Все батареи правого борта „Серафима“ разрядились, осыпав ядрами беспомощный „Минотавр“. Бойня была ужасна. Хэл видел, как из открытых портов и клюзов течет кровь, алыми ручьями сливаясь по портам.
— Я подведу корабль ближе, — предупредил Хэл Неда.
Он подождал, чтобы последняя пушка выстрелила и „Серафим“ прошел мимо жертвы, потом в затишье прокричал приказ:
— Как только окажемся рядом, один бортовой залп, и в дыму берем их на абордаж.
Экипаж радостно закричал, потрясая абордажным оружием: саблями, пиками и топорами. На борту „Минотавра“ его люди будут в меньшинстве, но Хэл верил в их выучку, боевой дух и рассчитывал на смятение арабов во время первого натиска.
Он отдал приказ, и „Серафим“ аккуратно повернул, так что оба корабля подставили друг другу борта. Но инерция отнесла „Серафим“, и они все еще были на расстоянии мушкетного выстрела. Хэл приказал спустить паруса на грот-мачте, потом обстенил топсель на фок-мачте, чтоб быстрее подвести корабль к „Минотавру“.
Одна из маленьких дау, следовавших за вражеским кораблем, оказалась прямо под носом „Серафима“, не в состоянии избежать столкновения.
Ее экипаж в ужасе смотрел на нависший над ними большой корабль.
Некоторые матросы бросались за борт, другие застыли в ужасе, когда „Серафим“ надвинулся на дау. Ее корпус затрещал и раскололся, судно ушло под воду, и крики его экипажа внезапно смолкли.
Поворачивая через бейдевинд, „Серафим“ набрал скорость и двинулся к „Минотавру“, но вражеский корабль наконец среагировал и повернул на другой галс.
Теперь они находились на половине расстояния мушкетного выстрела, в ста ярдах друг от друга, и Хэл видел, как аль-Ауф ударами и криками заставляет матросов занять боевые позиции. Прогремели одна или две пушки „Минотавра“. Одно ядро пролетело далеко в стороне, разминувшись с „Серафимом“ на пятьдесят ярдов, и, как брошенный ребенком камень, запрыгало по воде. Несколько ядер высоко над палубой прорвали паруса „Серафима“, один из штагов громко лопнул. Тем не менее „Серафим“ безжалостно надвигался на вражеский корабль. „Минотавр“ медленно набирал ход, большая часть его парусов безжизненно болталась.
Реи сдвинулись так близко, что едва не соприкасались.
— Подготовиться к абордажу! — крикнул Хэл и посмотрел на своих людей. Они уже вращали над головой цепи абордажных крюков, разгоняя их, чтобы перебросить через узкую щель и заарканить врага.
Хэл видел, что аль-Ауф оставил тщетные попытки собрать своих людей и сразиться с „Серафимом“. Он подбежал к одной из еще не стрелявших пушек, покинутой расчетом. На его бородатом лице Хэл не видел ни тени страха. Аль-Ауф выхватил из кадки возле пушки горящий фитиль и посмотрел на „Серафим“. Потом взглянул прямо на Хэла, и его губы скривились в гневной усмешке. В это мгновение Хэл понял, что они никогда не забудут друг друга. Затем аль-Ауф сунул дымящийся, разбрасывающий искры фитиль в отверстие ствола. У него не было времени повернуть пушку. Это был отчаянный, дерзкий жест в азарте битвы, как случайный бросок кости.
Вылетев в длинном столбе пламени и дыма, тяжелое железное ядро пробило планширь „Серафима“, в кровавые клочья разнесло двух английских моряков и ударилось в основание фок-мачты. Фок-мачта вздрогнула, покачнулась и начала медленно клониться вниз, набирая скорость; рвались снасти, с треском лопались реи.
Хэл смотрел, как на его глазах корабль из величественной боевой машины превращается в беспомощного калеку. И тут он увидел, как из марса на верху падающей мачты, словно камни из пращи, вылетели два человеческих тела. На мгновение они повисли на фоне серых дождевых туч, затем устремились вниз, к поверхности воды.
— Том! — в ужасе закричал Хэл. — О Господи, Дориан!
С высоты марса Том смотрел на палубу „Минотавра“, на толпу арабов в тюрбанах и многоцветных одеяниях. Он разворачивал фальконет на вращающемся основании, нацеливая его почти вертикально вниз, так что ему приходилось вывешиваться за край корзины.
— Стреляй! — кричал рядом Дориан. — Стреляй, Том!
Том отчетливо видел, какой страшный ущерб причинили вражескому кораблю пушки „Серафима“. Планширь „Минотавра“ был разбит, торчали обнажившиеся белые балки, бушприт откололся, застрял в путанице снастей и висел почти над самой водой. Прямое попадание в одну из палубных пушек сбросило ее с лафета. Под массивным черным стволом лежали два раздавленных тела.
Всю палубу усеивали мертвые и раненые; охваченные ужасом матросы, скользя и падая на омытых кровью досках, спотыкаясь о тела мертвых товарищей, пытались пробраться к дальнему борту корабля, подальше от грозных орудий „Серафима“.
— Стреляй! — Дориан кулаком колотил брата по плечу. — Почему ты не стреляешь?
Том ждал подходящего момента. Он знал: потребуется не менее пяти минут, чтобы перезарядить в этом тесном гнезде длинноствольный фальконет, и за это время можно упустить лучший шанс.
„Всегда жди лучшего момента, — учил его Большой Дэниел. — Не стреляй очень издалека. Подберись поближе, чтобы каждый твой выстрел приносил пользу“.
У противоположного борта „Минотавра“ толпились люди. Некоторые матросы карабкались на реи, предпочитая броситься в воду и доплыть до одной из небольших дау, чем ждать страшного бортового залпа и волны дьяволов-неверных, которые вот-вот ворвутся на борт. Арабы толкались и дрались, прорываясь к безопасности, лезли друг на друга. Том отчетливо видел их смуглые, искаженные ужасом лица, когда они оглядывались на нависающий над ними „Серафим“.
Он старательно прицелился в самую гущу и выстрелил. Плотным облаком вылетели дым и обрывки пыжа, ветер бросил их ему в лицо, и на несколько секунд Том ослеп. Но вот дым унесло, и Том увидел, какой ущерб причинила шрапнель толпе на палубе. Не менее десяти человек судорожно дергались в лужах собственной крови.
— Отличный выстрел! Отличный! — крикнул Дориан.
— Помоги перезарядить, — сказал Том и направил короткий и толстый ствол фальконета вверх, в небо.
Дориан банником протер ствол и насыпал в зияющее жерло заряд черного пороха из кожаного ведра, а Том пыжом утрамбовал порох.
В этот момент мачта под ними дрогнула и начала крениться — до корзины дошла инерция удара пущенного аль-Ауфом ядра. Том выронил шомпол и схватился за край марса. Другой рукой он обхватил Дориана за плечи и прижал к себе.
— Том, что случилось? — в тревоге закричал Дориан и вцепился в брата.
— Держись крепче, Дорри!
Том пытался подавить ужас — мачта продолжала клониться. Они увидели прямо под собой волны.
— Мы падаем, Дорри. Крепче держись за меня.
Мачта неторопливо продолжала падение, братьев завалило обломками и оглушило треском лопающихся рей и парусов.
Мачта валилась все быстрее; теперь они летели с такой скоростью, что воздух вырвался из груди.
— Не могу удержаться! — в отчаянии закричал Том.
Все еще цепляясь друг за друга, они вывалились из марса и сквозь чащу извивающихся тросов и рвущихся снастей полетели вниз; долгий полет, от которого захватывало дух, завершился ударом о воду, и их потащило в зеленую глубину.
Удар о воду вырвал Дориана из рук Тома. Еще глубоко под поверхностью Том открыл глаза и попытался отыскать брата; одновременно, отчаянно работая ногами, он поднимался на поверхность.
Когда он выскочил на поверхность и глотнул воздуха, единственная его мысль была о брате. Глаза жгла соленая вода, но он принялся оглядываться.
— Дорри! — закашлявшись, с трудом крикнул он. — Где ты?
Разбитая мачта „Серафима“ лежала на боку, паруса на ней спутались, они висели в воде, как огромный плавучий якорь; этот якорь тормозил корабль, и „Минотавр“ быстро уходил.
Том запутался в клубке веревок и парусов и попробовал освободиться. Он пинками пытался стряхнуть обернувшуюся вокруг ног веревку, ухватившись за обломок рея, чтобы подняться повыше и осмотреться по сторонам.
— Дорри!
В его голосе звучали ужас и паника. Тут в тридцати футах от Тома на поверхности показалась голова Дориана. Дориан почти утонул, он кашлял, выплевывая потоки воды. Тома тащил за собой корабль, и его быстро относило от Дориана.
— Дорри, держись! — крикнул Том. — Я сейчас!
Он выпустил рей и поплыл к брату.
И сразу его остановила опутавшая ноги веревка.
— Том! — Дориан увидел его и протянул к нему руку. — Спаси меня, Том! Пожалуйста, Том!
— Я иду, Дорри!
Том брыкался, пытаясь освободиться от веревки, державшей его за ноги, как щупальца осьминога. Волна перекатилась через голову Дориана, и он снова ушел под воду.
Дориан был на открытой воде и быстро удалялся.
А когда снова вынырнул, их с Томом разделяло расстояние в двадцать футов. Дориан тщетно бил руками, пытаясь держать голову над поверхностью.
— Плыви, Дорри! — кричал ему Том. — Как я тебя учил!
Дориан услышал и постарался упорядочить свои беспорядочные движения.
— Отталкивайся ногами, Дорри! — снова крикнул Том. — Используй руки!
Дориан забил по воде более целеустремленно, но течение не отпускало его, а Тома тащила веревка, крепившаяся к сломанному рею. Он нырнул, нащупал трос и попытался высвободить ноги. Но течение все сильнее увлекало обломки, и хоть Том окровавленными пальцами рвал конопляный канат, тот не поддавался. Надо было вдохнуть, и Том снова вынырнул.
Он глотнул воздуха и, как только перед глазами прояснилось, поискал Дориана. И увидел его в ста ярдах от себя; на таком расстоянии лицо мальчика невозможно было разглядеть, но в его голосе звучало отчаяние.
— Том, помоги!
В это мгновение сломанный рей перевернулся, и Тома утащило под воду, на этот раз так глубоко, что затрещали барабанные перепонки, и боль, словно буравом, просверлила мозг. Он отчаянно рвал веревку, державшую его под водой, и чувствовал, как сдирает кожу с пальцев и с корнем вырывает ногти. Боль в груди, необходимость вдохнуть становилась нестерпимой, но Том продолжал бороться, быстро теряя силы.
В глазах у него потемнело, в голове ничего не осталось, кроме воли продолжать борьбу. „Я не сдамся. — Это была единственная оставшаяся у него мысль. — Дорри нуждается во мне. Мне нельзя утонуть“.