Чем ближе они подъезжали к дворцу, тем возбужденнее и миролюбивее становился Куш.
— Возьми засахаренное печенье с корицей. Мое любимое! Тебе оно тоже понравится. Я хочу, чтобы ты был доволен, аль-Амхара.
Когда впереди показались белые стены крепости, указания Куша стали более определенными.
— Если аль-Аллама, да будет благословенно его святое имя, спросит, как я обращался с тобой, ты должен сказать, что я был тебе как отец. Что тебе давали лучшую пищу, самую свежую рыбу и лучшие фрукты с нашей кухни.
— И что ты закрыл меня в вонючей каморке, как преступника? — невинно спросил Дориан.
— Это неправда. Возможно, я слишком пекся о твоей безопасности, но и только.
Хотя Куш улыбался, его глаза были холодны, как у кобры.
— Не пытайся напакостить мне, маленький неверный. Со мной лучше дружить, чем враждовать. Спроси об этом старую корову Тахи. Она скажет.
Они выбрались из повозки во внутреннем дворе крепости. Куш взял Дориана за руку и провел по лабиринту здания. Поднявшись по нескольким лестницам, они наконец оказались на высокой террасе над гаванью, откуда был виден Африканский материк на другой стороне канала.
Дориан с интересом осмотрелся. Приятно было снова увидеть море и почувствовать на лице соленое дыхание муссона: оно прояснило голову, затуманенную застоявшимися запахами зенана. Он сразу увидел муллу и почтительно поклонился, прикоснувшись к сердцу и губам.
Аль-Аллама поздоровался с ним и сказал:
— Да сохранит Аллах твою улыбку, малыш.
Рядом с муллой под сооруженным из стволов бамбука навесом от солнца сидел, поджав под себя ноги, еще один человек. Он пил из маленькой чашки густой черный кофе, рядом стоял высокий стеклянный кальян.
— Салям алейкум, отец, — почтительно сказал Дориан. Человек повернулся и посмотрел на него. Сердце Дориана дрогнуло и лицо озарилось радостью, когда он узнал его. Он бросился к этому человеку и обнял.
— Бен-Абрам! — Дориан вцепился в старого врача. — Я думал, что никогда больше не увижу тебя. Я думал, ты на острове с аль-Ауфом.
Старик мягко высвободился из его объятий и пригладил взлохмаченную бороду. Не следовало показывать окружающим силу их с мальчиком взаимных чувств.
— Дай-ка я погляжу на тебя.
Он отстранил Дориана на длину вытянутой руки и стал разглядывать. Выражение его лица изменилось.
— Ты бледен. Что с тобой случилось, дитя мое?
Он обернулся и посмотрел на Куша, который беспокойно переминался на террасе.
— Тебе было поручено заботиться о мальчике. Что ты с ним сделал, евнух?
За пределами зенана Куш был всего лишь рабом, к тому же оскопленным. Бен-Абрам не пытался скрыть свое презрение.
— Призываю в свидетели Аллаха и всех его святых. — Голос Куша дрожал, по подбородку тек пот. — Я заботился о мальчике. Его хорошо кормили и баловали, как подлинного сына нашего господина.
Бен-Абрам взглянул на Дориана, зная, что получит правдивый ответ.
— С первого дня он запер меня в грязной каморке. Кормил отбросами и не разрешал разговаривать ни с кем, кроме моей няньки.
Бен-Абрам холодно взглянул на Куша, и евнух упал на колени.
— Таковы были приказы принца, почтенный. Принц приказал не дать ребенку сбежать.
— Принц заплатил за этого мальчика лакх рупий. И официально объявил его своим приемным сыном, — ответил Бен-Абрам с угрозой в голосе. — Когда его высочество вернется из Маската, я лично расскажу ему, как ты заботился о его сыне.
— Я только выполнял свой долг, милостивый господин, — взвыл Куш.
— Я знаю, как ты выполняешь долг по отношению к детям и женщинам, порученным тебе, евнух.
Бен-Абрам многозначительно помолчал.
— Иногда мой долг — наказывать тех, кто не повинуется приказам принца.
— Я припоминаю девушку по имени Фатима, — задумчиво сказал Бен-Абрам.
— Она была гулящая девка, — оправдывался Куш.
— Ей было шестнадцать, и она была влюблена, — возразил Бен-Абрам.
— К ней через стену зенана перебиралось похотливое животное.
— Молодой военачальник из гвардии принца, — поправил Бен-Абрам.
— Это был мой долг, господин. Я не хотел убивать ее. Мне только нужно было преподать урок остальным.
Бен-Абрам поднял руку, отвергая дальнейшие оправдания и возражения.
— Выслушай меня, евнух, и поверь всему, что я тебе скажу. Если с мальчиком что-нибудь случится… нет, если ты вздумаешь обращаться с ним без величайшей заботы, я сам позабочусь, чтобы ты кричал громче маленькой Фатимы.
Аль-Аллама внимательно слушал этот разговор. Теперь он заговорил.
— Я подтверждаю все приказы Бен-Абрама. Ребенку и его няньке подлежит отвести приличную квартиру, их следует хорошо кормить. Ты не должен запирать его или налагать ненужные ограничения. Он должен обладать такой же свободой, как все остальные сыновья принца. Он каждый день будет приходить ко мне для обучения, и я буду подробно расспрашивать его о том, как с ним обращаются. А теперь уйди с глаз моих. — Он взмахом руки отослал Куша. — Жди мальчика внизу. Отведешь его, когда он освободится.
Уходя, Куш бросил на Дориана полный злобы взгляд.
Бен-Абрам повернулся к Дориану.
— Я должен многое рассказать тебе. Ты слышал о бое на острове после твоего отъезда?
— Нет! Нет! Я об этом ничего не знаю. Расскажи, отец. Расскажи все.
— Не все новости хорошие, — предупредил Бен-Абрам и негромко заговорил. Дориан внимательно слушал. Когда Бен-Абрам рассказывал о нападении на крепость Флор-де-ла-Мар и о том, как его брат собственными руками убил аль-Ауфа, Дориан возбужденно и гордо вскрикивал.
— Аль-Ауф — зверь. Я так горжусь Томом. Хотел бы я быть там и видеть все это.
Но он заплакал, услышав о ранении отца и о том, что отец потерял обе ноги.
— Он умер, отец? Пожалуйста, скажи, что он жив.
— По правде говоря, малыш, я и сам не знаю. Он был жив, когда твой брат позволил мне покинуть остров. Думаю, твой брат собирался отвезти его в Англию.
— В Англию? — Дориан был в смятении. — Это ужасно далеко. Он может не вернуться. Том бросил меня?
Слезы выступили у него на глазах. И он позволил им течь по щекам.
Бен-Абрам взял его за руки и обнаружил, что мальчик дрожит, словно в лихорадке.
— Твой брат хороший человек, человек чести. Он отнесся ко мне с большой добротой.
— Но если он вернулся в Англию…
Дориан замолчал и с трудом глотнул.
— Он забудет обо мне. Я больше никогда его не увижу.
— Тогда такова будет воля Всевышнего. Между тем ты сын принца и должен быть внимателен к его пожеланиям.
Бен-Абрам встал.
— Ты должен слушаться святого аль-Алламу: он вернулся из Маската раньше принца, а ты по приказу его высочества должен подчиняться указаниям муллы.
Пока в самые жаркие часы дня мулла наставлял мальчика в вопросах веры, Бен-Абрам пил бесчисленное множество чашечек кофе, курил кальян и ждал. Раз или два он вставлял замечания или задавал вопросы, но по большей части слушал молча. Его незаметное присутствие успокаивало Дориана.
Пальмы на берегу под крепостью уже отбрасывали на солнце длинные тени, когда Бен-Абрам испросил благословения муллы и отвел Дориана туда, где с повозкой ждал Куш, чтобы отвезти его назад в зендан.
Когда между ними и евнухом оставалось такое расстояние, что тот не мог их услышать, Бен-Абрам остановился и негромко заговорил:
— Мы будем видеться так часто, как я смогу, — пообещал он, — когда ты будешь приходить на уроки к мулле. — Он заговорил еще тише, шепотом. — Твой брат проявил ко мне большую доброту. Если бы не он, меня бы тоже продали в рабство. Поэтому я пообещал передать тебе его послание. Но в присутствии муллы я не мог. Слушать должен только ты.
— Какое послание? Пожалуйста, скажи, отец.
— Твой брат просил передать тебе, что всегда будет верен клятве. Ты помнишь ее?
— Он поклялся вернуться за мной, — прошептал Дориан. — Страшной клятвой.
— Да, малыш. Он повторил для меня это свое обещание. Он вернется за тобой. Я не должен был говорить тебе это. Это противоречит интересам моего господина, но я не мог лишить тебя утешения — слов брата.
— Я знал, что он не забудет клятву. — Дориан коснулся рукава старика. — Спасибо, что сказал.
Угрозы Бен-Абрама и аль-Алламы произвели глубочайшее впечатление на Куша. На другой день Дориан и Тахи переселились в просторные покои в лучшей части зенана. Теперь у них был собственный дворик с фонтаном пресной воды. Куш прислал в помощь Тахи рабыню — хлопотать на кухне и для тяжелой работы, например, для смены бадей в уборной.
Он также прислал Дориану свежую одежду, а Тахи получила разрешение каждый день встречать повозки, которые привозили продукты и припасы. Она теперь могла сама выбирать свежее мясо и рыбу. Но главное, в течение дня Дориану разрешили свободно бегать по всему зенану. Однако, как Дориан ни жаловался, Куш не разрешал ему оставлять пределы зенана и навещать муллу в крепости одному.
Но и это изменилось, когда Дориан пожаловался Бен-Абраму. После этого Дориану разрешили уходить в порт и в центральную часть острова, хотя один из стражников следовал за ним и ни на миг не выпускал его из виду.
Обретя свободу, Дориан снова задумался о побеге с острова.
Но его планы были скорее фантазией, чем серьезным намерением.
Когда он стал часто бывать на пляже, куда приходили с уловом рыбацкие лодки, и попробовал подружиться с рыбаками, то понял, что Куш предусмотрел это. Должно быть, он предупредил рыбаков, чтобы они не разговаривали с неверным. А так как за ним непрерывно следовал стражник, у Дориана не было ни малейшего шанса украсть лодку или получить помощь от местных рыбаков или моряков. И Дориан смирился с тщетностью своих надежд на бегство. Он стал чаще и охотнее стараться завязать дружбу с солдатами в крепости, с конюхами в конюшнях принца и его сокольничими.
Ясмини радостно встретила его освобождение из заключения, и, поняв, что Куш не возражает, тотчас стала тенью Дориана. Конечно, ей не разрешалось выходить за пределы зенана, но она всюду ходила за Дорианом по садам и часто посещала покои, где жили Дориан и Тахи.