натуральный порт с судоходной рекой, поднимались шесть миль по реке и закладывали город. Все главные австралийские города таковы. Главным их наследием является английский язык. Арабы, двигаясь вдоль побережья Африки, находили остров недалеко от материка и строили на нём крепость и город. Читая туристические путеводители можно подумать, что их таких всего три: Ламу, Занзибар и Момбаса. На самом деле целая цепь городов соответствует этой схеме: Патэ, Феза и Ламу в Кении, Момбаса, Занзибар и Килва на центральном побережье, Вамизи, Ибо и Мозамбик на юге и коморское ответвление — Анжуан и Морони. После арабов осталась арабская кровь и, вместе с ней Ислам и кофе.
Наименее заметное материальное наследие в Африке оставили португальцы. Подчас это только их репутация как подлых негодяев, в своих завоеваниях они использовали очень коварные методы. Они хотели захватить процветающий город Килва, где тогда находился арабский университет и великолепный двор. Султан Килвы отказался сдаваться, осада ничего не дала. Тогда португальцы заключили союз с Зимба, племенем кочевников каннибалов с озера Малави, и те пришли в Килва. Всё закончилось тем, что султан был зажарен на вертеле, а город так никогда и не оправился после разорения. Португальцы заполучили руины во славу Всевышнего в 1587 году.
Двумя годами позже объединённые силы Зимба и португальцев взяли Момбасу. Защитники, под предводительством турецкого капера Амир Али Бея, были разгромлены и зажарены на углях. Завоеватели направились в Малинди. Хорошо откормленные каннибалы стали слишком сильны и испуганные португальцы их предали. Они объединились с местным племенем Сегежу и разбили Зимба. После победы они отступили в Момбасу и построили там форт Иисус, всё в благородном стремлении принести Христианство африканским дикарям.
Керимба остались мусульманскими даже при правлении португальцев. Небольшая территория вдоль побережья говорит на суахили, это тоже осталось от арабов. Через несколько миль вглубь материка начинается настоящий Вавилон разных языков и диалектов, племенного подданства и ревности, это характерно для Мозамбика.
Посёлок Керимба, яркий пример методичного исламского разделения. Я привык к мадагаскарским деревням, где царит полная коммунальная анархия. Маленькие хижины без окон, разных размеров, разбросаны без плана и какого либо порядка, плотной кучкой, каждое здание обращено в другом направлении. Тесное пространство между ними является общим. Нет оград и нет никакой приватности. Керимба от Мадагаскара отделяет всего лишь узкая полоса моря, но там совсем иная картина. Прямоугольные дома мазанки, с окнами и крытыми пальмовыми листьями крышами, широкие дворы обнесены высокими заборами. Дома каждой семьи расположены рядом и объединены большим огороженным двором, неправильной формы. Широкое незанятое пространство отделяет их от другой семьи. Большие пространства и чувство неприкосновенной приватности, это то, что замечаешь в первую очередь.
На Керимба есть странные и прекрасные места, и у каждого острова свой характер. На Вамизи есть древний арабский колодец, облицованный камнем, и большой посёлок, занимающий западную часть острова. На Тамбузи фантастические коралловые сады, в отлив практически достигающие поверхности воды. Там встречаются такие диковинные существа что я даже не имею представления, что это может быть. Керо Ниуни — маленький бугорок, выступающий из заиленного Вадузу рифа, площадью двадцать пять квадратных миль. Там мне предложили работу супервизора на строительстве каменного дома для семьи из Южной Африки, но у меня тогда не было настроения работать на кого-либо.
Самое странное место, остров Кифуки, узкая плоская полоса, длиной около трёх миль. Он похож на затерянную во времени территорию оставленную таинственными визитёрами. Там почти нет пляжей, большая часть береговой линии, коралловый утёс изъеденный морем. Остатки очень старых каменных построек разбросаны вдоль северного берега, рядом с квадратным подземным хранилищем для воды. Семь или десять лет назад была предпринята ещё одна попытка заселить остров. Поселенцы расчистили полосу леса, скосили траву, высадили ряды кокосовых пальм. Вглубь суши от этого паркового пояса начинаются плотные джунгли из корявых деревьев с непроходимым подлеском. Люди расчистили участки под посадки, построили несколько хижин и снова оставили всё это. Остров снова зарастает джунглями, по берегу бегают раки отшельники размером с кулак, большие серые обезьяны спускаются с деревьев, глянуть на вас. Здесь нет никого, кто бы щипал траву, и она растёт по колено. На восточной оконечности Кифуки, на открытой скальной площадке под баобабами, я нашёл недавний рыбацкий лагерь. Укрытия представляли собой просто норы, вырезанные в густом подлеске. Там бродил одинокий старик рыбак, худой, беззубый, в драных шортах и грязном тюрбане. Говорил на ужасном диалекте суахили. Он сказал, что на острове нет воды и никто здесь не живёт. Он остался один, когда начались дожди. Лодки, чтобы ловить рыбу, у него нет, во время отлива он бродит по рифу с заострённой палкой, гарпуня осьминогов скрывающихся под камнями, вывёртывает их наизнанку и сушит на солнце.
Я купил у него одного большого осьминога и потратил час, отбивая его об песок, чтобы очистить кожу и сделать мясо мягче. Во время отлива появлялось множество гигантских моллюсков и удивительные соломенные кораллы, тонкие жёлтые трубки, растущие вертикально из морского дна, иногда пяти шести футов в длину. Всё место в целом вызывало приятное умиротворение и, в то же время, оставалось загадкой. Я был уверен, что если вернусь сюда, оно останется в точности таким же, не важно сколько времени пройдёт.
Люди на Керимба дружелюбные, спокойные и очень обходительные, правильная смесь уважительности и любопытства. Именно здесь я увидел, что по настоящему означает бедность. Бедность, это когда пытаешься выменять у рыбака его улов и он не хочет денег, сигарет или одежду, он хочет чашку риса. Поплавки, смытые с иностранных траулеров, выброшенные на берег, здесь используют для хранения воды, старые автомобильные покрышки разр