Суббота утро — сильный ветер. При тридцати узлах я ещё зарифил парус, оставив лишь верхний треугольник, курс на восток, на острова Батанес. Небо полностью затянуто тучами, дождь и шквалы, никакого шанса определиться с помощью секстанта.
Вторая половина дня. Сорок узлов. Идти на восток, значит пробиваться против ветра, но мне нужно пространство с подветренной стороны. Мы должны уже быть недалеко от островов. Через дымку и шквалы я едва видел на расстоянии одной мили. Ненавижу оказываться в таких условиях между островами, когда нет возможности идти по ветру. Куросио несёт воду со скоростью два узла против ветра, беспорядочное волнение, меня укачивает. Я свернулся на банке, очень плохо, тоска, одиночество, отупление. Зыбь постоянно растёт, волны, высотой четыре-пять метров, идут со всех направлений.
Три часа дня — начался сильный ливень. Ветер по прежнему восточный, не меняется. При нормальной депрессии он давно бы уже сменился на западный. Что бы это ни было, мы пробиваемся против него, и это что то серьёзное и угрожающее.
Четыре часа дня. Ветер немного отошёл, держась по прежнему более сорока узлов. Видимость нулевая. Собрал аварийный контейнер на случай покидания судна, я делал это всего лишь третий раз в жизни и всегда в похожей ситуации, попав в сильный шторм у подветренного берега. В море стальной корпус может пережить что угодно, меня беспокоил берег, куда нас могло выбросить, ночью я шёл вслепую. У меня не было никакого альтернативного плавсредства, кроме самой лодки, поэтому я покинул бы её только в случае, если мы налетим на береговые скалы.
В герметичный пластиковый бочонок я уложил личные документы, деньги, этот манускрипт, две любимых книги, Nathalis Thesaurus, и маленькую коробку с личными ценностями. Ещё несколько шоколадок.
Настоящего страха не было, была злость, не понятно на что.
7:30 вечера. Вскоре после наступления темноты ветер изменил направление и резко ослаб до 25...30 узлов. Дождь прекратился, по правому борту появился огонь маяка. Насколько я знаю, во всём проливе Лусон есть только один маяк, на самом северном из островов Батанес. Это означает, что мы находимся на шестьдесят миль севернее, чем я предполагал. Физически это возможно, это работа Куросио. Я вздохнул с облегчением, по крайней мере мы ушли от суши.
10:00 вечера. Порвался топенант, державший свободные складки паруса, когда он зарифлен. Старая верёвка не выдержала и парус посыпался в океан. Сражаясь с парусиной, бьющейся на сильном ветру, отбиваясь от рей, я пытался поднять парус на палубу. Со второй попытки мне удалось затащить всё на борт и связать попавшимися под руку верёвками. Ветер сменился на юго-западный, нормальные 25...30 узлов. В кромешной мгле мы летели вперёд под очень маленьким кусочком паруса. Верхняя часть порвавшегося топенанта запуталась на рее и я не мог опустить её ниже, но я был уверен, что это и не понадобится. Завтра, при свете дня, я во всём разберусь.
11:10 вечера. Южный ветер ударил с такой дьявольской силой, что у меня прошла морская болезнь. - Черт! Приятель! Это не какая то там разновидность шторма, это самый настоящий тайфун! Невероятная сила ветра. Я видел шторма, но этот был совершенно из другой категории. Его визг пробирал до костей, я никогда раньше не слышал подобного звука.
Полночь. Дрейф с растравленными шкотами, парусина бешено бьётся на ветру. Если бы я мог, то убрал бы парус полностью, но запутался такелаж. Дождь, сплошная стена воды, летящая горизонтально, каждая капля, как дротик дартс, кажется пробивает кожу. Тонны воды обрушиваются на тебя, когда высовываешься из люка, посмотреть, нет ли поблизости других судов. Беспорядочные поперечные волны часто обрушиваются на лодку. Стальной корпус усиливает внешние звуки. Сначала бьющие в палубу гребни звучали угрожающе страшно, но это случалось так часто, что превратилось в монотонный фон. Насколько велики были волны я не знаю. Они были большие. Ужасно большие. Каждый раз, когда я высовывался наружу, внутрь заливалось всё больше воды.
00:45 Задраил главный люк, он пропускает слишком много воды. Мы сейчас посреди судоходной линии в Японию. Я молился, чтобы здесь не оказалось другого судна, настолько ненормального, чтобы оказаться в море посреди тайфуна.
01:30 Начал рваться парус. Завязки, крепившие его к рее рвались одна за одной, парусина на ветру истрёпывалась в клочья. Я выбрался на палубу с ножом, цепляясь за центральный поручень, совершенно ничего не видя из за ливня, обрезал оставшиеся верёвки, чтобы спасти парус. Прижал его к палубе и привязал, чтобы не унесло в море. Рея, запутавшаяся в такелаже, дико металась над головой. На палубе я работал голым, никакая штормовая одежда не сможет защитить от такого количества воды. И я даже не думал о страховочном тросе. Болтанка была настолько жестокой, что я был счастлив, что пятнадцать минут спустя сумел забраться обратно внутрь. Сделал поворот через фордевинд под голым рангоутом, направляя лодку в сторону от Тайваня и от судоходной линии.
01:45 Крен 90 градусов. Нас положило на борт. Огромная волна подхватила Кехаар и грубо бросила шесть тонн стали в воду. Мачта встала горизонтально, на момент коснувшись воды. Я, вместе со всем содержимым лодки, перелетел через всю каюту. Ударившись, сломал что-то из деревянных деталей и заработал большой чёрный синяк на колене. Лодка встала сама.
Приподнял люк на несколько дюймов: мачта стояла на месте, парус привязан к палубе. Я привязал румпель, так чтобы мы шли по ветру и задраил люк. Даже под голым рангоутом мы шли довольно быстро. Волн больше не было слышно, всё заглушал ливень.
Кехаар пережил нокдаун без структурных поломок, но внутри...! Вы не можете себе представить, в какую плавающую помойку превратился Кехаар после того, как лёг мачтой на воду! Все его содержимое оказалось на левом борту. Все кастрюли, сковородки, банки с болтами и гайками, все запчасти и продукты, всё вывалилось наружу. Видимо мы легли больше чем на девяносто градусов, так как многие вещи улетели вверх. Стекло, разбившееся о металлический корпус, разлитый ацетон и растительное масло, специи, гвозди, рассыпанные по всей каюте. Закрывающие трюм слани поднялись и высыпались все припасы, даже двести метров якорной цепи, весом в пол тонны, были разбросаны повсюду. Слетела крышка с ящика с картами, они рассыпались, и мокли теперь вместе с остальным мессивом. Двухфунтовая стеклянная банка с солью пролетела через всю каюту и врезалась в CD плеер. Каким то чудом, ни она ни плеер не пострадали.
Я забрался на мокрую банку. Всё, что было сложено под банкой, тоже повылетало, матрас мокрым комком лежал в углу. Я постелил его и улёгся свернувшись сверху. Сна не было, я стал размышлять: корпус цел, мачта стоит, кости тоже целы. Этот ад не может длиться вечно. Ветер поменялся на южный, значит мы уже миновали центр тайфуна. Он должен стихнуть, нужно дождаться утра.
Воскресенье. 4:30 утра. Предрассветные сумерки. Тело болит после падений. Кое как дополз до люка, пописать и оглядеться вокруг. Мои самые большие опасения рассеялись, никаких признаков земли, судов тоже нет. Ветер стих до 10...15 узлов. Сильный ливень, но монструозная зыбь начала успокаиваться. Назад на банку. Сна по прежнему нет.
6:00 утра. Сначала самое главное — нужно привести в порядок шкипера. Колено болит адски, остальное тело просто уставшее и мокрое, со случайными порезами и ссадинами. Пробравшись между битыми стеклянными банками, я раскочегарил керосиновую горелку. - Благослови Бог шведскую инженерную мысль, даже нокдаун не вывел «Примус» из строя. Горячий суп с лапшой и сушёными водорослями, первая еда за два дня. Нашёл только ложку. Никогда не пробовали есть китайскую лапшу ложкой?
Одна стеклянная банка врезалась в картинку с изображением Гандальфа. Гандальф устоял, банка разбилась, усыпав сиденье и штурманский стол осколками и мелкими ржавыми гвоздями, которые в ней хранились. Я расчистил небольшое пространство на полу и ел там, сидя на горке ржавой якорной цепи.
Теперь следующее — привести лодку в движение. Выбрался на палубу, волоча за собой больную ногу. Я не мог её согнуть, но мог на ней стоять. На палубе всё переместилось на левый борт или за борт. Сдутый «Зодиак» и два кранца из покрышек болтались в воде. Деревянные козлы для крепления паруса с реями на стоянке в порту, те и вовсе исчезли. Якорная цепь выпала за борт и висела в воде. Я медленно поднял всё снаряжение на палубу, закрепил и стал думать, как разобраться с такелажем. Ползая по корме я наконец заметил: - «Джереми», мой ветрорулевой, ещё из Австралии - он пропал. Мой неустанный рулевой! Всю верхнюю часть оторвало и унесло. Мой доблестный член экипажа кормит рыб. Покойся в мире, приятель. Спасибо за всё.
10 часов утра. Идём. Поставил всё, что смог. Заменил порванные верёвки, все, кроме истёртого фала. Запасная верёвка у меня была, но, чтобы заменить её, нужно было лезть на топ мачты. Я не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы карабкаться по столбу на этой дикой болтанке. Божьими молитвами, глядишь и этот дотянет до ближайшего порта.
Полдень. Пасмурно. Нет солнца, чтобы определиться. Но даже если бы оно и было, мало бы чем помогло. Сегодня солнце здесь стоит в зените, прямо над головой, и для полуденного определения бесполезно.
Я был совершенно изнурён, слаб как муха. Чувствовал себя как во время приступа малярии, которую подхватил в Палаване. Ни за что больше не буду принимать эти проклятые местные таблетки, от их побочных эффектов можно отойти в мир иной. Принял чистый хинин, который остался у меня ещё с Африки, рухнул на сырую постель, но заснуть не мог. Всё воняло плесенью. Сколько времени я так провалялся, не знаю.
Понедельник. Два часа ночи. Темно. Я пришёл в нормальное состояние. Почти... Звёздная ночь, сильный южный ветер. Рулю вручную, лодка сёрфит на больших волнах. Ни малейшего понятия, где мы находимся, но волна успокаивается, ветер держится свежий, идём быстро. Протянул аварийный фал, параллельно старому потёртому, на всякий случай.