Почти весь остаток ночи ушел на то, чтобы через лес добраться до южной оконечности острова. И хотя лодыжка сильно болела, Том вслух тревожился об Аболи.
Каждые полчаса они останавливались и прислушивались, пытаясь уловить шаги Аболи или звуки погони, но было тихо.
Луна склонялась к Африканскому материку, когда они наконец вышли на открытое место к птичьей колонии. К этому времени лодыжка Тома распухла, как свиной пузырь, и Хэл наполовину тащил сына.
У них под ногами скрипели и лопались яйца, птицы, поднявшись вокруг черным облаком, кричали и кружили над ними в лунном свете, ныряли и клевали их в голову, но Том и Хэл надели шапки.
— Закрой глаза, — велел Хэл, и они руками начали отбиваться от птиц. — У них клювы как копья.
— Люди аль-Ауфа за мили услышат этот шум.
Наконец сквозь крики птиц они расслышали прибой у берега бухточки и с трудом преодолели последние несколько ярдов. Хэл увидел на песке, на том месте, где оставил ракеты, темное пятно.
— Слава Богу! — выдохнул он, потому что оба были без сил. Но тут же в тревоге воскликнул: — Берегись! Засада!
Из темноты появилась большая черная фигура. Хэл толкнул Тома на песок и обнажил саблю.
— Почему так долго, Гандвейн? Через час рассвет, — заговорил из темноты Аболи.
— Аболи! Бог тебя любит!
— Шлюпка ждет сразу за прибоем, — сказал Аболи и поднял Тома на руки, как ребенка. — Не пускай ракету. Она встревожит врага. Идемте, пора отсюда уходить.
Он свистнул, резко и высоко, и с темного моря донесся ответный свист. Потом Том услышал скрип весел в уключинах: Большой Дэниел привел за ними баркас.
Темной безлунной ночью „Серафим“ приближался к острову. Прошло два дня с высадки Тома и Хэла на остров и бегства с него.
„Серафим“ неслышно прошел последнюю милю, и по тихому приказу Хэла рулевой развернул корабль по ветру. „Серафим“ лег в дрейф. Хэл подошел к подветренному борту и прислушался. До него долетал слабый, но несомненный шум прибоя на пляжах острова Флор-де-ла-Мар.
— Мы в миле от берега, — подтвердил оценку Хэла Нед Тайлер.
— Спустить шлюпки! — приказал Хэл. — Оставляю корабль на вас, мистер Тайлер. Оставайтесь на месте и ждите сигнала.
— Есть, капитан. И удачи, сэр.
Шлюпки уже стояли на открытой палубе. Одна за другой они повисали за бортом и снижались к воде. Быстро и неслышно вооруженные люди спускались в них и занимали свои места на гребных банках.
Хэл направился к борту и лестнице. Его поджидал Том. Он опирался на костыль, изготовленный плотником.
— Я хотел бы пойти с тобой, отец! — выпалил он. — Я с радостью отрубил бы себе ногу ради возможности это сделать.
И он в досаде ударил по палубе костылем. Доктор Рейнольдс заявил, что хотя кость не сломана, Том много недель не сможет ходить.
— Да, нам пригодились бы твои сильные руки, Том, — ответил Хэл. Он простил непослушание сына, которое подвергло их такой опасности.
— Ты попробуешь отыскать Дорри?
— Ты ведь знаешь, мы только нападаем на корабли в заливе. После той ночи аль-Ауф знает, что мы на взморье, и его люди начеку. Без преимущества внезапности нам не взять крепость с таким небольшим количеством людей.
— Меня тревожит то, что эти свиньи делают с бедным Дорри.
— Меня тоже, но когда мы захватим или сожжем корабли аль-Ауфа, он застрянет на острове. И не сможет сбежать с Дорианом. А когда вернется на „Йомене“ капитан Андерсон, у нас будет достаточно сил, чтобы штурмовать крепость. Пока же приходится довольствоваться малым.
— Молю Бога, чтобы „Йомен“ быстрей вернулся.
— Да, парень. Молись! Это никогда никому не мешало. А мы подкрепим твои молитвы порохом и сталью, — мрачно сказал Хэл и спустился в ожидающий баркас.
Они отошли от борта „Серафима“. Флотилию вел Хэл на переднем баркасе, Большой Дэниел командовал вторым, а Уил Уилсон — двумя шлюпками. За ними „Серафим“ убавил паруса, готовясь долгие часы ждать возвращения моряков.
Весла шлюпок были обмотаны, экипажам строго приказано при подходе к острову соблюдать тишину. Хэл вел баркас по компасу, все время прислушиваясь к звукам прибоя. С каждым разом прибой грохотал все громче, а потом человек на носу показал вперед.
Хэл поднялся на заднюю мачту баркаса и увидел яркие огни лагеря под стенами крепости. Он сразу понял, что течение отнесло их к югу, и изменил курс, чтобы через проход в кораллах попасть в залив.
Хэл чувствовал нервное напряжение команды баркаса. Морского воина всегда особенно привлекает возможность захватить корабль, стоящий на якоре в безопасном месте. Такие смелые предприятия были специальностью англичан, новшеством, введенным Дрейком, Фробишером и Хокинсом.
У Хэла хватит людей для захвата только двух стоящих в гавани кораблей. Они с Аболи тщательно изучали их с берега, и хотя было темно, луна позволяла сделать выбор.
Прежде всего, конечно, „Минотавр“. Хотя в руках корсаров корабль пришел в плачевное состояние, к тому же серьезно пострадал в короткой схватке с „Серафимом“, это все равно была очень ценная добыча. Хэл считал, что корабль, если привести его в Лондон, будет стоить не менее десяти тысяч фунтов. Невозможно сказать, много ли груза осталось на борту, но, вероятно, много.
Второй избранный им корабль — голландец, вероятно, захваченный у ВОК. Судно с широким днищем, построено в роттердамском стиле и способно нести не меньше груза, чем „Минотавр“. Если он сумеет увести оба корабля, труды одной ночи принесут двадцать тысяч фунтов.
Хэл на сиденье у руля подался вперед и прошептал соседям:
— В заливе каждого ждут двадцать фунтов. Передай остальным.
Те радостно засмеялись и повернулись, передавая сообщение остальным по всему баркасу.
„Ничто не в состоянии пробудить в английском моряке жажду крови так, как запах золота“, — подумал Хэл и улыбнулся в темноте. Жаль, что нельзя будет привести другие корабли. Два больших судна и десяток дау разной формы и величины прибавили бы увесистости кошельку, но придется удовлетвориться дымом их погребальных костров.
Баркас приближался к проходу в рифах, остальные суда шли за ним. Здесь вся экспедиция могла бы кончиться катастрофой.
У Хэла только карта отца и чутье моряка, чтобы пройти через проход.
Он встал на банку и посмотрел вперед, следя за тем, как прибой белеет на убийственных копьях рифов, и отыскивая на севере темное пятно, где вода остается спокойной.
— Начать замеры глубины, — прошептал он и услышал всплеск: с носа баркаса сбросили лот.
Мгновением позже послышался негромкий голос лотового:
— Дна на этой линии нет.
Они еще не подошли к прибрежному обрыву. Неожиданно с носа послышался удивленный крик, и Хэл посмотрел вперед.
И увидел большую дау, идущую по проходу прямо навстречу, луна освещала ее треугольный парус, в кильватере у дау оставался длинный гладкий след. Дау шла к баркасу курсом на столкновение.
На мгновение Хэл почувствовал искушение. Большой корабль, почти несомненно набитый товарами, купленными у аль-Ауфа.
Дау ничего не подозревает, она уязвима. Потребуется несколько минут, чтобы захватить ее и подчинить экипаж. Пять его человек могли бы отвести ее туда, где ждет „Серафим“.
Хэл колебался. Если удастся захватить дау без шума, каждый на борту „Серафима“ получит золото. Но если они встретят сопротивление и на палубе завяжется бой, корсары на берегу услышат его звуки.
„Захватить или пропустить!“
У Хэла было лишь несколько секунд, чтобы принять решение.
Он посмотрел за приближающуюся дау, на середину залива, и увидел мачты „Минотавра“, гордые и высокие на фоне звезд. Потом снова посмотрел на дау. Пусть уходит. Приняв это роковое решение, он прошептал матросам:
— Налечь на весла.
Гребцы налегли на весла, уводя баркас в сторону, пока он не остановился на темной воде. Сзади остальные лодки повторили этот маневр.
Большая дау в последний раз повернула в проходе.
Она без помех прошла мимо баркаса. Часовой на ее палубе заметил их и окликнул по-арабски:
— Какой корабль?
— Рыбачьи лодки с ночным уловом. — Хэл произнес это так, чтобы не слышно было на берегу. — А вы кто?
— Корабль принца Абд-Мухаммада аль-Малика.
— Идите с Аллахом! — крикнул вслед дау Хэл, и она прошла мимо и исчезла на широкой равнине океана.
— Вперед! — приказал Хэл и стал смотреть, как длинные весла начали одновременно опускаться в воду и подниматься; с их концов лился жидкий огонь. Он нацелил баркас точно на то место, по которому прошла дау.
— Глубина десять.
Лот отыскал дно. Карта сэра Фрэнсиса снова оказалась точной; это подтвердил и проход дау. Они вошли в зазор между рифами. Неожиданно вода с обоих бортов закипела.
— Глубина пять.
Они входили в узкое место.
— Бросить первый буй! — приказал Хэл. Сидящий впереди матрос выбросил буй за борт, и привязанный к белому бочонку канат заскользил в воду. Хэл оглянулся и увидел, как бочонок покачивается в их кильватерном следе. Когда поведут захваченный „Минотавр“, этот бочонок послужит вехой. Он повернулся и всмотрелся в стены крепости впереди, которые в лунном свете казались белыми, возвышаясь над рифами. Хэл сопоставлял их с длиной рифа.
— Пора! — сказал он и выполнил первый поворот в проходе. Остальные лодки следовали за ним.
— Глубина четыре, три с половиной.
— Слишком близко к внешнему рифу.
Хэл слегка изменил курс, чтобы держаться середины пролива.
Неожиданно в голосе лотового послышалась сдержанная тревога:
— Глубина два!
Услышав это предупреждение, Хэл разглядел прямо по курсу коралловый риф, темный и угрожающий, как чудовище. Он резко повернул руль, успев развернуть баркас, который едва не встал поперек канала.
— Глубина семь! — с облегчением доложил лотовой.
Они миновали коралловые челюсти и вышли в открытую бухту, к ничего не подозревающему врагу.
— Бросить второй буй! — прошептал Хэл, и бочонок закачался на середине пролива, обозначая выход из него. Хэл оглянулся. Лодки начали расходиться.