— Да нельзя же уповать на цвет волос Дорри!
— Довольно, Том. Возвращайся на свою боевую позицию.
Но лицо Хэла не было строгим, и ему потребовалось все здравомыслие, чтобы не поддаться просьбам сына.
«Серафим» удалялся от крепости, и ее пушки постепенно замолкали. Ветер уносил пороховой дым. Хэл повел корабль другим галсом, и они миновали северную оконечность острова, медленно начиная огибать его. Хэл внимательно разглядывал берег, приближаясь к рифу настолько, насколько позволяло благоразумие. Он изготовил точную копию старой карты сэра Фрэнсиса, и теперь она была разложена рядом с нактоузом. На этой карте он делал пометки — рядом с отцовскими, пятидесятилетней давности. Он поставил на носу лотового и записывал глубины, а однажды отправил на берег матросов под командованием Аболи, чтобы разведать проход в кораллах. Аболи почти добрался до берега на противоположном краю лагуны, когда из пальмового леса показался отряд в сто с лишним арабов и с близкого расстояния открыл по шлюпке огонь из мушкетов. Прежде чем Аболи смог увести шлюпку назад в пролив, одного из гребцов ранили в плечо.
К тому времени как «Серафим» обошел весь остров, Хэл заметил десяток мест, где отряд можно высадить на берег, и тщательно нанес их на карту. Когда они снова оказались против залива, он положил корабль в дрейф и принялся изучать крепость и выносные укрепления, устроенные арабами под стенами.
Он также пытался примерно определить, сколько людей в распоряжении аль-Ауфа. И наконец решил, что не меньше тысячи. Хотя вполне могло быть и вдвое больше.
Каждые несколько минут подзорная труба в его руках словно оживала и сама по себе поворачивалась к амбразуре в толстой белой стене, которую показал Том.
— Нам предстоит долгая утомительная вахта, прежде чем появится Эдвард Андерсон, — мрачно предсказал он, и все люди на борту «Серафима» прониклись однообразными буднями осады.
Хэл старался поддержать бдительность экипажа непрерывными упражнениями с мушкетами, саблями и пушками, но дни все равно тянулись мучительно долго. Четырежды в последующие недели монотонное ожидание прерывали корабли, приближающиеся к Флор-де-ла-Мар с запада. Каждый раз «Серафим» поднимал паруса и, подгоняемый муссоном, бросался на перехват.
Три судна оказались легкой добычей, их брали на абордаж и захватывали без потерь. Но четвертый корабль оказался прекрасной 130-футовой дау, ненамного меньше самого «Серафима». Она заставила «Серафима» вести долгое преследование, потому что была поразительно резвой и экипаж искусно управлял ею. «Серафим» едва не потерял ее с наступлением темноты. Но Хэл угадал намерения капитана дау и в темноте вернулся к острову. На рассвете стало видно, что дау намерена войти в залив Флор-де-ла-Мар. «Серафим» прибавил ходу и поймал ее всего в полумиле от цели. Экипаж отчаянно сопротивлялся: прежде чем удалось захватить палубу дау, одного из людей Хэла застрелили, а троих других ранили. Оказалось, что дау принадлежит принцу Абд Мухаммаду аль-Малику.
Самого принца на борту не было, но его личная каюта была обставлена как тронный зал восточного властителя. Хэл приказал перенести ковры и мебель в свою каюту на «Серафиме».
Имя принца было Хэлу знакомо. Он ясно вспомнил другой корабль, который они окликнули той ночью, когда захватили «Минотавр» и «Овечку» в заливе Флор-де-ла-Мар, и которому он сознательно позволил уйти. Тот корабль принадлежал этому же человеку, и теперь, видя богатое убранство дау, Хэл усомнился в мудрости своего решения. Он приказал перебросить через рей веревку и надеть петлю на шею капитану дау. Стоя перед приговоренным, Хэл принялся подробно его расспрашивать.
— Да, эфенди. — Этот человек опасался за свою жизнь и потому отвечал охотно. — Аль-Малик богатый и могущественный человек. Он младший брат калифа в Маскате. В его флоте больше ста торговых кораблей. Они заходят во все порты Африки, Индии и земель пророка. Мы регулярно ходим к Двери аль-Шайтана торговать с Джангири.
— Вы знаете, что аль-Ауф пират, что товары, которые вы у него покупаете, украдены с христианских кораблей, что ради этих товаров многие невинные моряки были убиты корсаром, а те, кто выжил, проданы в рабство?
— Я знаю только, что господин послал меня покупать товар у Джангири — здесь невысокие цены и выгодные условия. А как Джангири их добыл, не касается ни меня, ни моего господина.
— Теперь это тебя коснется, — хрипло сказал Хэл. — Покупая у корсара награбленные товары, ты тоже становишься повинен в пиратстве. — Он повернулся к Аболи. — Тщательно обыщите корабль.
Три дау, захваченные ранее, тоже прибыли к аль-Ауфу за товарами, как и капитан этого корабля. Похоже, сведения о выгодных сделках, которые можно заключить на Двери аль-Шайтана, дошли от Персидского залива до Коромандельского побережья.
Те три корабля везли деньги и пряности — плату пирата за товары.
— Посмотрим, не внесет ли этот мошенник свою лепту в осаду острова.
Хэл расхаживал по палубе, а его люди обыскивали корабль.
Через полчаса нашли тайник с капитанским золотом. Капитан рвал бороду и одежду, когда на палубу дау вынесли четыре сундука. Сундуки были очень тяжелые.
— Смилуйся, эфенди! — взвыл капитан. — Это не мое. Это принадлежит моему господину.
Он упал на колени.
— Если ты заберешь это, ты приговоришь меня к смерти.
— Ты ее вполне заслужил, — сухо ответил Хэл и снова повернулся к Аболи.
— Есть что-нибудь ценное в трюмах?
— Трюмы пусты, Гандвейн.
— Хорошо, переправьте добычу на «Серафим». — Он посмотрел на плачущего капитана. — Эти сундуки — плата за свободу, твою и твоего судна. Предупреди хозяина, что я возьму с него гораздо больше, если он и впредь будет торговать с пиратами. А теперь ступай с богом и благодари его за спасение.
С палубы «Серафима» Хэл наблюдал, как дау уходит к африканскому побережью.
Потом он спустился в свою каюту, где у переборки стояли принесенные Аболи сундуки.
— Открой их, — приказал Хэл, и Аболи ломом сбил замки.
Там лежали небольшие холщовые мешки. Хэл распорол один мешочек кинжалом, и на стол хлынул сверкающий поток золотых монет. Хэл сразу увидел, что это мухуры, на каждом герб империи Моголов: три горы и слон. Но попадались и другие монеты: покрытые арабской вязью золотые динары исламских султанов, несколько древних тетрадрахм персидских сатрапов; эти монеты из-за своей редкости стоили дороже драгоценного металла.
— Потребуется десять человек, чтобы пересчитать все это, — сказал Хэл. — Лучше взвесим. Пусть мистер Уэлш принесет корабельные весы. Дайте ему двух человек в помощь.
Уэлш работал весь остаток дня и часть ночи, прежде чем явился к Хэлу с докладом.
— Трудно получить точный вес на плывущем корабле, — сказал он чопорно, — чашки весов не останавливаются.
— Я не поставлю вам в вину ошибку в одну-две унции в ту или другую сторону, — заверил его Хэл. — Назовите мне честный результат, и я удовлетворюсь этим до тех пор, пока мы не произведем точное взвешивание в английском казначействе.
— Вес шестьсот пять фунтов точно… вернее, неточно.
Уэлш усмехнулся собственной шутке, а Хэл изумленно воззрился на него. Такого он не ожидал. Да ведь это примерно лакх рупий! Огромное состояние в любой монете. Добавьте к этому золото и серебро, взятые на трех других дау, и общая сумма превысит стоимость двух захваченных кораблей.
— Лакх рупий, — вслух размышлял Хэл, глядя на четыре сундука со сломанными печатями, стоящие у переборки. Что-то связанное с этой суммой всплыло в его памяти. — Лакх рупий! Вазари сказал, что именно столько просил аль-Ауф за рыжую голову ребенка из пророчества. Это цена Дориана.
Чем больше он думал, тем это казалось вероятнее.
Золото — цена Дориана. Удовольствие от этой мысли намного превосходило радость обладания таким несметным богатством. Если аль-Малик посылал аль-Ауфу золото, чтобы купить Дориана, это доказывало, что его сын все еще на осажденном острове.
— Спасибо, мистер Уэлш. Вы потрудились на славу.
— Никогда не думал, что такое количество золота способно вызвать отвращение.
Уэлш подумал, что придется пересчитывать эти монеты еще раз, а Хэл поднялся на палубу и возобновил свою бесконечную вахту.
— Прошу тебя, Боже, пусть Андерсон быстрее приходит, — прошептал он, глядя через сверкающую голубую воду на изумрудно-зеленый остров в кольце белых коралловых песков. — Или по крайней мере дай мне силы сдерживаться.
Прошла еще неделя. Потом в одно сияющее утро, когда море, спокойное и маслянистое, лежало под ярким солнцем, вздымаясь и опадая в медленном ритме, словно в этой жаре занималось само с собой любовью, с мачты послышался радостный крик Тома:
— Впереди парус!
Не в силах от нетерпения ждать доклада марсового, Хэл поднялся по снастям и втиснулся в бочку рядом с Томом.
— Вон там! — показал Том на юг. Много минут Хэл думал, что сын ошибся, потому что горизонт оставался пустым, но потом засек на горизонте призрачное пятнышко, которое тотчас исчезло. Он направил туда подзорную трубу и неожиданно увидел его снова. Это был крошечный белоснежный парус.
— Ты прав! — радостно вскликнул он. — Корабль с прямым парусом.
— Два! — поправил его Том.
Два корабля. Это могут быть только «Йомен» и «Минотавр».
— Пойдем им навстречу и поздороваемся.
Приближающиеся корабли быстро превратились в «Йомен» и «Минотавр». Хэл внимательно разглядывал их в подзорную трубу и с трудом узнавал «Минотавр». За то короткое время, что у него было на ремонт и переоснастку, Большой Дэниел сотворил чудо. Корабль под слоем свежей краски был великолепен, и даже вблизи на корпусе и в снастях нельзя было усмотреть ни следа ущерба, причиненного пушечными ядрами. Старый «Йомен», напротив, выглядел усталым и красноречиво демонстрировал признаки долгого плавания.
Хэл обменялся с кораблями приветственными сигналами, и, когда все оказались рядом, корабли легли в дрейф и с «Йомена» спустили шлюпку. Ярко-красное лицо Эдварда Андерсона горело на ее корме, как портовой маяк.