— Прощай, — ответил Хэл и почувствовал острую боль, вызванную этим расставанием. «Я бы хотел, чтобы судьба была к нам добрее», — подумал он и ободряюще улыбнулся Гаю, стараясь выразить свою любовь и надежду; но почти сразу ему пришлось все внимание уделить трудной задаче возвращения на «Серафим».
Хотя мачты «Серафима» раскачивались, словно большой маятник, и подъем вверх был трудным и опасным, Том и Дориан наверху, на марсе, оставались в безопасности. Оттуда они смотрели на палубу «Йомена». «Серафим» проходил так близко, что можно было различить выражение лиц пассажиров и экипажа.
— Вон Гай! — Дориан сорвал шапку и помахал брату. — Эй, Гай! Наверху, Гай!
Гай поднял голову и посмотрел наверх. Руки его оставались за спиной, на лице не было улыбки.
— Почему он мне не ответил? — жалобно спросил Дориан. — Я его ничем не обидел.
— Не волнуйся, Дориан. Он ненавидит не тебя, а меня, — спокойно ответил Том, холодным взглядом отвечая на взгляд брата-близнеца.
За Гаем небольшой тесной компанией стояла семья Битти.
Несколько дней назад они вместе с Гаем переселились на «Йомен», собираясь плыть в Бомбей. Каролина стояла в нескольких шагах от остальной семьи, и Том разглядел ее повнимательнее. Она прекрасно смотрелась на фоне окружающих, ветер трепал ее юбки и ленты шляпы, одной рукой девушка придерживала шляпку, волосы на ветру плясали по щекам, глаза блестели, когда она смотрела на второй корабль.
— Каролина! — крикнул Том. — Здесь! Наверху!
В него вселился дьявол, и он кричал, чтобы разозлить близнеца, а не по какой-либо другой причине.
Каролина подняла глаза и увидела его высоко на марсе. Чуть приплясывая от возбуждения, она замахала свободной рукой.
— Том! — Ветер отнес ее голос, но острые глаза Тома прочли это слово по движениям ее губ. — Удачи!
Гай повернулся на ее голос и подошел. Он не коснулся ее, только вызывающе и воинственно посмотрел на брата.
«Серафим» распустил еще паруса, резко накренился и полетел по ветру. Фигуры на палубе «Йомена» уменьшились и вскоре исчезли из вида. Братья смотрели с марса на второй корабль, пока тот не стал точкой на далеком горизонте, почти скрытый темной горой и грядами мрачных темных туч.
— Теперь остались только мы с тобой, — печально сказал Дориан.
Том не ответил. Он не нашел, что сказать.
— Ты не забудешь свою клятву? — настойчиво спросил Дориан. — Ты никогда не оставишь меня?
— Не забуду, — сказал Том.
— Это была самая страшная клятва, — напомнил Дориан. — Крепче любой другой.
— Знаю, — ответил Том и повторил: — Я не забуду.
И потер маленький белый шрам на пальце.
Выйдя из Столового залива, «Серафим» двадцать три дня не видел ни суши, ни солнца. Корабль шел под потоками тропического ливня, такого густого, что казалось, океан занял место небес и падает на палубу. Дождь шел днем и ночью без перерыва. В таких условиях даже навигационные наблюдения Хэла стали отрывочными и бессодержательными, и он полагался только на маршрутную доску и математические расчеты.
— Обычно этот океан спокойный и солнечный, — заметил Аболи, глядя на низко нависшие темные тучи. — Морские дьяволы кувыркаются.
— Да, где-то на востоке большое волнение, — согласился Нед Тайлер. — Ветер вращает нас, как колесо, и все время меняет направление удара.
— Мы встречались с такими ветрами и раньше, — напомнил Большой Дэниел. — Они крутятся около нас, как волчок. Я слышал, на этих широтах и в это время года они не редкость. Но мы не в центре…
Он замолчал при виде гигантской волны, больше прочих: она с тяжким достоинством надвигалась на корабль и была так велика, что «Серафим» казался рядом с ней карликом; гребень волны вздымался выше формарса. Зияющая пропасть между этой волной и следующей была в лигу шириной.
Хэл оставил свое место у подветренного борта и быстро прошел к рулю.
— Поворот на два румба, — спокойно приказал он. — Навстречу волне!
Волна подняла их, и они на долгие мгновения зависли над пропастью.
Люди у руля затаили дыхание, потом одновременно выдохнули, когда «Серафим» вздернул нос.
— Мистер Фишер прав, — кивнул им Хэл. — Эта буря исходит из центра, который от нас отделяют сотни морских миль. Она проносится над всем океаном из конца в конец. Но, хвала Господу, мы не в ее центре. Там сила ветра, вероятно, способна сорвать грот-мачту, даже если на ней ни клочка парусов.
Снова заговорил Большой Дэниел:
— На одном из Маскаренских островов я видел, как такой дьявольский ветер с корнями вырвал пальму и на милю отнес ее в море. Она летела, как воздушный змей.
— Молитесь, чтоб выглянуло солнце, — Нед Тайлер посмотрел на низко нависшие тучи, — чтобы мы смогли по крайней мере определить свое положение.
— Я далеко отвернул корабль от суши. — Хэл посмотрел на нактоуз, потом на запад. — Мы должны быть не менее чем в двухстах милях от Африканского континента.
— Но Мадагаскар — один из самых больших островов в мире, он почти в десять раз больше Ирландии и лежит прямо поперек нашего маршрута, — негромко заметил Нед Тайлер, так чтобы не слышал рулевой. Незачем тревожить экипаж обсуждением опасностей навигации.
И тут с мачты послышался крик:
— Палуба! Что-то на плаву! Прямо по правому борту.
Офицеры всмотрелись вперед, и Хэл в рупор закричал:
— Мачта! На что это похоже?
— По высоте — на корабль или… — Впередсмотрящий замолк, потом возбужденно воскликнул: — Нет, это шлюпка, но почти затопленная. И в ней люди.
Хэл торопливо прошел на нос и перепрыгнул на бушприт.
— Да, клянусь Господом, — сказал он. — Судя по виду, потерпевшие крушение. Живые к тому же, я отсюда вижу, как один шевелится. Приготовиться к спуску шлюпки. Надо их подобрать.
Подвести «Серафим» к маленькой лодке в таком море, при таком ветре — задача трудная и опасная, но наконец Хэлу удалось спустить шлюпку и отправить Большого Дэниела с командой на выручку терпящим бедствие. В потрепанном суденышке было всего два человека. Саму шлюпку Дэниел оставил — ее проще было бросить, чем поднять на борт.
Двоих выживших подняли в боцманском кресле, потому что они были слишком слабы, чтобы подниматься по лестнице.
Доктор Рейнольдс осмотрел лежащих на палубе. Оба были в полусознании. Соль разъела кожу на их лицах. Глаза так опухли, что закрылись и почти не видели, языки посинели и распухли от жажды — они заполняли весь рот и торчали между зубами.
— Прежде всего им нужна вода, — сказал врач. — Потом я пущу им кровь.
Распухшие языки мешали спасенным пить, поэтому доктор Рейнольдс вставлял им в горло медную спринцовку и впрыскивал воду. Потом он густо смазал жиром их разъеденные солью губы, лица и руки. Все это произвело волшебное действие на младшего — через два часа он настолько оправился, что смог говорить. Однако старший не приходил в сознание, и, казалось, жизнь быстро покидала его. По приглашению доктора Рейнольдса Хэл прошел в угол оружейной палубы, где на соломенных тюфяках лежали спасенные. Он присел рядом и наблюдал, как врач пускает кровь младшему пациенту.
— Следовало бы выпустить еще пинту, — сказал Рейнольдс Хэлу, закончив, — но он быстро поправляется, а я всегда был сторонником консервативного лечения. Одной пинты хватит.
Он залепил рану комком смолы и перевязал чистой тряпкой.
— Старший гораздо хуже. У него я возьму две пинты.
И он занялся неподвижной фигурой второго пациента.
Хэл видел, что молодому человеку действительно лучше после лечения; наклонившись к нему, он спросил:
— Ты говоришь по-английски?
— Да, капитан. Говорю, — прошептал матрос. Невозможно было не узнать валлийский акцент.
— Как тебя зовут, парень, и с какого ты корабля?
— Таффи Эванс, прошу прощения, капитан. С корабля «Нил» «Джон Компани», да смилостивится над ним Господь.
Хэл неторопливо и осторожно расспрашивал и постепенно узнал всю историю. Опасаясь пиратов, «Нил» в конвое с двумя другими кораблями шел из Бомбея в Англию с грузом тканей и пряностей, когда попал в сильный шторм в ста лигах севернее Маскаренских островов. Под действием сильного ветра и гигантских волн «Нил» потерял остальные корабли конвоя и набрал много воды в трюм. На пятый день, во время второй полувахты, корабль снова попал в бурю. Отяжелев от воды в трюме, он перевернулся и затонул. Конец был таким быстрым, что лишь горстка людей сумела спастись в шлюпке, но у них не было ни воды, ни пищи, и большинство вскоре погибли. Спустя двенадцать дней в живых оставались лишь двое.
Пока спасенный рассказывал, доктор Рейнольдс выпустил второму пациенту две пинты крови и только послал помощника вылить кровь за борт, как огорченно воскликнул:
— Черт побери, бедняга умер! Я так надеялся его спасти. — И он занялся Таффи Эвансом. — Думаю, этого мы вытащим.
— Когда совсем поправишься, для тебя найдется место на корабле, с полной оплатой и долей призовых денег. — Хэл пригнулся под низкой палубой. — Запишешься в наш экипаж?
Таффи со слабой улыбкой коснулся лба.
— С радостью, капитан. Я обязан вам жизнью.
— Добро пожаловать на борт, моряк.
Хэл поднялся на палубу и легко прошел по кораблю, качающемуся на волнах. Этих потерпевших крушение они нашли, конечно, случайно. Такая же случайность и шторм, который постепенно стихает.
Но это предлог для того, что он задумал.
Тщательно обмозговав все подробности своего плана, он собрал в своей каюте офицеров. Они расселись вокруг стола, на котором лежали карты.
— Как вы все знаете, уже двести лет вся торговля на Берегу Лихорадок сосредоточена здесь, — он показал на небольшой архипелаг, отмеченный на карте. — Занзибар. Разумно начать поиски Джангири именно отсюда.
Все собравшиеся уже плавали в этих морях и знали, что три небольших острова группы Занзибар расположены идеально для плаваний в Индию, Красное море и Персидский залив и всего несколькими лигами отделены от африканского побережья. Острова лежат в полосе муссонов, которые к концу сезона меняют направление. Юго-восточный муссон несет корабли из Индии к Африке, а когда сезон меняется, северо-западный муссон обеспечивает обратное плавание. Вдобавок на главном острове Занзибарской группы, Унгула, есть прекрасная безопасная гавань, и даже в самый гибельный сезон дождей эта местность относительно свободна от страшных малярийных комаров, которые превращают африканское побережье в смертельную западню. С самого возвышения ислама это место оставалась пакгаузом на пути к Африке и Индийскому океану и рынком, где продавались африканские товары: рабы, золото, слоновая кость, каучук и драгоценные благовония.