Февральская и в особенности Октябрьская революции в России фактически привели к ликвидации Кавказского фронта. Только в декабре 1917 г. с этого фронта ушло 40 тыс. русских солдат, что дало возможность турецкому командованию снять оттуда значительную часть войск и перебросить их на Месопотамский фронт против английской армии. Однако даже это не привело к ликвидации численного перевеса англичан, не говоря уже о том, что по своим боевым качествам британские дивизии превосходили турецкие.
27 ноября 1917 года Германия и Турция подписали специальное соглашение о сотрудничестве до конца войны, которое запрещало сторонам заключать сепаратный мир. По настоянию Турции немцы внесли в соглашение особый пункт «о тесном сотрудничестве обеих союзных сторон в распределении захваченной у врага добычи».
5 июля Кемаль-паша был назначен командующим новой 7-й армией в Алеппо, которая еще только формировалась. В командование армией он вступил только 8 августа. У Кемаля оставались большие сомнения по поводу наступления на Багдад. В середине августа состоялось еще одно совещание высшего военного руководства Османской империи, на котором присутствовали германский генерал Эрих фон Фалькенгайн. Джемаль-паша указал на угрожающее положение 4-й армии в Палестине. Фалькенгайн его поддержал и заявил, что 7-ю армию надо сперва использовать для того, чтобы отбросить англичан за Суэцкий канал, и лишь потом попытаться наступать на Багдад. Кемаль-паша считал, что 7-ю армию надо использовать прежде всего для угрозы Синайскому полуострову, а от наступления на Багдад следует вообще отказаться.
Вскоре, в конце июля, Фалькенгайн был назначен командующим армиями в Палестине, несмотря на возражения Джемаля-паши. У Фалькенгайна с Кемалем-пашой постоянно возникали трения по военным и политическим вопросам. 20 сентября Кемаль направил длинное письмо-рапорт Энверу, а его копии – Талаату и великому визирю. Он выражал озабоченность тем, что Турция не в состоянии предпринимать решительные военные усилия, и настаивал на возвращении к оборонительной стратегии. Кемаль требовал бережного и продуманного использования резервов. Он основывался на предпосылке, что британцы, имея превосходство в линиях коммуникаций, как морских, так и железнодорожных, смогут обеспечить себе численное превосходство на любом из театров боевых действий, где турки решат атаковать. Кемаль также поддержал идею слияния 7-й и 8-й армий и выразил готовность покинуть свой пост, чтобы вместо него был назначен германский генерал фон Кресс. Кемаль также предлагал провести внутренние реформы, касающиеся гражданского управления, чтобы армия чувствовала поддержку народа и могла быть обеспечена всем необходимым. Он резко осудил германское влияние на турецкую стратегию и выразил обеспокоенность тем, что Турция превращается в «германскую колонию». За неблагоприятную стратегическую ситуацию Кемаль винил прежде всего немцев. Он выдвинул идею, что Турция вплоть до конца войны должна отказаться от проведения наступательных операций, включая возможное наступление на Багдад, и сосредоточиться на обороне. Он доказывал, что стратегическая оборона – это единственный выход, и что незачем истощать и без того скудные ресурсы в бесплодных атаках. Вместо этого надо создать резервы для отражения грядущего наступления союзников. Он указывал на неэффективность местных властей, упадок экономики и ослабление армии. Кемаль предупреждал: «Война глубоко деморализовала все население страны… Бессилие гражданского правительства абсолютно… Если война продолжится, это приведет к полному краху султаната».
Он также рекомендовал сместить немецких офицеров с командных постов, так как немцы используют турок в своих собственных интересах, и советовал отправить 7-ю армию на Синай. Кроме того, Кемаль обменялся гневными письмами с Фалькенгайном, где высказывал те же мысли. Разумеется, такой рапорт Энвера не обрадовал, и 4 октября он сместил Кемаля-пашу с поста командующего 7-й армией. Его место занял Февзи-паша. Собственно, другого трудно было ожидать. Но Кемаль подобные удары судьбы переносил стойко. 15 октября он отправился в Стамбул, где продолжил свою критику правительственной стратегии. Вероятно, в то время он уже догадывался, что Центральные державы, в том числе и Турция, войну проиграют, и задумывался над тем, как минимизировать для Турции последствия неизбежного поражения. Критика Кемалем Энвера продолжалась всю зиму. Неудивительно, что паша оставался безработным, хотя и хлопотал о новом командном назначении в действующую армию. Страдая от бездеятельности, он на два месяца отправился поправить здоровье в австрийский Карлсбад.
Но это случилось уже после начавшегося 31 октября британского наступления в Палестине. Фалькенгайн приказал отойти на 10 км на новую оборонительную линию. Отступление совершалось по ночам под прикрытием арьергардов, которые несли тяжелые потери. Много турок попало в плен. К 9 ноября 8-я армия, на которую пришелся главный удар, откатилась на 20 км. Но 7-я армия отступала в гораздо большем порядке, очень медленно отдавая неприятелю территорию.
В Стамбуле Кемаль познакомился с главным интендантом армии Исмаилом Хаккы-пашой, человеком весьма влиятельным. От него зависело снабжение армии, и худо-бедно он с этой задачей справлялся, хотя не забывал и про собственный карман. Хаккы лучше многих других в империи видел, что крах приближается. Они с Кемалем обсуждали возможность создания чрезвычайного «кабинета спасения», состоящего только из военных. По словам Салиха Бозока, друга и адъютанта Кемаля, по просьбе Кемаля Хаккы назвал кандидатов в такое правительство: Джемаль, Халиль и Кемаль. «А Энвер?» – спросил Кемаль. «Это наилучший выбор», – ответил Хаккы. Тогда Кемаль заявил: «Я предпочитаю оставаться на командном посту в армии, чтобы защищать правительство, а не быть членом этого кабинета». По свидетельству же другого адъютанта Кемаля, Шюкрю Тезера, Хаккы предложил свергнуть султана и провозгласить республику. «А кто ее возглавит?» – поинтересовался Кемаль. «Ты, я и, конечно же, Энвер», – ответил Хаккы, после чего Кемаль потерял интерес к «кабинету спасения».
Через несколько дней его вызвали к Энверу. Выйдя оттуда, Кемаль в ярости заявил: «Теперь Энвер-паша может предать меня суду военного трибунала… Исмаил Хаккы всё отрицает, я – единственный обвиняемый. Энвер может меня казнить, обвинив в подготовке государственного переворота». Но когда Энвер снова вызвал строптивого пашу в свой кабинет, Кемаль заверил его в своей преданности, чему Энвер вряд ли поверил. Вскоре Энвер пригласил Кемаля в свою резиденцию в Куручешме на берегу Мраморного моря. Когда в приемной у него потребовали сдать оружие, Кемаль отказался и позвал своего адъютанта. Тут появился Энвер, и они стали беседовать как ни в чем не бывало. Кемаль убедился, что Энвер не рискует его арестовать, опасаясь взрыва недовольства в армии и народе. 7 ноября 1917 года Кемаль был даже причислен к турецкому Генеральному штабу.
Надо сказать, что к концу 1917 года Турция уже отмобилизовала основную часть своих людских резервов. В армию была привлечена вся молодежь призыва 1918-го, 1919-го и даже 1920 года.
20 декабря 1917 года наследный принц Вахидеддин начал официальный визит в Германию, и Кемаль оказался в его свите. Турецкая делегация оставалась в Германии вплоть до января 1918 года. Возможно, Энвер рассматривал эту командировку Кемаля как своего рода почетную ссылку и надеялся, что он останется в Германии по крайней мере до окончания войны. Однако Кемаль не только не умирал от скуки во время этого трехнедельного путешествия, но и сумел сблизиться с наследником османского престола. По этому поводу Кемаль в июле 1918 года писал в своем дневнике: «Между нами возникли в определенной степени доверительные отношения», – отметил он. Наследник трона, будучи несдержанным, как и Кемаль, был покорен энтузиазмом паши, а Кемаль в свою очередь обнаружил, что вялость, инертность Вахидеддина – всего лишь маска, искусно скрывающая амбиции наследника. Кемаль критиковал Энвера и немцев и предлагал принцу возглавить армию, где он стал бы начальником Генерального штаба. 4 января 1918 года Вахидеддин с Кемалем вернулись в Стамбул. Вахидеддин занял свое место во дворце наследного принца, а Кемаль опять остался без должности.
Кемаль, как опытный генерал, сумел при посещении германского Западного фронта изучить не только те объекты, которые немцы хотели показать, но и ряд других, по своему усмотрению. Он пришел к убеждению, что для Германии война проиграна и что Турция должна выйти из подчинения немцам.
Острые приступы почечных колик вынудили Кемаля оставаться дома на постельном режиме в течение месяца, а в середине мая он отбыл на лечение в Карлсбад. Болезнь угнетала Кемаля, но он всё же в марте дал большое интервью Рушену Эшрефу, молодому журналисту из «Нового обозрения». Кемаль предупредил: «Естественно, я не собираюсь говорить с вами о вопросах, касающихся военной тайны; они не интересуют ни вас, ни ваших читателей».
Интервью было вполне панегирическим по отношению к паше. Одно перечисление ранений Кемаля должно было расположить к нему читателей: «Да, я заметил след от пули на правой стороне мундира. Находящийся рядом офицер спросил: “Вы ранены, эфенди?” Я мгновенно подумал о том, как могло бы повлиять это известие на моральный дух солдат. Я тут же прикрыл рукой рот офицера: “Замолчи! Осколок шрапнели ударил меня в грудь, попав точно по карману, где были часы. Часы разлетелись вдребезги, а на груди остался лишь след от осколка…”» Так Кемалю помогали увековечить его славу. На журналиста Кемаль произвел огромное впечатление, и позже он одним из первых присоединится к мятежному паше в Анатолии. Кемалю журналист тоже понравился, и после интервью паша подарил ему фотографию с дарственной надписью, где хвалил турецкую молодежь, «стремящуюся отыскать и распространять свет среди мрака и безнравственности сегодняшнего дня во имя любви к родине и правде». И многозначительно добавил: «Вы – достойный представитель нового поколения. Я ожидаю от вас серьезной помощи…»