Нед Тайлер учил Дориана, что треугольный парус неустойчив при сильных порывах ветра; Дориан чувствовал, что из-за неумелого управления корабль испытывает сильную нагрузку.
Краем глаза он вдруг заметил, как изменилась тень паруса на палубе под навесом. Быстро посмотрев наверх, на снасти, Дориан увидел, что главный фал распутывается сразу под тяжелым деревянным блоком шкива. Канат извивался, как спаривающиеся змеи, его пряди одна за другой лопались.
Дориан смотрел на это в ужасе; несколько драгоценных секунд он был слишком ошеломлен, чтобы пошевелиться или закричать. Он видел, как опускают и поворачивают гик, когда дау ложится на другой галс, и знал, какую важную роль тот играет на корабле с треугольным парусом.
Дориан начал подниматься, не отрывая взгляда от единственной мачты, но в это время с грохотом пистолетного выстрела лопнула последняя прядь каната. Гик, полтонны прочной древесины, устремился с высоты к палубе, как топор палача. Принц, погруженный в молитву, стоял точно под падающим гиком.
Дориан бросился вперед и плечом ударил принца под колени. Аль-Малик был к этому совершенно не готов — он отклонялся в другую сторону, уравновешивая качку корабля — и лицом вперед полетел с помоста на палубу. Груда ковров и подушек смягчила его падение; маленькое тело Дориана приземлилось ему на спину.
За ними тяжелый гик ударил в павильон, превратив его в груду обломков. Огромный брус раскололся в месте соединения, и передний конец, набирая скорость, устремился вниз, на палубу. Он разбил невысокий помост, на котором только что стоял принц, пробил фальшборт и раздробил доски палубы.
Единственный треугольный парус дау летел за гиком; он накрыл палубу, окутав людей парусиновым саваном.
Освободившись от давления паруса, дау решительно изменила движение. Нос ее повернулся по ветру, и она начала сильно раскачиваться на поднятых муссоном волнах.
Долгие секунды на палубе было тихо, слышался только скрип распущенных снастей и хлопанье оборванных тросов. Потом хором закричали испуганные и раненые люди. Двух моряков на корме раздавило, и они умерли сразу, еще трое были серьезно искалечены — оторванные руки и ноги, раздробленные кости.
Крики их казались на ветру болезненно тихими.
По приказу капитана дау уцелевшие матросы принялись разрубать путаницу тросов и парусины, закрывавшую палубу.
— Найдите принца! — кричал капитан в страхе за свою жизнь: вдруг его хозяина ранило или, упаси Аллах, убило тяжелым гиком.
Через несколько минут складки паруса убрали и с восклицаниями радости, вознося хвалы Аллаху, извлекли принца из-под обломков.
Принц стоял в этом аду и, не обращая внимания на крики и благодарности небу за его спасение, осматривал остатки помоста. Гик разорвал даже толстый драгоценный ковер, на котором принц совершал намаз. К нему подбежал мулла.
— Ты не ранен, хвала Аллаху! Он простер над тобой свои крыла, о любимец пророка!
Аль-Малик отвел его руки и спросил:
— Где мальчик?
Этот вопрос вызвал новые лихорадочные поиски в обломках и обрывках ткани. Наконец Дориана вытащили и поставили перед принцем.
— Ты не ранен, малыш?
Дориан с улыбкой разглядывал окружающее опустошение. Ему не было так весело с тех пор, как он в последний раз видел Тома.
— Со мной все в порядке, сэр. — От возбуждения он перешел на английский. — Но ваш корабль сильно пострадал.
Том знал, что экипаж следует занять в дни, а то и недели ожидания Андерсона с Цейлона. От безделья моряков тянет колобродить; они становятся угрозой друг другу и себе.
Он также понимал, что ради собственного душевного спокойствия и благополучия должен искать утешение в работе. Иначе ему предстоит коротать долгие тропические дни в размышлениях о судьбе Дориана и о страшных ранах отца, который постепенно сдает все больше. Он знал, что как только отец будет в силах выносить плавание, его нужно доставить домой, в покой и безопасность Хай-Уэлда, где английские врачи смогут вернуть ему здоровье и где о нем будут заботиться преданные слуги.
С другой стороны, это означает обречь Дориана на участь раба в чужом мире. Том чувствовал, как данная им клятва с непреодолимой силой тянет его к ужасному побережью Африки.
Не в силах сделать выбор, он отправился за помощью к Аболи.
— Если отец передаст мне в подчинение «Минотавр» и выделит небольшой экипаж из проверенных людей, мы с тобой могли бы отправиться за Дорианом. Я знаю, где начинать поиски. В Ламу.
— А как же твой отец, Клиб? Ты готов его покинуть — сейчас, когда он больше всего в тебе нуждается? Что ты почувствуешь, когда где-то там, — Аболи указал на запад, в сторону загадочного континента, лежащего за горизонтом, — узнаешь, что отец умер? И что если бы ты был с ним, мог бы его спасти.
— Не говори так, Аболи! — гневно вспыхнул Том, но потом нехотя покорился.
— Может, к тому времени как вернутся капитан Андерсон и «Йомен», отец настолько окрепнет, что сможет отправиться в плавание без нас. Я подожду их возвращения, прежде чем решать, а межде тем нужно подготовить «Минотавр» к любым испытаниям.
Несмотря на проделанную работу, пребывание «Минотавра» в руках аль-Ауфа еще сказывалось, и оба они знали, что корпус корабля, вероятно, сильно заражен корабельными червями, этим проклятием тропических вод.
В тот же день Том приказал накренить корабль. Он никогда раньше не делал этого и понимал, что должен довериться опыту Неда Тайлера и Уила Уилсона. С корабля сняли весь груз и тяжелое оборудование вплоть до пушек и бочек с водой. Все это перевезли на берег и сложили под навесами в пальмовой роще, а пушки расставили для защиты лагеря. Затем полегчавший корабль в прилив поставили параллельно берегу.
Ко всем трем мачтам привязали прочные тросы, пропустили их сквозь шкивы блоков и вторые концы закрепили на самые прочные пальмы на берегу. Затем, когда под килем корабля оставалось три морских сажени воды, «Минотавр» начали поднимать. За каждым кабестаном работали по двадцать человек, а остальные тянули тросы на берегу.
Постепенно корабль все сильнее накренялся на правый борт, обнажая днище с противоположной стороны. Наконец кораблю стала угрожать опасность перевернуться. К этому времени начался отлив, и «Минотавр» лег на песчаный берег; весь его левый борт был открыт.
Не успел отлив достичь высшей точки, как Том и Нед Тайлер вброд принялись обходить корпус.
«Минотавр» провел в этих водах почти четыре года, и все его днище обросло водорослями и ракушками.
Хотя они гасят скорость и ухудшают мореходные качества, сами по себе они не опасны для корабля. Однако когда с днища соскребли водоросли, обнаружилось то, чего больше всего опасались: ниже ватерлинии в корпусе повсюду темнели отверстия, проделанные корабельными червями.
Том смог на всю длину засунуть в такое отверстие указательный палец и почувствовать, как червь извивается от его прикосновения.
В некоторых местах дыры были так близко друг к другу, что корпус напоминал швейцарский сыр.
На берегу в котлах на кострах плотники кипятили смолу. Нед вылил ложку кипящей смолы в одно из отверстий.
Оттуда, дергаясь и извиваясь в смертных муках, показалось отвратительное существо. Оно было толщиной в палец, а когда Том ухватил червя за голову и высоко поднял, красное змееобразное тело свесилось до его колен.
— Старику не вернуться домой с таким экипажем на борту, — сказал Тому Нед. — Первая же настоящая буря расколет его корпус.
Том с отвращением швырнул обваренного червя в лагуну, где стая мелких рыб, вспенивая воду, принялась его пожирать.
К ним присоединились плотники и их помощники; стоя в воде, они освобождали корпус от вредителей, и работа продолжалась, пока прилив не прогнал их на берег. В течение пяти отливов подряд матросы соскребали водоросли и ракушки, потом заливали норки червей смолой и затыкали паклей.
Доски, поврежденные настолько, что уже не спасти, удаляли и заменяли свежими. Дно покрыли толстым слоем смолы, потом наложили слой смеси смолы с жиром, потом еще два раза покрыли смолой, и только тогда Том и Нед Тайлер успокоились.
В следующий прилив «Минотавр» отошел на глубокую воду и повернулся. Потом его вернули на прежнее место на берегу, но теперь наклонили в противоположную сторону.
Когда наконец корабль вернулся на место якорной стоянки, матросы отправились наверх и спустили реи.
Их тщательно осмотрели, укрепили все слабые места, потом водрузили обратно. Затем внимательно осмотрели все тросы и канаты и большую часть заменили новыми манильскими, лучшего качества, из запасов «Серафима». Старые черные паруса были в дырах; заплаты очень грубо ставили люди аль-Ауфа.
— Заменим все паруса, — решил Том и послал Неда Тайлера обыскать трюмы «Серафима». Мастера рядами сидели на палубе, готовя новые паруса; то, что нашлось в запасах «Серафима», пришлось подгонять под мачты и реи «Минотавра».
Нижние палубы «Минотавра» были в таком же беспорядке, как и оснастка. На корабле расплодилось множество паразитов и крыс, и от него несло, как от кучи дерьма. Нед составил страшное варево из пороха, серы и купороса, горшки с этой смесью разместили на нижних палубах и подожгли. Когда из горшков повалил ядовитый дым, все бросились на свежий воздух. Затем плотно закрыли все порты и люки и позволили дыму проникнуть во все щели и углы корпуса.
Через несколько минут корабль начали покидать крысы. Они протискивались через клюзы и щели в орудийных портах, и некоторые были величиной с кролика. Они лихорадочно поплыли к берегу, а матросы забавлялись, стреляя по ним из пистолетов и мушкетов и делая ставки.
Когда с корпусом и снастями разобрались, Том занялся покраской корпуса. Краска поблекла и отваливалась слоями. К бортам привесили люльки, и команды матросов отдраили корпус песком, затем до самой ватерлинии покрыли краской в три слоя. В приступе художественного рвения Том приказал все орудийные порты выкрасить в цвет голубого неба и заново позолотить фигуру на носу и резные украшения на корме. Через шесть недель непрерывной работы «Минотавр» выглядел так, словно только что сошел со стапелей верфи.